Граница Света - Агаева Камилла - Страница 43

Когда первый болевой шок прошел, Гефестион к своему огромному несчастью снова осознал, что он жив. Превозмогая нечеловеческую, адскую боль, он открыл глаза и увидел ярко-голубое небо. В то мгновенье ему показалось, что бесконечная лазурь смеялась над ним, снисходительно взирая на его беды.

Несчастный македонянин закрыл глаза и взмолился о том, чтобы хотя бы лишиться сознания и не испытывать этой жуткой боли во всем теле. Сломанные руки и ноги не слушались, а раздробленные ребра и позвоночник мешали дышать. Захлебываясь собственной кровью, Гефестион был даже не в состоянии закричать.

Он не помнил, сколько времени он пролежал, пытаясь хоть чуть-чуть привести в порядок воспаленные мысли. Наконец, истратив последние силы на борьбу с жестокой болью, он потерял сознание.

И снова все тот же овраг, голубое небо и журчание воды где-то совсем близко. Гефестион уже не знал, сон это или явь. Неожиданно до него донесся звук чьих-то шагов, медленных и спокойных. Македонянин приложил усилие и открыл глаза. На этот раз ему почему-то удалось это гораздо легче, чем прежде, словно кто-то умыл его залитое кровью лицо. В это время приблизившийся человек опустился рядом с ним на колени. Гефестион повернул голову и увидел родное лицо.

— Александр… — прошептал он. — Ты пришел… Ты пришел, чтобы забрать меня!

Но в ответ македонский царь лишь отрицательно покачал головой.

— Почему?! — с отчаянием спросил Гефестион. — Почему нет?!

— Твой путь еще не закончен, — последовал ответ.

— Мой путь?! — македонянин почувствовал, как слезы потекли по его щекам. — А сколько еще мне скитаться по свету?! Сколько еще маяться от бесконечной жизни?!

Царь молчал.

— Александр, — взмолился Гефестион. — Где бы ты ни был, забери меня к себе. Я больше не могу, не могу, понимаешь?

В ответ его друг лишь провел рукой по его волосам.

— Мне так больно, — продолжал македонянин. — Я молю Бога помочь мне, но он не слышит моих молитв! Может, твою молитву Он услышит? Попроси Его сжалиться надо мной, попроси послать за мной смерть.

В ответ Александр опустил глаза.

— Я не могу просить за тебя, друг мой. Господь никогда не посылает человеку те испытания, которые тот не в состоянии преодолеть. Ты должен сам пройти через все, что тебе уготовано.

— Но я не могу…

— Можешь, — царь поднялся.

— Не уходи! — Гефестион почти закричал. — Не оставляй меня! Я не хотел говорить, но это…

Он осекся. Любовь к дорогому другу по-прежнему помешала ему рассказать Александру о его жене. Он никогда не жаловался царю на Роксану. Не сумел он сделать этого и на сей раз.

— Прости… — прошептал Гефестион. — Прости…

В это время ему показалось, что он заметил слезы в глазах Александра. Его друг словно хотел ему что-то сказать, но не мог. Повернувшись, он медленными шагами пошел прочь. Гефестион хотел было снова позвать его, но что-то помешало ему. Он вздрогнул и очнулся.

Македонянин открыл глаза и почувствовал, что раздиравшая его на части боль немного притупилась. Или же он уже свыкся с ней и не ощущал так сильно. В это время он заметил, что начали сгущаться сумерки. Прошло несколько часов, и стало совсем темно. Всю ночь Гефестион пролежал, глядя в бездонное звездное небо. Иногда он засыпал от бессилья, но потом снова просыпался. С каждым часом боль в его теле становилась все слабее и слабее. К утру он был уже способен слегка шевелить пальцами рук, а трое суток спустя сумел с трудом подняться на ноги. Шатаясь и спотыкаясь, он добрался до маленького ручья поблизости от того места, где пролежал все это время и умыл лицо, успевшее покрыться жесткой щетиной. Подобрав длинную палку, чтобы опереться, Гефестион выровнялся и посмотрел на пологий склон оврага, по которому ему надо было подняться. Подъем предстоял далеко не легкий, но он знал, что должен его преодолеть.

В маленькой таверне «Валери» было как всегда много народу. Крестьяне и мелкие торговцы любили собираться здесь по вечерам, чтобы выпить простого дешевого вина, отдохнуть после тяжелого рабочего дня и поделиться с соседями последними новостями. Уже несколько дней главной темой для слухов были смерть маркиза де Шевреза и его красавицы жены.

— Да сбежал он, сбежал! — толстый торговец со всей силой опустил кружку с вином на стол, да так, что даже немного расплескал ее содержимое. — Этот бессовестный герцог де Гурдон просто сбежал!

— Я однажды видел этого герцога, — скрипучим голосом проговорил один из крестьян. — Мы тогда привозили овощи на продажу на парижский базар. В тот день он гулял там со своим другом.

— Де Монтрэ, — буркнул торговец. — Беднягу кто-то прирезал в его собственном поместье.

— Кто-то?! — проскрипел крестьянин. — Это был де Гурдон! Дворецкий Себастьяна клялся, что герцог был последним, кто уходил от него.

— Вот негодяй, — торговец допил свое вино и подозвал девушку, которая разносила выпивку. — Дорогуша, налей мне еще.

Та улыбнулась и наполнила его кружку до краев.

— Вот увидите, — он сделал жадный глоток, — рано или поздно, но этот тип снова…

Раздавшийся скрип открывающейся двери не дал ему договорить. Все люди в таверне обернулись и посмотрели на вошедшего человека. В изорванной грязной окровавленной одежде, длинными спутанными волосами, пятидневной щетиной на лице и диким блуждающим взглядом он произвел на них жуткое впечатление. Несколько минут они смотрели на незнакомца, не зная как поступить. Наконец, хозяин таверны, выйдя из оцепенения, подошел к вошедшему мужчине.

— Вам нечего здесь делать, — глухим голосом произнес он. — Уходите.

Гефестион посмотрел на него усталым измученным взглядом, но не ответил.

— Жаль, что Франсуа Верлену не удалось то, чего он так жаждал, — продолжал хозяин таверны. — Никто бы не горевал по такому, как вы.

— Я просто хотел попросить стакан воды, — хрипло проговорил македонянин.

— Для вас, герцог де Гурдон, здесь не найдется даже этого, — отрезал француз. — Вам нет здесь места. Уходите!

Гефестион обвел взглядом лица людей вокруг, пылавших к нему лютой ненавистью. Понимая, что ему больше нечего сказать, он повернулся и, выйдя из таверны, услышал, как за его спиной громко хлопнула дверь…

— Эй! Поднимайся! — громкий голос тюремщика вывел Гарри из оцепенения и разорвал в клочья туман его воспоминаний. — Тебе повезло, придурок.

Охранник открыл дверь камеры и сделал ему знак выходить.

— Что? — недоуменно спросил Голдфилд, удивленно моргая.

— Повезло тебе, говорю. Не за каждым приходит такая красивая женщина и вносит залог, чтобы вытащить из тюрьмы.

— Женщина? — едва слышно переспросил Гарри, все еще не понимая, что происходит.

— Ты что, совсем охренел?! Давай, вытряхайся! У меня нет времени возиться с тобой!

Голдфилд машинально поднялся и вышел из камеры.

— Пошли, — охранник взял его под руку и потащил к выходу.

Когда они поднялись в здание Федерального Бюро, Гарри увидел в коридоре Лилиан, которая разговаривала с Садри и еще каким-то мужчиной. Заметив его, она улыбнулась.

Остановившись словно вкопанный, Гарри не верил своим глазам. Это была та самая Лилиан, которую он ненавидел. Та самая Лилиан, которая всем своим существом раздражала его и действовала ему на нервы. Та самая Лилиан, которую он считал мерзкой пронырливой стервой. И, наконец, это была та самая Лилиан, которая не бросила его одного в беде, которая пришла за ним и сделала все, чтобы вытащить его из тюрьмы. Впервые женщина сделала для него что-то хорошее, почти что спасла его жизнь.

Понимая все это, он неловко улыбнулся в ответ и признался себе, что еще никогда не был так рад увидеть Тревис, как в ту минуту.

— Гарри, — она отошла от своих собеседников и приблизилась к нему. — Как ты?

— Ничего, — рассеянно ответил он.

— Я наняла тебе адвоката, который поможет решить проблему с ФБР. Дело в том, что они раздобыли все улики на тебя до того, как дело было вновь открыто, поэтому они незаконны.