Беби из Голливуда - Дар Фредерик - Страница 18
- Предыдущая
- 18/31
- Следующая
Как и раньше, дверь открывает милая швейцарская няня… Однако одета она несколько по-другому… На ней серое платье, открытое спереди и застегивающееся сзади… Такого рода платья замечательно снимаются. Будто лущишь горох…
Она причесана под Жозефину (но жену не Наполеона, а римского императора Рекса), а ее макияж подписан нежными тонами Елены Рубинштейн, что, собственно, меня не удивляет.
Красавица встречает меня тем же оригинальным восклицанием, что и отпрыск Вамдам-Жилье.
— Уже!
— Видите ли, я не сижу без дела. Я вернулся в бюро сразу после вашего ухода… Вы хотели меня видеть?
Легкая романтичная улыбка появляется на ее лице, будто бы в наших отношениях наметились положительные сдвиги, поскольку она только что застрелила своего мужа.
— Да.
— Могу ли я знать…
Она смотрит на меня с видом заговорщика. Когда милая швейцарка смотрит на вас таким взглядом, то, скорее всего, она думает о вещах, очень далеких от использования энергии ветра в современном обществе.
— Вы недавно делали мне интересное предложение…
— Ночной Париж?
— Да.
— Но вы же отказались…
— Потому что обязана была вернуться пораньше из-за Джимми…
— Я думал, что еще одна женщина…
— Да, конечно, но она сидит с ним только несколько часов, так как замужем, а ее муж не хочет, чтобы она ночевала не дома…
— А теперь ее старика забрали на военную службу и у нее развязались руки? Она прыскает от смеха.
— О! Нет… Просто миссис Лавми скучает без ребенка и только что его забрала… Словом, я свободна до завтрашнего утра…
Я спешу вскочить на подножку чуть не ушедшего трамвая желания.
— Ба! И вы отдохнувшей головкой как следует подумали над моим предложением, милая моя жительница Цюриха, и решили, что, на худой конец, я мог бы быть вам вполне сносным сопровождающим?
— Точно!
— Так же точно, как вы согласны ехать со мной по пути великих королей?
— Да.
Мертвая листва шуршит в темноте. Нежный вечерний ветерок бодрит и меняет ход мыслей. Я вдруг ощущаю себя счастливым, раскрепощенным, радостным, шаловливым… А еще, только не говорите никому, — гордым за себя! Не настаивайте, все равно не скажу почему!
— Вы не думаете, что настал момент назвать мне свое имя?
— Эстелла!
— Потрясающе!
Смешно, правда? Пару часов назад я ставил тот же дурацкий вопрос другой девушке, и у меня была похожая реакция. Одним словом, хорошо, что можно всегда все начать сначала…
Как и все остальное, с девушками достаточно отработать в совершенстве один-единственный номер и записать его на мягком диске. В принципе это как кухня: один и тот же рецепт может доставить удовольствие массе людей…
— Только возьму сумочку, и я в ваших руках! — убедительно говорит она, бросаясь обратно к дому доблестного графа де ля Гнилье.
Я смотрю на то, как она удаляется, такая великолепная, воздушная, легкая в туманном облачке среди красивых деревьев. А над домом висит золотая пудра. И вечерний воздух пахнет осенью. Завораживающий запах гумуса в своем полном великолепии…
Признаться, я немножко сбит с толку разворачивающимися событиями. Хотя, если честно, говоря между нами и тем фонарным столбом, я был уверен, что нянечка проявится. Конечно, может, не так быстро, о чем я где-то даже сожалею…
Машинально переставляя ноги, иду ей навстречу по дорожке и думаю: она (дорожка) видела те времена, когда овес был главным горючим транспортных средств. Появляется Эстелла. Она накинула пальто на плечи… Драповое пальто со стоячим меховым воротником, очень шикарно и очень элегантно. Просто полная противоположность малышке Гортензии, с которой я встречался пару часов назад. С такой женщиной не зазорно показаться на люди. Другие мужчины будут стоять, открыв рот, выпучив глаза и пуская слюни от того, что вы пройдете с таким существом по улице под руку.
— Вы были в доме одна? — спрашиваю я, когда она подходит ближе.
— Да, — отвечает она просто, — почему вы спрашиваете?
— Мне кажется, вы забыли погасить свет в доме, нет? Видите, там блестит между деревьями… Она пожимает плечами.
— Не люблю возвращаться в темный дом. Почему-то очень боюсь… И из-за этого так грустно…
Я не настаиваю и веду ее к своей тележке. Она садится. Когда я устраиваюсь за рулем, она спрашивает:
— Это ваша машина?
— Конечно…
— Скажите, у вас хорошее место у старого хозяина агентства?
— Неплохое… Но машину я получил в наследство от своих прапрародителей…
Ей хватает такта засмеяться на глупую шутку. Затем, быстро становясь серьезной, она замечает:
— Никогда бы не подумала, что ваш хозяин такой жалкий старикашка.
— Нельзя доверяться первым ощущениям, дорогая Эстелла.
— Это правда, но его офис похож на деревенскую контору, где все пришло в упадок…
Я спешу подзолотить герб папаши Вамдам-Жилье.
— Вы ошибаетесь. Хозяин — старый закоренелый холостяк, но его дело процветает. Он управляет восемьюдесятью процентами участков района Мезон-Лафит… Огромные деньги.
Хватит об этом, но я вижу, что под милой крышкой красивого ребенка продолжает булькать.
Я спрашиваю себя, не была ли она встревожена моим появлением в замке и не вытащила ли меня сегодня специально, чтобы разнюхать, кто я и чем занимаюсь на самом деле. Она логична, очень спокойна и хладнокровна, птичка моя. Когда ситуация показалась странной, она, не раздумывая, решила ее для себя прояснить.
— Вы давно покинули Швейцарию?
— Уже несколько лет…
— И вот так взяли и поехали в Штаты?
— Я была стюардессой. Америка мне понравилась. Обслуга там оплачивается очень хорошо, и я подумала, что, работая няней с ребенком, заработаю в три раза больше, чем советуя пассажирам пристегнуть ремни перед взлетом.
— Вы, наверное, очень любите деньги?
— А вы нет?
— Об этом я стараюсь не думать. У меня есть своя философия на этот счет: главное — не много, а чтобы их было достаточно, понимаете?
Мы въезжаем в Париж. От Дефанс я рву к площади Звезды, которая высоко сияет над нами в апофеозе света… (Хорошо сказано, гм?)
— Чего бы вам больше всего хотелось в Париже? — спрашиваю я, слегка отпуская педаль акселератора.
Всю дорогу не могу заставить себя перестать молча посмеиваться над несчастной женой младшего бригадира, брошенной мной в заведении, не имеющем ничего общего с ее высокими амбициями, соответствующими, как она мне сказала, высокому положению ее мужа.
— Все, что хотите…
— Что вы скажете, если мы пойдем в варьете? Затем поужинаем… Я знаю одно местечко, где подают всякие морепродукты, от которых пустил бы слюнки сам Нептун.
— Как хотите…
Мы идем в мюзик-холл. В «Олимпии» как раз выступают братья Бефстрогановы. Они поют в сопровождении телохранителей две нагремевшие вещи: «Вернувшись с лезвия серпа» и «Ах, как когда-то молотом меня».
Спектакль имеет огромный успех, особенно его высокое художественное наполнение. Сначала мы аплодируем поющему жонглеру, затем жонглирующему певцу, после него выступает дрессировщик микробов (у которого вместо хлыста тюбик с аспирином), и в конце первого отделения знаменитая Мартина Наплюйон, звезда эротико-афродизио-азиатских танцев, исполняет шепотом свои лучшие песенки, дабы никого не разбудить.
Эстелла очень довольна вечером. А я доволен Эстеллой, что говорит о нашей природной вежливости, конечно. Если бы я не сдерживался, давно бы слазил ей пальцами за обшивку, но предпочитаю раскрыть мощь своих батарей, когда будем поближе к делу. Если после этого вы скажете, что у меня нет чувства юмора, значит, вы учились смеяться не по тем инструкциям, да еще и под мелодии Генделя.
После окончания спектакля я веду свою швейцарку в бретонский ресторан, очень модное заведение, куда, как я уже однажды говорил, морской прилив выносит все, что потом подается сразу же на стол.
Ужинать при свечах среди раскинутых рыбацких сетей и стеклянных шаров — это ли не мечта? Мы разговариваем о дожде и Париже.
- Предыдущая
- 18/31
- Следующая
