Кладбище домашних животных (другой перевод) - Кинг Стивен - Страница 25

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая

Луис, который знал только то, что Вендиго — это, кажется, дух северной страны, спросил:

— Ты тоже думаешь, что земля испортилась?

Джуд улыбнулся — во всяком случае, губы его растянулись.

— Я думаю, что это опасное место, но не для кошек или собак. Поэтому иди и похорони твоего кота.

Луис опустил в яму свой пакет и забросал его землей. Теперь он чувствовал спокойствие и усталость. Стук комьев земли о пластик угнетал, вся бодрость куда-то подевалась, и ему хотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Он кинул в яму последнюю лопату («Никогда не хватает, — вспомнил он сказанные тысячу лет назад слова его дяди-могильщика. — Земли никогда не хватает, чтобы засыпать могилу до конца».), и повернулся к Джуду.

— Курган, — сказал тот.

— Джуд, я уже устал и...

— Это же кот Элли, — сказал Джуд, и голос его был непреклонен. — Она хочет, чтобы ты это сделал.

Луис вздохнул.

— Ну, надеюсь.

Сооружение пирамиды из камней заняло еще десять минут. Когда все было готово, над могилой Черча возвышался каменный курган, и Луис почувствовал небольшое удовлетворение. Он надеялся, что Элли никогда не побывает здесь — его пугала сама мысль о том, чтобы вести ее сюда через эту трясину с зыбучими песками, — но ему сделанное его руками казалось удачным.

— Многие из них развалились, — сказал он Джуду, поднимаясь и отряхивая колени. Теперь он мог оглядеться пнимательнее, и увидел, что некоторые курганы вокруг рассыпались. Но Джуд хотел, чтобы он выстроил свой курган только из выкопанных камней.

— Ага, — сказал Джуд. — Я говорил: место старое.

— Теперь все?

— Да, — он похлопал Луиса по плечу. — Молодец. Я знал, что у тебя получится. Теперь пошли домой.

— Джуд... — начал он снова, но Джуд уже взял кирку и начал спускаться. Луис подхватил лопату и набрал в грудь воздуха для ходьбы. Он еще раз оглянулся, но курган, под которым лежал Уинстон Черчилль, кот его дочери, скрылся и густой тени.

«Ну вот, теперь крутим пленку назад», — подумал Луис устало, когда они пробивались через лес и болото на пути к дому. Он не знал, сколько сейчас времени, днем он снял часы, когда ложился, и они теперь лежали возле его кровати. Он только знал, что полностью измотан. Такого чувства у него не было с тех пор, как он однажды летом, шестнадцать или семнадцать лет назад, работал мусорщиком в Чикаго.

Они вернулись тем же путем, но он почти ничего не помнит. Он так же перебирался через валежник, почувствовал твердую, надежную руку Джуда, протянутую ему — и через миг оказался на последнем отрезке пути, у могил кота Смэки, Трикси и Марты, нашей любимой крольчихи. Здесь он бывал уже не только с Джудом, но и со всем своим семейством.

Это был тот же путь, по которому он проходил с Виктором Паскоу во время своего сна, но сейчас он не вспоминал об этом. Он лишь подумал, что этот поход был опасным не в мелодраматическом смысле Уилки Коллинза, но совершенно реально. Он мог убиться на этом валежнике. Они оба могли. Его поведение было безумным. Он даже не мог понять, как огорчение по поводу смерти их любимца переросло в такой эмоциональный подъем.

Через какое-то время они были дома.

Они прошли до конца тропы, не разговаривая, и остановились у дома Луиса. Ветер все еще завывал. Так же, молча, Луис протянул Джуду кирку.

— Я пошел, — сказал Джуд. — А то Луэлла Биссон или Рути Паркс придут с Нормой и удивятся, куда я подевался.

— А сколько времени? — спросил Луис, удивленный, что Нормы может еще не быть дома; ему казалось, что уже очень поздно.

Джуд выудил часы из кармана штанов.

— Уже полдевятого.

— Полдевятого? — тупо переспросил Луис. — Всего-то?

— А ты как думал?

— Я думал, гораздо больше.

— Ну, до завтра, — сказал Джуд, поворачиваясь.

— Джуд...

Он опять повернулся к Луису.

— Джуд, зачем мы ходили туда?

— Как зачем? Мы хоронили кота твоей дочки.

— И это все?

— А что же еще? — сказал Джуд. — Ты хороший человек, Луис, но задаешь слишком много вопросов. Иногда люди делают то, что им кажется правильным. А потом, когда они подумают над тем, что они сделали, начинают сомневаться и задавать вопросы. И им кажется, что они сделали глупость. Понимаешь, о чем я?

— Да, — сказал Луис, опять подумав о том, что старик читает его мысли.

— А они не думают, что прежде всего, когда что-то делаешь, нужно спрашивать свое сердце? Как ты думаешь?

— Я думаю, — медленно сказал Луис,— что может быть, ты и прав.

— И то, что в сердце — об этом много не расскажешь, так ведь?

— Ну...

— Нет, — сказал Джуд, словно Луис что-то возразил. — Не расскажешь. — Его голос был таким уверенным и убежденным, что Луис вздрогнул. — Потому что это тайна. Женщины не могут хранить тайны, но ни одна женщина не разболтает то, что лежит у нее на сердце. Земля тверже человеческого сердца, Луис — как земля в этих старых индейских могилах. Человек растит, что он может... и пожинает плоды.

— Джуд...

— Не спрашивай ничего, Луис. Что сделано, то сделано. Слушай зов своего сердца.

— Но...

— Никаких «но». Смирись с тем, что сделано, и слушай зов своего сердца. Мы сделали все, как нужно... по крайней мере, мне так кажется. В другое время это было бы неправильно.

— Но можешь ты ответить хотя бы на один вопрос?

— Ну, посмотрим.

— Откуда ты знаешь про это место? — этот вопрос тоже возник у Луиса на обратном пути, вместе с подозрением, что в жилах самого Джуда течет кровь микмаков — хоть и не похож, но где гарантия, что все его предки были стопроцентными американцами?

— От Стэнни Б. — сказал Джуд с удивленным видом.

— Он что, просто рассказал тебе?

— Нет. Это не то место, о котором должно просто рассказать. Я похоронил там своего пса Спота, когда мне было десять лет. Он гнался за кроликом и напоролся на проволоку. Раны загноились, и это его убило.

Что-то в этом было не так, что-то не согласовывалось с фактами, уже известными Луису, но он слишком устал, чтобы разобраться. Больше Джуд ничего не говорил, только смотрел на него загадочным стариковским взглядом.

— Спокойной ночи, Джуд.

— Спокойной ночи.

Старик пошел через дорогу, неся кирку и лопату.

— Спасибо! — крикнул Луис почему-то.

Джуд не обернулся, только помахал ему рукой.

И тут в доме зазвонил телефон.

Луис побежал, преодолевая боль в спине и в ногах, но пока он добрался до кухни, телефон прозвонил шесть или семь раз. Он схватил трубку, но оттуда раздавался только длинный гудок.

«Это Рэчел, — подумал он. — Позвоню ей».

Но внезапно ему показалось невероятно утомительным набирать номер, объясняться с ее матерью или, еще хуже, с отцом, говорить с Рэчел, а потом с Элли. Элли еще не спит; в Чикаго время отстает на час. Элли спросит про Черча.

«О, с ним все в порядке. Он попал под грузовик. Да-да, под грузовик «Оринко». Не волнуйся. Грузовик его убил, но не изувечил. Мы с Джудом закопали его на старом индейском кладбище — это рядом с Кладбищем домашних животных, если помнишь. Превосходная работа, малышка. Я как-нибудь отведу тебя туда, и мы положим цветы к памятнику — пардон, к кургану. Когда зыбучие пески замерзнут, и все медведи уснут до весны».

Он снова положил трубку и пошел в ванную. Сняв рубашку, он умылся. Он вспотел, как свинья, невзирая на холод, и пах не лучше этого животного.

В холодильнике нашлось несколько кусочков мяса. Луис разогрел их, положил на хлеб и добавил пару кружочков бермудского лука. После этого он полил их кетчупом и накрыл еще одним куском хлеба. Если бы здесь были Рэчел и Элли, они бы одинаково наморщили нос — фу, как вульгарно.

«Но вас тут нет, леди», — подумал Луис с некоторым удовлетворением и откусил кусок. Вкус показался ему восхитительным. «Мудрец Конфуций сказал: кто пахнет, как свинья, тот ест, как волк», — подумал он и улыбнулся. Он запил бутерброд молоком прямо из пакета — еще одна привычка, которой Рэчел не выносила, — и потом поднялся наверх, разделся и рухнул на кровать, даже не почистив зубы. Все его боли слились в одну сплошную ноющую боль, которая даже как-то успокаивала.

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая