Небо в огне - Тихомолов Борис - Страница 54
- Предыдущая
- 54/88
- Следующая
Летали мы днем и ночью и в любую погоду. По пять, по семь часов без посадки. В пассажирском салоне человек двадцать штурманов. У передних кресел - два столика с компасами и радиоаппаратурой. Практиканты, сменяя друг друга, по очереди «колдовали» над картой. Если были облака - шли по сложному маршруту в облаках, и ребята, ориентируясь по радио, прокладывали путь. Это было здорово! И это было совсем не похоже на то, как вел ориентировку мой Евсеев: «Недалече!»
Иногда мы прилетали домой в тумане. Тогда Глушарев сам становился к прибору и быстро-быстро, один за другим, давал мне пеленги. Потом мы выпускали шасси, на расчетной высоте выходили точно на приводную, выпускали посадочные щитки, убирали обороты моторам, и шли на посадку, не видя земли, но твердо зная, что сейчас вот, через несколько секунд, перед нами появится посадочная полоса. И она появлялась! Восхитительные это были полеты!
В ноябре все побелело. Леса, поля - в синеватом снеге. Светит морозное солнце в морозном чистом небе, и с высоты четырехсот метров уже видно хорошо, как мышкуют лисы. Встанет огненная чертовка, вытянув хвост, ушки торчком - вся внимание! Потом вдруг кинется, и пошла работа. Летит снег фонтаном из-под задних лап. Затем носом - тык! И уже видно - поймала! Сидит, жмурится - жует. Вкусно! Или в ивановских лесах, в буреломе, где черт ногу сломит, вдруг увидишь парочку громадных лосей. Шея на шею - как лошади - стоят неподвижно, нежатся. Хорошо, тихо, комара нет, и охотники все на войне.
Но в такую погоду летать скучно: нет напряжения и (нечем похвастать перед самим собой - вот мы какие! А сердце все чего-то ждет, ждет…
И вдруг в середине ноября команда: «Явиться в штаб, на прием к Командующему АДД маршалу авиации Голованову…»
Та же премия, где мы уже были пять месяцев назад. Те же знакомые лица, человек двадцать-тридцать. С удовольствием здороваюсь с Романовым и Буруном. В назначенный час все робко входят в просторный кабинет Голованова, которого мы обожаем и которым гордимся. Это наш человек, плоть от плоти. Блестящий летчик ГВФ, неисчерпаемая энергия которого создала воздушную армию - авиацию дальнего действия.
Голованов сидит прямо, сухопарый, высокий. Удлиненное лицо, высокий лоб и какие-то особенные, проницательные и в то же время добрые, умные глаза.
- Проходите, рассаживайтесь, - сказал он и, взяв со стола ярко вышитый кисет, принялся закручивать длинными пальцами махорочную самокрутку.
Мы сели на стулья, расставленные вдоль стен, и тихо, как дети, положив руки на колени, замерли.
Голованов прикурил, затянулся и, выпустив струйку сизого дыма, сказал:
- Что ж, друзья, возможно, полетим в Америку. Однако маршрут могут изменить. Во время войны все возможно.
Общий вздох изумления, общее движение. Все мы хорошо понимали, что значит - лететь зимой, через всю страну, через горы, через сопки, через тайгу «тундру в Аляску, а потом в Америку. Конечно, будут пассажиры (ведь повезем же мы кого-нибудь!). Дальность полета наших «ПС-84» с полной загрузкой, вообще-то никудышняя. Придется часто заправляться, а это значит часто лететь на предельном запасе горючего. А вдруг в это время испортится погода, что тогда?
Не дав нам опомниться, маршал добавил:
- Надеюсь, здесь сейчас сидят серьезные взрослые люди, которые понимают, что говорить об этом…
Общий вздох, общее движение. У всех были такие лица и такие убедительные жесты, что было ясно - ну, никто, абсолютно никто никому ничего не скажет. Даже своей жене. Могила!
Убедившись в том, что государственная тайна будет соблюдена, Голованов спросил, у кого будут какие вопросы и предложения. Обладая феноменальной памятью, он называл при этом каждого из нас не только по фамилии, но и по имени. Зная, что он не любит, когда его величают по званию, мы называли его Александром Евгеньевичем, и обстановка от этого сразу же стала какой-то домашней, будто мы собрались в мирное время в порту, чтобы обсудить обыкновенный рейс.
И предложения посыпались, как из рога изобилия. Кто предлагал обязательно включить в снаряжение экипажа, на случай вынужденной посадки, охотничьи ружья с запасом патронов, кто лыжи, кто утепленные палатки и даже деревянные лопаты для разгребания снега. Более практичные предложили спирт. А вдруг обледенение!
Александр Евгеньевич с серьезным видом все это записывал. Потом, когда набрался длинный перечень наименований, кому-то пришла в голову мысль, что самолет с таким грузом не взлетит, даже если не будет ни одного пассажира. Подсчитали - да, действительно - не взлетит. И все рассмеялись.
Тогда стали список сокращать. Исключали все подряд, лишь на спирте произошла заминка. Все-таки - обледенение!
- Спирт нужен, - твердо заявил Романов и красноречиво облизнулся.
Все рассмеялись, но спирт оставили. Мало ли зачем он будет нужен: в шасси залить или еще куда…
Через несколько дней нас собрали снова, уже к ночи, посадили в автобус и повезли в Москву. Ночная темь, звезды, скрипучий снег под колесами. И ветерок с морозцем. Куда нас везут?
Наконец, привезли. Вылезли, встали на одеревеневшие ноги. Какая-то набережная. Какие-то высокие дома с темными глазницами окон. Визжит под каблуками снег. Ну и морозище!
Скрипнула дверь, и нас обдало теплом и запахом складского помещения. Ослепленные светом, мы не сразу поняли куда попали. Мимо торопливо прошмыгнул человек в штатском, через плечо у него свисал портняжный сантиметр. Вслед за ним прошли еще несколько человек и тоже с сантиметрами. Кто-то сказал вполне отчетливо, но не совсем понятно:
- Заходите, товарищи, выбирайте, кому какая понравится…
Чего выбирать? Ко-го выбирать? Еще не пришедшие в себя от мороза, мы вошли в другое помещение, где на специальных вешалках висело множество палускроенных и полусметанных генеральских шинелей из лучших сортов драпа.
- Эх, вот это да-а-а!- воскликнул кто-то, и мы опомниться не успели, как этот кто-то, оказавшийся мотористом, кинулся в самую гущу шинелей выбирать себе по вкусу.
- Эй-эй!-крикнул Романов.- Тебе не положено по уставу!
- Ничего, ничего, - вмешался портной.- На это есть особое распоряжение. Выбирайте, и мы сейчас же на вас все подгоним.
- Ну, раз особое указание…
Я выбрал себе шинель. Портной, хлопоча возле меня и намечая мелком, где урезать, где подшить, сказал:
- Вот, товарищ майор, вчера я Иосифу Виссарионовичу шинельку справил, а сегодня делаю вам.
- Иосифу Виссарионовичу?!
И я с трепетным чувством посмотрел на его ловкие пальцы, порхающие у моей груди и словно благословляющие меня на что-то, пока мне неизвестное.
Через два часа мы были одеты с йог до головы во все новенькое. Даже носовые платки и великолепные кожаные перчатки на меху лежали в карманах наших шинелей.
- Си-ила!-восхищенно сказал Белоус, разглядывая себя в зеркале и поправляя на голове потрясающую шапку-ушанку из светло-серого каракуля.
Что и говорить, все мы были писаные красавцы, только вот мотористы в шинелях из генеральского драпа выглядели странно.
- Разжалованные генералы!-сострил Белоус и загоготал. Он любил острую шутку.
Куда мы летим?
Утро 23 ноября 1943 года выдалось морозное и туманное. Мы вышли к самолетам еще как следует не проснувшиеся и не пришедшие в себя от вчерашнего сказочного переодевания. Нас подняли рассыльные:
- Срочно! Перелетать на Центральный аэродром!
«Начинается!»-подумали мы. На душе волнение перед неизвестным. Такой полет! Такой громаднейший маршрут! Все ли долетим до места назначения?
Застоявшийся самолет принял нас холодком. Но заработали моторы, запульсировали стрелки заиндевевших приборов, и машина согрелась, ожила. Все готово, все в порядке! Выруливаем, взлетаем. Ставлю курс на Москву. Но где же Москва, и где Центральный аэродром? Как найти его, в этой густой смеси тумана и дыма, висящего над столицей?
Однако нашли. Заход, посадка. Подруливаем к указанной стоянке и выключаем двигатели. На аэродроме тихо, и уже стоят другие наши самолеты. Однако до чего же неприятная, промозглая погода!
- Предыдущая
- 54/88
- Следующая
