Алмаз раджи. Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 4

• Предыдущая
• 4/163
• Следующая

— Нет, нет, нет и нет. И покончено с этим! — крикнул он. А потом — Если уж качаться на веревке — так всем!

Затем вдруг донесся страшный шум вперемежку с целым потоком ругательств; стол и стул полетели на пол, раздался звон стали и затем крик боли. В следующую секунду я увидел Черного Пса обратившимся в бегство. Капитан пустился за ним вдогонку, и у обоих были обнажены кортики, а у первого текла кровь из левого плеча.

У самой двери капитан замахнулся ножом на беглеца и наверное рассек бы ему поясницу, если бы не помешала наша крупная вывеска «Адмирал Бенбоу». Еще и сейчас можно видеть рубчик на нижнем ее краю. Этим ударом драка окончилась. Очутившись на свободе, Черный Пес, несмотря на свою рану, пустился бежать с такой быстротой, что в воздухе только мелькали его пятки, и через полминуты исчез за холмом. Капитан же, со своей стороны, неподвижно стоял в дверях, точно в каком-то оцепенении; затем он несколько раз провел рукой по глазам и вернулся в дом.

— Джим, — сказал он, — рому!

Говоря это, он пошатнулся и ухватился рукой за стену.

— Вы ранены? — вскричал я.

— Рому! — повторил он. — Мне надо убираться отсюда. Рому, рому!

Я бросился за ромом. Но так как я весь дрожал после всего того, что только что произошло, то разбил стакан. Продолжая возиться около крана, я вдруг услышал громкий стук от падения чего-то тяжелого. Вбежав в комнату, я увидел капитана лежащим во весь рост на полу,

В эту минуту моя мать, встревоженная криками и дракой, прибежала сверху на помощь мне. Нам удалось вдвоем приподнять голову капитана. Он дышал громко и тяжело, но глаза были закрыты и лицо имело ужасный вид.

— О, горе, горе мне! — вскричала моя мать. — Что за несчастье тяготеет над нашим домом! И еще твой бедный отец к тому же болен!

Мы не знали, как помочь капитану, но не сомневались, что он получил смертельную рану в драке с незнакомцем. Я принес рому и пробовал влить его ему в горло, но зубы его были крепко стиснуты, и челюсти нельзя было разжать — они превратились точно в железо. Мы вздохнули с облегчением, когда дверь отворилась, и вошел доктор Лайвесей, приехавший навестить отца.

— О, доктор! — вскричали мы. — Что нам делать с ним? Куда он ранен?

— Ранен?! — переспросил доктор. — Да он так же ранен, как и мы с вами! Это удар, о котором я предупреждал его. Ну, мистрис Гаукинс, отправляйтесь теперь к вашему мужу и ничего не говорите ему о случившемся, если это возможно. Я же, со своей стороны, должен употребить в дело все свое искусство, чтобы спасти этому молодцу жизнь. Джим принесет мне таз!

Когда я вернулся с тазом, доктор уже разорвал рукав капитана и обнажил его мускулистую руку, которая была вся татуирована надписями вроде: «Здесь счастливое место», или «Благоприятный ветер», или «Билли Бонса мечта». Все это было ясно и четко написано на предплечье, а выше, около плеча, сделан был (очень искусно, по моему мнению) набросок виселицы, на которой раскачивался человек.

— Пророческий рисунок! — проговорил доктор, дотрагиваясь пальцем до изображения виселицы. — А теперь, мистер Билли Бонс, если это действительно ваше имя, мы взглянем на цвет вашей крови. Джим, — обратился он ко мне, — вы боитесь вида крови?

— Нет, сэр! — отвечал я.

— Отлично! В таком случае, держите таз!

С этими словами он взял ланцет и вскрыл вену. Много крови вышло раньше, чем капитан открыл глаза и обвел все туманным взором. Прежде всего он увидел доктора, и брови его нахмурились, потом взгляд его упал на меня, и он успокоился. Но вдруг лицо его исказилось, и он сделал усилие приподняться, воскликнув:

— Где же Черный Пес?

— Здесь нет Черного Пса! — отвечал доктор. — С вами был удар, как я предсказывал вам, так как вы не переставали пить ром, и вы были уже одной ногой в могиле, но я помог вам выкарабкаться оттуда, не скажу, чтобы по собственному желанию. А теперь, мистер Бонс…

— Это не мое имя! — прервал его капитан.

— Все равно, — сказал доктор. — Это имя одного моего знакомого морского разбойника, и я зову вас так для скорости. Вот что я хочу сказать вам: один стакан рому не убьет вас, но если вы выпьете один, то за ним последует и второй, и третий, а я вам говорю, что если вы не перестанете пить, то умрете. Понимаете? Умрете и пойдете в приготовленное для вас местечко, как тот человек в библии. А теперь сделайте усилие и пойдемте. Я доведу вас до вашей постели!

Мы с большим трудом провели его наверх и уложили в постель. Голова его сейчас же откинулась в изнеможении на подушке, точно он лишился чувств.

— Ну, так запомните же хорошенько, — повторил доктор, — говорю вам, что ром — это смертельный яд для вас!

С этими словами он отправился к моему отцу, взяв меня под руку.

— Это обойдется, — сказал он, как только затворил за собой дверь. — Я выпустил у него достаточно крови, и он оправится. Он только пролежит с недельку в постели — это будет самое лучшее и для него, и для вас. Но второй удар не сойдет ему так легко с рук.

Около полудня я вошел в комнату капитана с прохладительным питьем и лекарствами. Он лежал почти в том же положении, как мы оставили его, только несколько выше, и казался в одно и то же время ослабевшим и возбужденным.

— Джим, — сказал он, — вы один здесь славный малый, другие ничего не стоят. И вы знаете, что я всегда был добр с вами, и каждый месяц давал по четыре пенса серебром. А теперь вы сами видите, дружище, в каком я жалком положении и лишен всего. Так вот, Джим, принесите мне кружечку рому, а?

— Но доктор… — начал я.

Тогда он слабым голосом, но энергично обрушился на доктора.

— Все доктора ничего не понимают. Да и что может знать здешний доктор о моряках, скажите на милость? Я бывал в странах, где было жарко, как в горячей смоле, и кругом меня валились с ног мои товарищи от желтой лихорадки, а земля колыхалась от землетрясения, точно море, — разве доктор знает такие страны? И я жил только ромом, говорю вам. Он был для меня и питьем, и едой, заменял мне семью и все. Если я не выпью теперь рому, я буду все равно как старое негодное судно, выброшенное на берег, и кровь моя падет на вас, Джим, и на этого душегубца доктора!

Он откинулся назад с проклятиями.

— Взгляни-ка, Джим, как у меня шевелятся пальцы, — продолжал он жалобным голосом. — Я не могу удержать их, чтобы они не шевелились. Я ни капли не выпил за сегодняшний день. Этот доктор просто дурак, говорю тебе. Если я не выпью глоточка рома, мне привидятся всякие ужасы, и я уже видел кое-что. Я видел одного человека, старика Флинта, вон там, в углу, позади вас, так же ясно, как если бы это было нарисовано. Сам доктор сказал, что один стаканчик не убьет меня. Я дам вам гинею, Джим, за одну кружечку, только одну!

Возбуждение его все росло, и я встревожился за моего отца, которому было очень плохо в тот день и нужен был покой. Кроме того, меня убеждали слова доктора относительно одного стакана рома, и оскорбило предложение капитана подкупить меня.

— Не надо мне ваших денег, — сказал я, — кроме того, что вы должны моему отцу. Я принесу вам один стакан, но только один!

Когда я принес ему рому, он жадно схватил стакан и выпил его до последней капли.

— О, о! — сказал он, — Так-то получше, честное слово! А что, дружище, говорил доктор сколько времени лежать мне на этой старой койке?

— По крайней мере, неделю!: — отвечал я.

— Гром и молния! — вскричал он. — Целую неделю! Но я не могу ждать так, долго: «они» пришлют мне «черную метку». Негодяи наверное бродят уже и теперь тут. Не умели держать свое, а теперь зарятся на чужое! Разве такое поведение достойно моряка, хотел бы я знать? Но меня трудно провести. Я никогда не сорил своими деньгами и терять их не желаю. И я прогоню их отсюда. Меня они не запугают, нет! Не на того навали!

С этими словами он с усилием поднялся на постели, опираясь на мое плечо так сильно, что я едва не вскрякнул, от боли, и передвигая ноги с таким трудом, точно это были мертвые колоды. Энергичные слова его не соответствовали слабому голосу, которым они были произнесены. Сев на край постели, он остановился, чтобы передохнуть.

• Предыдущая
• 4/163
• Следующая