Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Иннес Хэммонд - Страница 35
- Предыдущая
- 35/60
- Следующая
Я часто вспоминаю тот день. Это было начало чего-то нового в моей жизни. Сидя за штурвалом и наблюдая за тем, как неторопливо распахивается перед нами поворот фьорда, я впервые в жизни понял, что такое разделить чувства другого человека. Я знал, какие чувства ее охватили, так же отчетливо, как будто испытывал их сам. Она была одета в темно-красный свитер и зеленые вельветовые брюки. Ее светлые волосы, которые перебирал легкий ветерок, сверкали на солнце нитями чистейшего золота. Мы оба молчали. Тишину нарушал только ритмичный гул двигателя и легкий шорох разрезаемой носом яхты воды.
Постепенно огромный мыс по левому борту скользнул назад, и впереди раскинулся обширный горный массив к северу. И вдруг горы как будто расступились, и перед нами открылся вид на Балестранд и Фьерландсфьорд, от которого захватывало дух. Зубчатые горные хребты вздымались друг за другом неровными рядами. Кряжи громоздились друг на друга, вонзаясь вершинами в опрокинутую синюю чашу неба. Нижнюю часть склонов покрывала темная зелень сосен, а долины сверкали, как изумруды. Но выше растительность исчезала, и серо-коричневые скалы уступами карабкались все выше, напоминая неприступные бастионы и подпирая сверкающие шапки ледников.
— Как красиво! — прошептала Джилл.
Но я знал, что она думает не о дикой красоте этих мест. Она смотрела вдаль, туда, где волшебным ковром сверкали на солнце снега Йостедала, и вспоминала Фарнелла.
После этого она долго молчала. Она просто сидела рядом и думала о нем. Я ощущал ее мысли у себя в голове, и каким-то странным образом они причиняли мне боль. Ее левая рука свободно лежала на краю кокпита. Тонкая, как будто выточенная из слоновой кости, с изящным запястьем и голубоватыми прожилками вен, она лежала на покрытой лаком коричневой поверхности из красного дерева, так близко от меня, что я совершенно бездумно, осознавая только ее эмоции у себя в груди, потянулся к ее пальцам. Они оказались прохладными и гладкими. Едва я коснулся ее кожи, как почувствовал, насколько она мне близка. Еще никогда и ни с кем я не был так близок. Я хотел убрать руку, но внезапно она сжала мои пальцы. А потом посмотрела на меня. Ее серые глаза широко распахнулись, и их подернула поволока. Она держалась за мою руку, как будто это было нечто такое, что она боялась потерять.
— Спасибо, Билл, — тихо произнесла она. — Я очень вам благодарна.
— Он так много для вас значил? — спросил я, и мой голос предательски дрогнул.
Она кивнула.
— Так много. — Она снова перевела взгляд на горы. — Так много и так давно. — Она снова помолчала, продолжая держать меня за руку. — Шесть недель, — прошептала она, как будто разговаривая сама с собой. — Это все, что у нас было. — Она обернулась ко мне. — Билл. Ради чего мужчина может отречься от любви? Это должно быть что-то недоступное пониманию женщины. Вот вы, например. Вы когда-нибудь были влюблены?
— Много раз, — ответил я.
— Но это не было по-настоящему? Вам не приходилось испытывать чувство, ради которого вы были бы готовы отречься от всего остального?
— Нет, — покачал головой я.
Внезапно ее пальцы так сильно стиснули мою руку, что я ощутил, как ее ногти вонзились в мою ладонь.
— Почему? — тихо воскликнула она. — Почему? Скажите мне, почему? Что оказывалось для вас важнее любви?
Я не знал, как ей ответить.
— Азарт, — наконец произнес я. — Стремление жить, каждый день бросая вызов всем окружающим.
— Вы хотите сказать, что жена — это обуза?
Я кивнул:
— Для некоторых мужчин да.
— И Джордж был одним из них?
— Возможно. — Я колебался. Как мог я объяснить ей, что заставляло такого мужчину, как Джордж Фарнелл, любить металлы больше, чем себя самого. — Джилл, — наконец произнес я, — Фарнелл был богом в своем деле. Я не знаю человека, который знал бы о металлах больше, чем он. И движущей силой его жизни была вера в то, что он способен вскрыть вот эти самые горы и позволить им извергнуть поток своих минеральных богатств. Для обычного человека он мошенник, беглый заключенный, дезертир. Но в его собственном представлении все это было оправдано. Это были средства, которые вели его к определенной цели. Его искусство было для него всем на свете. Его ставкой была вся его жизнь. И он поставил на то, что в этих горах, вот под этими самыми льдами, на которые вы смотрите, есть металлы. Если в процессе этой великой игры он причинил вам боль… себе он навредил еще больше.
Похоже, она поняла, потому что медленно кивнула.
— Все было подчинено этой цели. — Она вздохнула. — Да, вы правы. Жаль, что я не знала этого раньше. Тогда я… — Она осеклась. — Нет, — произнесла она. — Ничего бы это не изменило. Ведь меня привлекли именно его целеустремленность, целостность и внутренний огонь. — Какое-то время она сидела с закрытыми глазами. Ее расслабленная и мягкая ладонь спокойно лежала в моей руке. — А вы, Билл, — наконец заговорила она. — Вы говорите, что были влюблены. Много раз. Что всякий раз заставляло вас оставлять эту любовь и снова и снова идти дальше?
Я колебался.
— Я не уверен, — наконец ответил я. — Думаю, азарт. Ведь это так увлекательно — что-то затевать, постоянно бороться с проблемами, которые кажутся неразрешимыми, и в конце концов преодолевать все препятствия. Я покоритель вершин в технической отрасли. Мне всегда нужно было взобраться на следующую высоту.
— А теперь? — спросила она.
Я пожал плечами.
— Пока с меня довольно, — ответил я. — Во время войны я взобрался на самый верх. Я был изнурен и пресытился собственным стремлением к власти. Теперь меня вполне устраивает нежиться в солнечных лучах, лежа на палубе собственной яхты. Во всяком случае, таков был мой план.
— Был?
Тонкая линия ее бровей слегка приподнялась.
— Ну, не знаю, — снова пожал плечами я. — Все время, что мы плыли к этим горам, во мне зарождались и крепли былые ощущения. Азарт. Если я смогу узнать, что обнаружил Фарнелл…
Я осекся. Поиск трофеев умершего человека вдруг показался мне донельзя омерзительным.
— Понятно… — произнесла она, отворачиваясь и глядя на горы.
Внезапно с совершенно неожиданной страстностью она воскликнула:
— Боже мой! Ну почему я родилась женщиной?
Она встала и спустилась вниз. Я остался сидеть у штурвала, испытывая странное чувство одиночества. Горы уже не сверкали, и синее небо тоже внезапно потускнело. И тут я понял и впервые признался себе в этом, что в моей жизни всегда не хватало чего-то очень важного. Я только что держал это важное за руку. Вот и все. Оно не принадлежало мне. Я одолжил его у мертвеца.
Одно из неподвижных, распластавшихся на палубе тел зашевелилось. Это был водолаз.
— Санде, — окликнул его я.
Он сел и потер глаза. Затем медленно встал.
— Где мы встречаемся с вашим партнером? — спросил я.
— Фьерланд, — ответил он.
— Он приедет во Фьерланд в лодке Эйнара Сандвена?
— Ja.
— Когда?
— Не знаю. Понимаете, я только попросил передать ему сообщение.
— Так значит, он может сейчас спускаться вниз по фьорду?
— Точно так. — Он прикрыл ладонью глаза и посмотрел на мерцающую водную гладь. Потом он поднял к глазам бинокль и покачал головой. — Я его не вижу.
Я взял у него бинокль и внимательно осмотрел фьорд перед нами. Мне удалось разглядеть несколько лодок, но все они были достаточно большими. Я поднял бинокль и принялся разглядывать горы и сужающееся русло Фьерландсфьорда. Поросшие елями склоны отвесно спускались к воде, которая странным образом в этом месте меняла свой цвет, становясь светло-зеленой. На узкой зеленой и плодородной полоске суши блестел на солнце белый фасад большого отеля. Окружающий мир казался мирным и безмятежным. Эта полоска земли представляла собой Балестранд, к пристани которого подходил пароход. Над его красной трубой появилось облачко пара. Мгновение спустя горы отозвались далеким эхом пароходного гудка.
— Красиво, правда?
Я поднял голову. Рядом стоял Дахлер.
- Предыдущая
- 35/60
- Следующая
