Нулевой километр - Санаев Павел Владимирович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/41
- Следующая
– Кто там?
– Ольга Сергеевна, это Олег. Я вам монитор для компьютера привез. Замотался, забыл совсем. Но лучше поздно, чем…
Дверь открылась, и потрясенный Олег смолк на полуслове. Ольга Сергеевна, которую он запомнил энергичной пожилой дамой, превратилась в высохшую старуху. Удивительные глаза, покорившие Олега при знакомстве, теперь потухли и выражали лишь бесконечную усталость. Олег сказал бы, что они помертвели, но это слово было уж слишком страшным, хотя суть перемены выражало наиболее точно. Казалось, за пару месяцев Ольга Сергеевна постарела лет на двадцать пять.
– Ольга Сергеевна, что с вами?
– Не знаю, Олежек… – Ольга Сергеевна зябко куталась в наброшенный на плечи шерстяной платок, и Олег с ужасом увидел, как трясутся ее пергаментные руки. – Что-то сдала…
– А я вот… экран… вам… – пробормотал Олег, перешагивая через порог.
– Да я уж и не работаю… Сил нет. – Ольга Сергеевна закашлялась и прислонилась к стене. – Правильно, видимо, говорят: «Увидеть Париж и умереть».
Олег застыл. «Париж… Нам для ремонта нужно ее куда-то отправить… Ремонт обязателен…» – вспомнил он, и его охватило страшное предчувствие.
– Ольга Сергеевна, я сейчас вернусь, – выпалил он и стремглав бросился вниз по лестнице.
За час он успел навестить двух окученных этим летом пенсионеров. Всего таких было около двадцати, но он выбрал ближайшие адреса. Сначала позвонил в дверь квартиры на «Новослободской», где жила старушка, запомнившаяся Олегу огромными роговыми очками и похожая из-за них на улитку. Этой бабушке он даже ничего не сказал: она открыла дверь, и Олег молча отшатнулся, пораженный той же метаморфозой ускорившегося старения. В панике он покатил к дому на «Белорусской», где жил бодрый старичок-ветеран, с которым они перед подписанием договора распили бутылку хорошего коньяка. Около подъезда стояла «скорая помощь».
Олег ворвался в подъезд и пешком рванул на пятый этаж – лифт оказался занят. Он не добежал полпролета: дверь ветеранской квартиры хлопнула, и к лифту подошли два врача «скорой». Олег замер на месте.
– А дедок-то жениться хотел, – заметил первый врач, нажимая на кнопку наконец освободившегося лифта, – видать, баба его совсем заездила.
– Была бы баба – сдало бы сердце, – возразил второй. – А здесь хрен поймешь. Анемия… Как при лучевой болезни.
– Значит, термоядерная баба попалась! Врачи захохотали и поехали вниз. Олег словно прирос к полу – все это походило на ужасный сон, вырвавшийся из мира грез и воплотившийся наяву. Просто «Кошмар на улице Вязов»! Он вспомнил, как вгрызался в бетонную стену грохочущий в руках Юрца перфоратор… Как сыпалось на пол каменное крошево… Как в стене углублялась небольшая квадратная ниша… По спине поползли капли пота.
Когда Ольга Сергеевна снова открыла дверь, Олег молча ворвался в квартиру и бросился в спальню. Так и есть, на месте выбитой в стене ниши красовалась какая-то парижская фотография. И что-то подсказывало Олегу, что за этой фотографией окажется вовсе не тайник с припрятанными Ольгой Сергеевной деньгами. Олег убрал фотографию, обнаружил девственно гладкую, покрытую свежими обоями стену и стал ее простукивать. Сразу нашлась пустота. Олег схватил с буфета железный макет Эйфелевой башни, взвесил в руке и с размаху ударил острым концом в место предполагаемого тайника.
– Олег, что ты делаешь? Олег?! – испуганно воскликнула Ольга Сергеевна, замершая в дверях спальни.
Проигнорировав вопрос, Олег ударил еще раз. Обои прорвались, затрещала прикрывающая нишу отштукатуренная фанерная перегородка. Олег нанес по тайнику еще несколько остервенелых ударов, и рассыпавшаяся в щепки фанерка упала на пол вместе с кусками свежей штукатурки. В аккуратной квадратной нише под лохмотьями разорванных обоев притаился небольшой круглый контейнер с черно-желтым значком радиоактивности. Контейнер был открыт. Круглая свинцовая крышка лежала рядом в этой же самой нише.
Костя сидел перед монитором своего компьютера, в который раз пересматривая танец Алины. В экстравагантной клубной квартире «Третий путь» творился настоящий бедлам. Была суббота, и в комнаты набились десятки пестрых личностей, причисляющих себя к столичному андерграунду. Неизвестные художники, известные в узких кругах музыканты, маргинальные поэты и прочие представители безденежной богемы пили водку, которую традиционно подавали здесь в граненых стаканах, говорили «за жизнь» и делились друг с другом творческими планами. Один хвастался, что выпускает первый альбом, сокрушаясь, что первый тираж будет всего двести дисков, «но если пойдет, станет хитом продаж», второй приглашал на выставку своих инсталляций в Бибирево, третий читал неожиданно смешные и талантливые стихи. Взрывы хохота долетали до Кости из соседней комнаты через толстую фанеру, которой он закрыл дверной проем, чтобы обеспечить себе хоть какую-то обособленность.
В этой квартире невозможно было найти покой, но постоянная тусовка отвлекала Костю от терзавшей его боли. Окажись он в пустом жилище один на один с собой, состояние его сделалось бы невыносимым. Только теперь он понимал, от чего ему пришлось отказаться.
Алина была настоящей половинкой – той самой, которую многие люди тщетно ищут годами. Между ними не было испепеляющей страсти, не было излишнего притяжения, сладостного, но нервозного. Они просто составляли одно гармоничное целое, и оба поняли это в первый момент памятной встречи в Камергерском. Хрупкая женственность Алины дополнялась Костиной мужественностью, а его юношеское легкомыслие уравновешивалось ее зрелостью, приобретенной за годы балетной учебы. Оба были артистичны по натуре, оба мечтали творить. Им были смешны одни и те же вещи, одни и те же явления вызывали у них восхищение или неприязнь. Но одновременная неприязнь к чему-то как будто взаимоуничтожалась, а одновременное восхищение складывалось, становилось вдвое сильнее.
А как им было хорошо в постели! Костя не мог похвастаться большим количеством девушек до Алины, но четыре подружки, с которыми он успел повстречаться и по разным причинам расстаться, помогли ему составить о близости полное представление. Но это представление было похоже на знакомство с музыкальными инструментами: вот труба, она играет вот так; вот литавры – когда они ударяют, получается такой звук; вот скрипки – они могут заиграть так пронзительно, что навернутся слезы. Все это было здорово, но только с появлением Алины звуки всех инструментов сложились вместе, и грянула симфония. И самое главное, когда эта симфония завершалась последним ударным аккордом, между ними не возникало отчуждение. Наоборот, они становились ближе, могли до утра говорить о самых разных вещах, чтобы на рассвете окунуться в симфонию снова и лететь потом каждый по своим делам, как на крыльях, словно ночь не была бессонной.
Потерять Алину было очень больно, и совсем тоскливо было осознавать, что другой такой встречи никогда больше не будет. Костя не был пессимистом. Он трезво понимал, что нельзя два раза в жизни выиграть миллион в лотерею; нельзя встретить второго человека, который подходит тебе абсолютно во всем. Допустить подобную встречу – значит предположить, что где-то в мире существует еще одна Алина, и небеса будут так добры, что соединят их вместе, дважды подарив одному и тому же человеку самое большое счастье, в то время как тысячи несчастных мучаются, не в силах найти себе пару. Вряд ли небеса могут быть так прицельно щедры.
Зазвонил телефон. Костя схватил трубку и со страхом посмотрел на дисплей. Если Алина позвонит попрощаться, если он услышит ее голос, это не принесет ничего, кроме новых страданий.
Но это был Олег. Костя не общался с ним с тех пор, как они поссорились, и не очень хотел общаться теперь. Но обиды в душе не осталось.
Во всяком случае, напускать на себя нарочитую прохладу Костя не стал.
– Здорово, Олег, – сказал он спокойно и даже приветливо.
– Костян! – Олег шагал к своей машине, на ходу сжимая кулаки и жмурясь, как от боли. – Я дерьмо, я предатель, я подонок. Но друзей, кроме тебя, у меня нет и обратиться больше не к кому. Я могу приехать?
- Предыдущая
- 35/41
- Следующая
