Серенада для Грейс - Дар Фредерик - Страница 20

• Предыдущая
• 20/27
• Следующая

Очень-очень иллюзорная победа, но все-таки победа! Я быстро несколько раз сжимаю и разжимаю пальцы, чтобы снять боль и размять затекшую руку. Теперь порядок. Теперь я свободен в своих действиях. Если я встречу Стоуна, то ему придется выпустить целый магазин патронов, чтобы остановить меня, поскольку я твердо решил больше им в лапы не попадаться. Я бросаюсь вперед. Натыкаюсь на трубу воздухозаборника. Чуть не падаю. Естественно, произвожу некоторый шум… Я оглядываюсь на рулевого. Матрос-негр стоит за штурвалом, повернувшись ко мне спиной… Ему все до лампочки. Этот малый живет своей жизнью, не вмешиваясь в жизнь других.

И мне приходит в голову самая лучшая мысль, какая только может прийти в моей ситуации. Убедившись, что на мостике никого нет, я снимаю пиджак, натягиваю его на верхнюю часть трубы, отрываю ее и бросаю за борт.

В тот момент, когда брошенный мною сверток падает в воду, я испускаю крик и тут же прячусь между переборками. Тут в узком пространстве я временно спасен.

Труба издает громкий «плюх». Удерживаемая некоторое время пиджаком, труба погружается в воду не сразу. Можно подумать, что там тонет человек.

Негр смотрит через стекло своей кабины и начинает орать. Судно замедляет ход. Слышны крики, беспорядочный топот… У борта собирается целая группа матросов. Они показывают пальцами на погружающееся в темную глубину светлое пятно…

Мои мучители среди других и тоже смотрят в воду.

— Что случилось? — спрашивает блондин.

Матросы что-то объясняют, тыча пальцами через борт. Стоуна охватывает ярость, он поворачивается к Замшевому Жилету и орет на него, что тот как следует не закрепил на моих руках наручники…

Итак, трюк удался. По крайней мере он на время отложил прекрасный момент моего торжественного появления на небесах!

Видите, друзья мои: жизнь — странная штука… Каждую минуту ситуация меняется, интриги завязываются и развязываются…

Когда уйду на пенсию, напишу философский опус по этому поводу, и он, не сомневайтесь, получится настолько толстым, что его будут брать не обязательно, чтобы читать, но по крайней мере чтобы подкладывать под гениальный зад ребенка, обучающегося игре на рояле.

Я замираю на некоторое время в своем укрытии… Пока меня никто не обнаружил, я ощущаю себя вправе не терять надежды на спасение. Но, конечно, если кто-нибудь из экипажа меня заметит, моей блистательной карьере придет конец.

Проходят минуты, часы… Мне холодно, у меня все затекло от неудобной позы, и страшно хочется жрать. Желудок давно пуст и заявляет о себе, будто бешеная крыса впивается в меня изнутри…

Я смотрю на черную полоску земли вдалеке и вижу, что она не увеличивается. Но и не уменьшается. Нет, судно остается на большом удалении от берега и идет параллельно. Думаю, что Стоун направляется куда-то в другую часть Англии.

Черт, вдруг путешествие затянется — я же не смогу вечно торчать здесь, вжавшись в переборки! Нужно что-то предпринять. Я не похож на моллюска! Это только ракушки присасываются к днищу кораблей, но не Сан-Антонио!

Судя по солнцу, хотя это тоже затруднительно, поскольку небо практически постоянно затянуто хмурыми облаками, я думаю, что приближается полдень… Я соображаю, что через некоторое время должен зазвонить судовой колокол, приглашая всех на обед. И тогда останется лишь несколько человек, исполняющих постоянные обязанности: матросы команды, обеспечивающие ход судна, и официанты, обслуживающие стол.

Во всяком случае, Стоун и его костолом обедать точно будут. Вон как они надо мной потрудились! Собственно, только их я и должен остерегаться… Еще неизвестно, посвящена ли команда в их аферы. Конечно, экипаж составлен из сильных парней, но если я встречусь с одним из них нос к носу и буду вести себя непринужденно, то они и не подумают бить тревогу. Они могут меня принять — как я надеюсь — просто за какого-нибудь пассажира или гостя хозяина…

И я жду звона склянок, будто дева Мария — благую весть…

И наконец раздается спасительное дребезжание. О, сладкая музыка! Фанфары в мою честь не звучали бы прекраснее.

Я спокойно считаю до ста, давая время изголодавшимся гражданам сунуть ноги под скатерть. Затем выпрямляюсь, быстро разминаю затекшую спину и, пятясь, чтобы не попасть на глаза рулевого, иду по палубе.

Слева деревянная лакированная дверь. Святой Франциск, чем я рискую?

Я вхожу. Передо мной крутой трап, который так и приглашает меня спуститься. Я соглашаюсь и попадаю на палубу, здесь мы недавно шли. В другом конце слышны типичные звуки работающих вилок. Запахи жратвы бьют мне в нос. Черт, за кусок сандвича с курицей я бы отдал сейчас даже заветную фотографию моего налогового инспектора…

В конце концов, если я полицейский, то мне что, жрать не нужно? Странное дело…

Вы, наверное, подумаете, что я сейчас с беспечным видом подойду к их столу, поприветствую их и скажу: «Ничего, ребята, если я тут пошамаю с вами?»

Да… Это было бы славно, но несерьезно. Приглашать себя за стол без револьвера в руке — это расписаться в собственном непонимании жизни.

Я прикидываю, что в любую секунду может появиться официант. Он меня увидит, и мне придется действовать.

Нет, лучше, наверное, спрятаться. Я наугад толкаю первую попавшуюся дверь.

И действительно, прямо передо мной стоит малый и чистит медную штуковину. Это темнокожий мулат с лицом, покрытым шрамами явно не для карнавала. В руках у него флакон с чистящей жидкостью и мочалка.

У меня срывается ругательство. Черт, правда, что-то не везет мне сегодня! Открыть именно ту дверь, где занято, — это только я так могу, клянусь!

Теперь нужно принимать быстрое решение. Если я извинюсь и закрою дверь, парень выскочит в коридор и начнет разыгрывать из себя Шерлока Холмса.

Я вхожу и закрываю за собой дверь.

Так, теперь переходить к более радикальным действиям.

Мулат говорит мне несколько, очевидно, приветственных слов. Хмурит брови… Я улыбаюсь ему самой ослепительной улыбкой.

Но это примерно то же самое, что задобрить удава… Человек, стоящий перед ним, в мятой рубашке, покрытый потом и синяками, как рождественская индейка трюфелями, не может вызывать его доверия…

Мулат повышает голос. Медлить больше нельзя, и я с разворота навешиваю ему прямой с правой между глаз, чтобы убедить его окончательно. Удар получился как для персоны класса V.I.P. Парень тихо крякает и выпускает из рук флакон с жидкостью.

Но он не падает без сознания. Наоборот, похоже, что я его лишь разозлил. Он поднимает кулак размером с намибийский арбуз. Поскольку я мало похож на ботаника, я уворачиваюсь. Малый теряет равновесие, и я принимаю его прямым точно в челюсть. Но и это его мало трогает. Если я его срочно не вырублю, то может кончиться тем, что он вырубит меня, поскольку я ослаблен, как великосветская дама после бурной ночи. Если учесть голодную диету, на которую я был посажен на несколько часов, то ничего удивительного! При этом наша драка производит шум, что может привлечь внимание, и сюда набегут крепкие парни, как тараканы на забытый кусок пирога.

Я отступаю к двери. Он надвигается на меня, тяжело дыша. Я даю ему подойти…

Я прикидываюсь, что очень боюсь.

— Нет, нет, — говорю я, закрывая лицо руками.

Вы думаете, его это останавливает? Он видит себя героем — Попай, ни дать ни взять… И когда он вплотную подходит ко мне, я демонстрирую прием сиамского бокса. Раз! И мой палец врезается ему в правый глаз.

Он мягкий и скользкий, и меня тошнит… Какое мерзкое ощущение! Малый испускает крик раненого слона. Он шатается и хватается за глаз, болтающийся у него на щеке. Хлещет кровь. О! Кошмарный вид!

Я замечаю бутылку виски на столике. Хватаю ее за горлышко и со всей силой, моля небеса, чтобы бутылка не разбилась, поскольку она полная и мне очень хочется глотнуть ее содержимого, опускаю ему на голову.

• Предыдущая
• 20/27
• Следующая