Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Иннес Хэммонд - Страница 9
- Предыдущая
- 9/60
- Следующая
— Десять лет? Где же вы этому научились?
— В Норвегии, — откликнулась она. — Моя мать норвежка. Мы жили в Осло. Папа был директором одной из китобойных компаний в Сандефьорде.
— Вы там познакомились с Фарнеллом? — спросил я.
Она быстро вскинула на меня глаза.
— Нет, — ответила она. — Я вам уже говорила. Я познакомилась с ним, когда работала на роту Линге. — Немного поколебавшись, она добавила: — Как вам кажется, почему бедный мистер Дахлер сомневается в обстоятельствах смерти Джорджа?
— Я не знаю, — ответил я. Меня это тоже озадачило. — Почему вы называете его бедным мистером Дахлером?
Она наклонилась вперед, присмотрелась к нактоузу, а затем немного перехватила штурвал.
— Он так много страдал. Эта рука… мне было больно увидеть его таким.
— Вы знали его прежде? — спросил я.
— Да. Очень давно. Он бывал у нас дома. — Она снова посмотрела на меня и улыбнулась. — Он меня не помнит. Я тогда была маленькой девочкой с косичками.
— Он вел какие-то дела с вашим отцом?
Когда она кивнула, я поинтересовался, каким бизнесом тогда занимался Дахлер.
— Судоходством и грузоперевозками, — ответила она. — У него был целый флот каботажных пароходов и несколько нефтяных танкеров. Его компания снабжала нас топливом. Поэтому он и приходил к моему отцу. У него также была доля в одной из наших китобойных баз, и им нравилось беседовать об этом. О китобойном бизнесе отец был готов говорить бесконечно.
— Почему Дахлер боится возвращаться в Норвегию? — спросил я. — Почему Йоргенсен сказал, что ему угрожает арест?
— Я не знаю. — Она нахмурилась, как будто пытаясь решить эту задачу. — Он всегда был очень мил. Постоянно привозил мне что-нибудь из Южной Америки. Он так и говорил, что танкеры нужны ему только для того, чтобы доставлять мои подарки. — Она рассмеялась. — Однажды он взял меня с собой кататься на лыжах. Сейчас по нему не скажешь, но когда-то он был отличным лыжником.
После этого мы надолго замолчали. Я пытался представить себе Дахлера таким, каким он был когда-то. Она тоже, видимо, погрузилась мыслями в прошлое. Внезапно она произнесла:
— Почему майор Райт до сих пор не передал радиограммы? — Похоже, ответа от меня она не ожидала, потому что тут же продолжила: — Все эти люди на борту вашего судна хотят взглянуть на его могилу? Это… не знаю почему, но меня это немного пугает.
— Вы хорошо его знали? — спросил я.
Она посмотрела на меня.
— Джорджа? Да, я знала его достаточно хорошо.
Немного поколебавшись, я спросил:
— Вам это о чем-нибудь говорит: «Коль я погибну, думай лишь о том…»?
Я не ожидал, что мой простой вопрос так ее потрясет. На несколько мгновений она замерла, как будто оцепенев. Затем, как и полагается человеку, находящемуся в трансе, она пробормотала оставшиеся две строчки: «…что стал навек английским уголок».
Она подняла на меня широко раскрытые от удивления глаза.
— Где вы это услышали? — спросила она. — Как вы узнали… — Она замолчала и сосредоточенно уставилась на компас. — Простите, я сбилась с курса.
Шум ветра и моря почти полностью заглушали ее голос. Она повернула штурвал, и яхта накренилась. Зашипела вода, и я ощутил, как ветер всей тяжестью навалился на полотнище паруса.
— Почему вы цитируете мне Руперта Брука? — Ее голос звучал твердо, и я чувствовал, каких усилий ей стоит его контролировать. Затем она снова подняла на меня глаза. — Эти слова были в записке?
— Да, — кивнул я.
Она повернула голову, глядя в темноту.
— Значит, он знал о том, что умрет. — Эти произнесенные шепотом слова я услышал только благодаря отнесшему их в мою сторону ветру. — Почему он прислал это сообщение вам? — спросила она, неожиданно оборачиваясь ко мне и испытующе вглядываясь в мое лицо.
— Он прислал его не мне, — отозвался я. — Я не знаю, кому оно предназначалось. — Она промолчала, и я поинтересовался: — Когда вы видели его в последний раз?
— Я вам уже говорила, — пробормотала она. — Я познакомилась с ним, когда он служил в роте Линге. А потом он отправился на штурм Молёя. Он… он не вернулся.
— И вы его больше никогда не видели?
Она рассмеялась.
— Столько вопросов. — Ее смех затих. — Давайте больше не будем об этом говорить.
— Вы к нему привязались, не так ли? — не унимался я.
— Прошу вас, — произнесла она. — Он умер. Говорить больше не о чем.
— Если вы так в этом уверены, — возразил я, — почему вы явились ко мне сегодня утром уже с вещами и полностью готовая к отъезду в Норвегию? Неужели это объясняется всего лишь сентиментальным желанием увидеть его могилу?
— Я этого не хочу! — с неожиданной горячностью воскликнула она. — Глаза бы мои ее не видели.
— В таком случае почему вы здесь? — повторил я свой вопрос.
Похоже, она собиралась бросить мне в ответ какую-то резкость, но внезапно передумала и отвернулась.
— Я не знаю, — прошептала она.
Она произнесла это так тихо, что ветер успел отнести ее слова прежде, чем я убедился в том, что не ослышался.
— Вы не встанете к штурвалу? — внезапно попросила она меня. — Я на минуту спущусь вниз.
На этом наша беседа оборвалась. Снова поднявшись на палубу, она остановилась немного поодаль. Свет ходового фонаря выхватывал из темноты ее высокую грациозную фигуру, которую не скрывала даже мешковатая куртка. Я видел, как ветер трепал ее волосы, а сама она ритмично покачивалась в такт качке. Я сидел у штурвала, беседовал с находящимся в рубке Уилсоном и спрашивал себя, что ей известно и кем был для нее Фарнелл.
Мы приблизились к затонувшему плавучему маяку. Я изменил курс на плавучий маяк Смитс-Нолл. Час спустя мы позвали вахту правого борта. Я также сделал запись в судовом журнале и отметил наш курс на карте. С того момента как мы подняли паруса, мы делали не меньше восьми с половиной узлов в час.
— Курс на северо-восток, — произнес я, передавая штурвал Дику.
Он рассеянно кивнул. Он всегда бывал таким в первый день плавания. За шесть лет, которые он прослужил на королевском флоте, он так и не сумел побороть морскую болезнь. Райт тоже чувствовал себя неважно. Его позеленевшее лицо покрывала испарина, и на фоне его бледности рыжая шевелюра полыхала огнем в тусклом освещении рубки. Йоргенсен, облаченный в позаимствованные у нас свитера и непромокаемую куртку, казалось, не замечает качки, так же как и Картер, который столько лет провел в кочегарках и машинных отделениях престарелых пароходов, что ему все было нипочем.
Мою вахту вызвали наверх в четыре часа утра. Ветер усилился до пяти баллов, но яхта теперь шла даже легче. Я обратил внимание на то, что часть парусов убрана. Тем не менее качка оставалась достаточно сильной. Волны были такими высокими, что «Дивайнер» вонзал в них бушприт, как матадор шпагу. Весь день ветер дул с юго-востока, позволяя нам пересекать Северное море с приличной скоростью в семь, а то и восемь узлов. К заходу солнца мы преодолели сто пятьдесят пять миль из того расстояния, которое отделяло нас от побережья Норвегии. Яхта мчалась вперед так уверенно, как будто участвовала в океанских гонках. Это стремительное скольжение под парусами настолько меня захватило, что я почти забыл, зачем мы идем в Норвегию. Прогноз погоды беспрестанно угрожал штормом, и незадолго до полуночи нам снова пришлось сократить площадь парусов. К следующему утру ветер немного стих и задул с северо-востока. Мы ушли в крутой бейдевинд, что позволило нам продолжить свой путь против ветра.
За прошедшие два дня я сумел довольно близко познакомиться с Джилл Сомерс. Этой высокой и стройной девушке было двадцать шесть лет, и, несмотря на всю свою деятельную натуру, в критической ситуации она умела сохранять ледяное спокойствие. Она не была красивой в общепринятом смысле этого слова, но мальчишеская легкость ее движений и жажда жизни наделяли весь ее облик своеобразной красотой. Ее обаяние заключалось в ее манерах, а также в том, как легко ее довольно полные губы расплывались в улыбке, которая всегда была слегка кривоватой. И когда она улыбалась, улыбались и ее глаза. Она обожала ходить под парусом, и мы оба настолько наслаждались ощущением ветра, стремительно увлекающего нас вперед, что напрочь забыли о Джордже Фарнелле. Его имя было упомянуто лишь однажды. Она рассказывала мне о том, как они с отцом выбирались из Норвегии перед самым немецким вторжением и как, проведя всего несколько месяцев в Англии, она через норвежские военные власти в Лондоне связалась с ротой Линге и начала работать на Сопротивление.
- Предыдущая
- 9/60
- Следующая
