Выбери любимый жанр

Трудный ребенок - Томпсон Джон - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

В мрачном молчании оба переступили порог комнаты Лучшего воспитанника. Мягкая мебель, телевизор и папки чистой бумаги на столе, ящик с игрушками должны были по замыслу мистера Дибати внушить его воспитанникам почтительное отношение к Лучшему, заставить их стремиться занять быстро освобождающуюся комнату. Лучших усыновляли быстрее, чем остальных.

Джуниор, знавший все секреты комнаты лучше ее сменяющихся обитателей, без всякого интереса застыл в самом центре довольно светлого и опрятного помещения. Сестра Кетрин сложила весь свой реквизит уборщицы у его ног и поспешно отступила к двери.

— Ну, ладно, давай, приступай к уборке. Ты знаешь, как это все делать. Давай, начинай драить!

Джуниор неспешно нагнулся, взял швабру. Половицы у входа скрипнули — сестра Кетрин восстановила безопасную дистанцию. В этот момент раздался занудливо плаксивый голос Лучшего — воспитанника Оливера Триста:

— Я уже собрался, я готов.

— О, мой любимый мальчик! Я так буду по тебе скучать, — опасливо скосившись на вроде бы не выказывавшего дурных намерений Джуниора, сестра Кетрин любовно прижала к своей необъятной груди хилого очкарика, дотошного буквогрыза, подхалима и доносчика Оливера Триста. Оторвав его от пола, она запечатлела трепетный поцелуй на его сморщенном лобике. Когда сестра Кетрин опустила малыша на пол, по странному стечению обстоятельств лучший воспитанник приюта и его довольно емкий чемодан оказались между монахиней и вооруженным достаточно длинной шваброй Джуниором. Оливер как будто пытался тощей спиной и пузатым баулом защитить сестру-воспитательницу от возможных провокаций со стороны Худшего приемыша. Из-за этого, пусть шаткого, но все же укрытия, монахиня заворковала, обращаясь к столь услужливо прикрывшему ее Лучшему:

— О, мой любимый мальчик! Я так буду по тебе скучать.

— Скучать по нему? Интересно, куда это он отправляется, — Джуниор не сдержался. Обычно даже Лучшему доводилось ждать усыновления не меньше месяца. Оливер же побыл в почетной роли только две недели.

Сестра Кетрин ухмыльнулась. Похоже, удар достиг цели. Да тут еще Оливер с гордостью напыжился и выдал:

— Да ты что, не слышал что ли? Меня усыновили. У меня теперь будут новая мама и новый папа. Они такие красивые… Правда, мэм?

Монахиня утвердительно кивнула. Стараясь вложить в голос весь столь богато отпущенный ей природой запас сарказма, она пробасила Джуниору:

— Да, хорошие мальчики получают хороший дом, — казалось, что добавить уничтожающих интонаций в этот раскат долго сдерживаемого негодования уже невозможно, но сестра Кетрин опровергла все законы акустики. Она все тянула, тянула вверх: — А дрянные мальчишки получают кое-что еще.

Довольная произведенным впечатлением, сестра-воспитательница испепелила грозным взглядом Джуниора, но, опасаясь переиграть, понемногу стала пятиться к двери, увлекая за собой и своего любименького Оливера. Потом вдруг молниеносным движением выпорхнула за дверь и с грохотом пушечного выстрела захлопнула ее за собой.

Джуниор проследил за всеми действиями этой пантомимы, потом обмакнул швабру в ведро и лениво оставил два мокрых следа на полустертой краске половиц. Не работалось. Отбросив швабру, он подошел к подоконнику и выглянул во двор. На крыльце приюта мистер Дибати дирижировал руками плавной мелодии своего прощального слова, обращенного к вылетающему в большой мир Оливеру Тристу. Приемные папа и мама у того и впрямь были ничего. Разве что у мамы бюст немного подкачал, зато бедра были очень даже крупными. И «бьюик» ихний за воротами блестел свежей краской недавно сошедшей с конвейера машины. В такие моменты Джуниор всегда чувствовал желание стать Лучшим воспитанником приюта. Но быть таким, как Оливер!

— А, подумаешь! Если надо стать таким козлом, как этот очкарик, не надо мне никаких папы и мамы!

Постояв еще минуту у окна, Джуниор отправился к ведру. Подержав в руках тяжелую швабру, он решительно отложил ее. Работа не волк, а телевизор — средство развлечения. Джуниор щелкнул выключателем и устроился в кресле, с интересом уставившись на экран. На нем четкими линиями прорисовывалось фото экзотичного молодого человека с вызывающим ежиком на лысеющем черепе. Смазливое лицо не выражало абсолютно никакого желания повеселить поникшего в тоске зрителя. Да и голос дикторши за кадром истошно верещал, что этот Мартин шутить не любит. Малыш прислушался:

— Этого человека прозвали бичом столетия.

— Да ну его! Где мои мультфильмы? — но сколько ни щелкал малыш переключателем, барахтаясь в волнах местной телестанции, на всех программах в различных ракурсах мелькал тот же знакомый овал с ежиком.

— Ой, смотрите, он популярный — по всем программам его показывают.

Перебрав все каналы и вернувшись на первый, Джуниор стал внимательно слушать экстренные сообщения, которые слетались в телестудию одно за другим. Становилось ясно, что неделю назад этот парень сбежал из тюрьмы где-то в другом конце штата. Его застукали сегодня утром, и погоня шла по следам за этим Мартином, убийцей с бабочкой. Вот, наконец, пришло сообщение:

— Его поймали. Вот он, гроза штата. Вы видите, как шерифы и полицейские ведут его в машину. Ой! — это арестованный выдернул микрофон из рук опешившего журналиста.

Мартин с микрофоном в руке дал снять камере свой мужественный полупрофиль и затараторил:

— Я неплохой человек. Просто меня не поняли. Всем на меня наплевать, кроме меня самого.

Шериф и здоровенный сержант оправились от неожиданности и стали оттаскивать убийцу с бабочкой от микрофона. Передача прервалась.

Пора было приниматься за работу, но Джуниор восхищенно протянул:

— Какой симпатяга!

Мартин-убийца ему понравился. Джуниор-потрошитель, пожалуй, звучит ничуть не хуже. И по всем каналам телевидения показывают тебя одного. Джуниор твердо решил, что он будет, когда вырастет, таким же, как убийца с бабочкой. Он будет известным, сильным, ловким и смелым. Он даже выглядеть будет так же, как дядя Мартин. Он…

И для начала Джуниор решил, что всегда будет носить на шее бабочку, аляповатый галстук-бабочку, точно такой, какой прославил Мартина и какой он видел на шее клоуна, любимого клоуна всех Лучших воспитанников приюта. Клоун был символом их хорошего поведения и достойных манер.

Решительно подойдя к ящику с игрушками, Джуниор совершил первое самостоятельное преступление на пути к своему новому идеалу — содрал с шеи безмолвного клоуна его пестрое украшение и нацепил его на ворот своей рубахи. Да, он будет таким, как дядя Мартин.

* * *

Десять лет бесплодного брака неизбежно должны были привести чету Хилли в клинику доктора Хилкинсона. В штате Луизиана, если верить рекламе, не было лучшего учреждения по разрешению всех проблем бездетных отцов и матерей. Девиз у дверей лечебницы гласил: «Обрети надежду, всяк сюда входящий». Две недели назад супруги уже обрели надежду, пройдя предварительное обследование. Теперь они, не в силах сдержать волнения, примчались к доктору Хилкинсону на полчаса раньше назначенного срока и с веселым оживлением рассматривали рекламные проспекты, в изобилии разбросанные на столе в приемной. Подбор книг тоже был подчинен одной цели — дарить надежду. «Имена и их значение», «Детский доктор», «Как воспитать своего ребенка». Не обращая внимания на такие же возбужденные пары, которые сидели в разных уголках приемной, супруги Хилли оживленно обсуждали имя своего будущего ребенка. Как решил дедушка, Большой Бен, это должен был быть мальчик.

— Ты послушай, Флу! Здесь написано, что Генри — это имя сильного, верного, любящего человека.

— Генри, Хенри, Арни… Нет, пожалуй. Это, скорее, имя неудачника.

— Да ты что? Ты послушай: Генри, Хей! Генри, мы победили! Генри, как там в школе! Отлично, папа. Здорово, Хен! Давай все же начнем с Генри.

— Нет, нет, мне не нравится Генри. О, вот, посмотри! Может, Дональд? Здесь написано, что Дональд — это имя богатого и влиятельного человека. Хочу такого ребенка.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы