Выбери любимый жанр

Большая Берта - Дар Фредерик - Страница 7

Изменить размер шрифта:

— Для отчета. Я не могу себе позволить оставлять в нем пробелы. Так поступают только фельетонисты бульварной прессы.

— При чем тут отчет! — взбеленилась неотесанная глыба. — Черт побери, какое я имею отношение к племяннику Ребекки?

— Никакого, полагаю, — согласился я, — впрочем, я тоже. Избавьте меня от сомнений: если вы встанете на стул, у вас не закружится голова?

Видимо, она заподозрила, что имеет дело с чокнутым, и потому лишь вытаращила глаза.

— Доставьте мне удовольствие, взберитесь на стульчик, что приставлен к шпалернику, и тогда увидите, что нам есть о чем поговорить. Не поверите, как часто тема для беседы так и витает в воздухе.

Она не пошевелилась.

— Ну давайте же, Нини! Я вас не разыгрываю.

Она поднялась, подошла к стулу, нерешительно покосилась на меня и получила в ответ ободряющую улыбку.

— И что теперь? — спросила она, взбираясь на стул.

— Теперь взгляните!

— На что?

— Взгляните же!

Я пристально следил за выражением ее чудного личика. Изучал ее, словно бактериолог овсяное зернышко под микроскопом. Поймите меня правильно, друзья: на труп можно смотреть по-разному, и по тому, как подозреваемый смотрит на труп, легко определить, знал он о его местонахождении или впервые видит. Обман невозможен. Наоборот, чем больше ломают комедию, тем быстрее себя выдают.

Нини взглянула.

Нини увидела.

Нини вздрогнула.

Нини обернулась.

Теперь я знал. Мне хватило нескольких секунд пристального изучения. Истина — словно налет на зернышке. У Сан-А глаз — алмаз! Понимаю, это не всякому дано. Либо вы ощущаете некий ток, таинственные флюиды, либо нет. Я ощущаю.

Дело в шляпе! Нет, в короне!

Нини понятия не имела о мертвеце на крыше. Могу не только голову и руки-ноги, но и все остальное дать на отсечение.

— Ну и как? — спросил я.

Видели бы вы эту великаншу, бочкообразную, неповоротливую, торчавшую на стуле, как огромная курица на насесте; видели бы ее унтер-офицерскую рожу, глаза плошками, белые носочки, туфли без каблуков, плечи — коромысло, необъятные формы, выпиравшие из-под расстегнувшейся рубашки, жандармский ремень на джинсах. Грубая, неотесанная, громадная, она словно сошла с картины кубиста. Повторяю, если в вы ее увидели, лопнули бы от смеха, разлетелись брызгами, рассыпались на мелкие кусочки. Да, потешное было зрелище, даже жутковатое. Онемев от изумления, Нини сползла с пьедестала.

Я галантно подал руку. На мгновение в дылде проснулась женщина. Она оперлась на мою руку, спрыгнула на террасу и плюхнулась на стул.

— Вот мерзавка! — неожиданно прорычала Нини. — Она знала?

— Вы говорите о Ребекке?

— Почему она приволокла легавого, не предупредив меня?

— Полагаю, она не знала, как вы отреагируете.

— С чего бы ей не знать? Уж не вообразила ли она, что я замешана в… в этом!

— Замешаны вы или нет, но “это” валяется на вашей крыше, дорогая. Мало того, “это” зацепилось манжетой за шпалерник, из чего ясно следует, что “это” сбрасывали с вашей террасы. Ваше полное имя, please?[8]

— Биржи ни Ландей.

— Вы знакомы с воздушным акробатом? — Я указал на труп.

— Нет.

— Уверены?

— Абсолютно! — И добавила с несколько глуповатым видом: — Откуда мне его знать?

— Вы можете объяснить, как он попал сюда?

— Ума не приложу… Наверное, он из тех, что любят шататься по крышам.

— И этот любитель сам проткнул себе глотку и грудь, прежде чем перевалиться через ограду?

— Он был не один… Преступники, конечно, скрылись, такое может быть? — Внезапно она опомнилась и разозлилась: — В конце концов, черт возьми, почему я должна делать за вас вашу работу? В любом случае я требую, чтобы его убрали отсюда! Вызовите пожарников или кого хотите, но очистите мою крышу! Держу пари, он уже не первый день здесь лежит. От него несет. Иногда днем до меня долетал странный запах, я еще удивлялась, откуда он взялся. Если в я только знала! А эта дурочка Ребекка… Я сейчас скажу ей пару ласковых. Ну, ей не поздоровится!

Она резко приподнялась, но я удержал ее железной хваткой. Церемонии в такой момент излишни.

— Э, не так быстро! Самое время обменяться впечатлениями, поделиться мнениями.

Нини попыталась вырваться.

— Что вы от меня хотите? Откуда мне знать, что за гадость здесь приключилась!

— Не упирайтесь, Нини! Порою нам только кажется, что мы ничего и никого не знаем, но на самом деле знаем очень много, только сами об этом не догадываемся. Если вы назовете кошку собакой, надо лишь дождаться, когда она замяукает, чтобы понять свою ошибку. — И дальше без паузы (фактор неожиданности — полезная штука): — А вот Ребекка с ним знакома!

— Чушь!

— Говорит, что встречала его несколько раз поблизости. Он рисовал на мосту Турнель или на набережных. А вы его не припоминаете?

Она пожала плечами.

— Я почти не выхожу и к тому же настолько рассеянна, что собственную сестру могу не узнать при встрече, не то что какого-то уличного мазилу…

— Но все-таки вам случается высовывать нос на улицу?

— Случается. Выхожу на прогулку каждый день ровно в полдень. Иногда мы бываем в театре.

— Чем вы занимаетесь целыми днями?

Она вытаращила свои когда-то прекрасные глазки.

— Как чем? Сочиняю…

— Сочиняете что?

— Песенки, дружище, песенки. Разве малышка не сказала? Жорж Кампари — это я! У меня призов навалом, впору на металлолом сдавать. Последняя просто побила все рекорды. Слыхали? “Всем хорош мой Жорж, глаз не оторвешь…” Мое творение! Несется из всех музыкальных автоматов.

Я мимикой выразил восторг.

— Пока вы прогуливаетесь, кто-нибудь остается в квартире?

— Мамаша Латоп, наша прислуга.

— А когда выходите по вечерам?

— Естественно, никого.

— В последние дни вы не заметили ничего странного или необычного?

— Ничегошеньки, старик.

Вот я уже и стал “стариком” для этой жирной дурынды. Всегда найдется кто-нибудь, для кого вы старик.

— Вы ходили в театр в последнее время?

Она задумалась, порылась в карманах, вынула коробку спичек, оторвала узкую полоску картона и принялась шерудить ею меж редких зубов.

— Подождите-ка… Четыре дня назад, нет, пять, мы были на генеральной репетиции в “Олимпии”.

— Давайте поговорим о Ребекке.

Нини насупила лохматые брови, набычилась и рявкнула:

— А что о ней говорить? Хорошая девчонка! Могла бы бездельничать — я зарабатываю халтурой выше крыши, но она все равно каждое утро как порядочная уходит на службу. Мало вам? Девчонку, что вкалывает без всякой в том нужды, испорченной не назовешь.

— И давно вы снюхались?

Лучше бы я ее не задирал. Она стала раздуваться, как жаба. Оскорбления, прежде непринужденно слетавшие с языка, застряли в глотке. Печальное зрелище. Жилы на шее вздулись, а физиономия застыла маской кровожадного убийцы.

— Не поработать ли вам над речью в свободное от службы время? Да, черт возьми, легавые могут сколько угодно наряжаться в костюмчики от Теда Лапидуса, но все равно останутся легавыми. Неискоренимое свинство! Впрочем, они любят барахтаться в грязи!

— Ладно, успокойтесь, месье пахан, — бесцеремонно перебил я. — Если у вас есть иное название для вашей нежной дружбы, я готов его принять.

— Мы совместно проживаем!

— Ну и на здоровье, — ухмыльнулся я. — И давно вы совместно проживаете с малышкой Ребеккой?

— Восемь лет.

— Уже! Как бежит время! Значит, вы ее похитили со школьной скамьи? Вместо того чтобы поступить в лицей, она поступила к вам. С кем еще она поддерживает отношения?

— Ни с кем.

— Я полагал, у нее есть семья, более или менее законопослушная.

— Сестра замужем за ювелиром, живет в пригороде.

— А племянник ворует часики у папаши?

— Он сейчас в тюряге, этот херувимчик.

— Безмозглый прохвост, недополучивший в свое время затрещин. Ребекка, идиотка, переживает из-за него.

вернуться

“Пожалуйста” по-английски.