Орлята партизанских лесов - Давидзон Яков Борисович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/31
- Следующая
Ещё издали Володя увидел дом под черепицей. В окнах света не было. В глубине двора стоял сарайчик с открытым чердаком.
Володя едва успел перекинуть ногу через забор, как его грубо дёрнули назад и сиплый голос произнёс:
— Стой! Куда прёшь?
Бежать было поздно да и невозможно: полицай крепко держал в своих руках Володин воротник.
— Отпустите, дяденька! — запросился Володя. — Сирота я…
— Знаем мы вас, сирот! — рассмеялся полицай. — Ты слышь, Иван, ещё один сирота, — обратился он к невидимому напарнику.
— Теперь время такое, — сказал тот примирительно, выходя из-за дерева.
— Ты мне про время басни не рассказывай — раз сирота, значит, партизанский выкормыш. Двигай в управу! — И он едва не задушил Володю, покрепче схватив за воротник.
— Отпустите, дяденька… — взмолился Володя.
— Пошли, пошли, — потащил за собой парнишку полицай.
В управе было натоплено. В печи гудел огонь. Трое полицаев реза в карты и даже не повернулись к вошедшим.
— Вот, привели, — сказал полицай, который поймал Володю. Но никто не обратил внимания на его слова. Это разозлило полицая и он закричал:
— Партизана привёл!
Полицаи, как по команде, резко подняли головы.
— А… опять пацана приволок, — безо всякого интереса вырвалось у одного из них.
И полицаи снова вернулись к картам.
— Вот мы сейчас поглядим, что тут у него, — сказал полицай, вытряхивая котомку.
Не найдя ничего подозрительного, полицай заметно рассвирепел.
— Говори, к кому идёшь! Кто послал тебя? — заорал он.
— Сирота я… Хожу по сёлам… Есть ведь надо…
— Ты у меня сейчас заговоришь! Заговоришь! — пригрозил полицаи и поднялся. Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с резиновой плёткой. Володя видел, как пороли такой же плёткой колхозного бригадира. При размахе резина растягивалась, а при ударе сокращалась и рвала кожу.
— Ну чего ты к парнишке пристал? — оторвавшись от карт, недовольно сказал полицай в меховой безрукавке. Лицо его показалось Володе не таким жестоким и равнодушным, как у других. — Откуда ты идёшь?
— Из Соловьяновки я… Сирота.
Полицай пристально вгляделся в Володино лицо.
— Из Соловьяновки, говоришь? Отец у тебя на лесоучастке работал, в урочище «Красный дворец»? — спросил он.
— Да, дяденька, работал…
— Отпусти хлопца, Иван! — сказал полицай. — Не врёт. Отец его умер ещё до войны. А мать где? — обратился он к Володе.
— В прошлом году заболела и умерла, — отвечал Володя, чувствуя, как от ненависти к полицаям у него закипает кровь.
— Иди, парень! — разрешил полицай, и Володя кинулся собирать вытащенные из котомки хлеб, старый женский платок, захваченный для обмена, перочинный ножик, ручку, потрёпанную книжку «Робинзон Крузо» куда юный разведчик собирался записывать сведения о враге.
— Ну, гляди, добряк! — зло протянул полицай, поигрывая резиновой плёткой. — Завтра доложу господину коменданту. Ответишь за нарушение приказа! Ведь сказано: всех подозрительных задерживать…
— Так ведь то подозрительных, — вяло возразил полицай в безрукавке. — А этого я знаю. Сирота. Иди, иди, парень!
Володя не стал ждать, чем закончится перебранка между двумя полицаями, и выскочил на улицу. Побежал куда глаза глядят. Лишь вконец запыхавшись, остановился, прижался к забору. Конечно, самое правильное в его положении — немедленно покинуть село. А как же задание? Ведь даже беглые наблюдения свидетельствовали, что село наводнено немцами. Пока его вели в управу, он видел бронетранспортёры и грузовики, спрятанные во дворах, две пушки.
«Нет, уйти я отсюда не могу! — сказал Володя сам себе. — Будь что будет: попрошусь переночевать!»
Он решительно свернул к калитке. Постучал. Кто-то подошёл, спросил:
— Чего надо?
— Пустите, пожалуйста, переночевать… Сирота я…
— Иди своей дорогой, — донеслось в ответ. — Мы не подаём!
Володю впустили только в третью хату. Пожилая крестьянка, закутанная в платок, молча поставила на стол миску с холодной картошкой, дала солёный огурец и кружку воды. Пока Володя ел, хозяйка постелила на лавке под окном.
Уставший, замёрзший Володя заснул мгновенно.
Утром он проснулся от того, что кто-то пристально смотрел на него. Володя открыл глаза и увидел мальчика приблизительно одних с ним лет. У мальчика были русые волосы, приветливое лицо.
— Здоров ты спать, — сказал он, улыбаясь. — Я думал — помер…
— Не-е, устал я вчера очень. Меня зовут Володей. А тебя?
— Дмитрием.
— В какой класс перешёл?
— В шестой.
— И я в шестой…
Мать позвала мальчишек завтракать.
— Посиди, я тебе воротник пришью, — сказала крестьянка, взяла Володино пальтишко и ушла в другую комнату.
— Иди сюда, — тихо подозвал Володя Дмитрия. Тот послушно встал рядом.
— Дай честное пионерское, что не проболтаешься!
— Честное пионерское! — прошептал Дмитрий. — Клянусь!
— Ты мне должен помочь, — решительно сказал Володя. Нужно узнать, что задумали немцы и заодно сосчитать их силы…
— Ты — партизан?
— Пока нет, — честно признался Володя.
— А меня возьмут, как ты думаешь?
— Не всем идти в лес, — рассудительно начал Володя и слово в вторил то, что сказал ему Мусиенко. Дмитрий слушал внимательно т согласно кивал головой.
— Что немцы задумали, я и теперь знаю, — сказал Дмитрий. — Сосед наш — полицай. Так его сын, жаба, хвастал, что скоро партизанам — каюк… Немцы каждый день прибывают. Даже два танка есть…
Они договорились, как действовать дальше. Огородами мальчики обошли всё село. Книга «Робинзон Крузо» основательно пополнилась непонятными постороннему человеку значками.
…Карательная экспедиция сорвалась. После боя, в котором немцы понесли большие потери, Мусиенко забрал Володю и Сашу в отряд имени Щорса партизанского соединения А. Ф. Фёдорова. Саша стала медсестрой, секретарём комсомольской организации отряда.
— Ну, хлопец, — сказал, познакомившись с Володей, комиссар отряда Аким Захарович Михайлов, — пойдёшь в связные. И ещё одно: по всем вопросам обращайся ко мне лично.
Володя посмотрел на высокого, худого и очень сурового на вид человека в серой армейской шинели и ответил:
— Слушаюсь, товарищ комиссар!
— Э, да ты, оказывается, у нас военный! — рассмеялся Михайлов.
Не мог знать тогда юный партизан Володя Казначеев, что в его жизнь вошёл человек, который заменит ему родителей. Человек, у которого он учился выдержке, честности и прямоте, умению отдавать предпочтение слову «нужно», а не слову «хочу».
Но тогда, с любопытством присматриваясь к непривычной обстановке партизанского лагеря, Володя забыл и о комиссаре Михайлове, и о сестре. Его можно было увидеть среди бойцов пулемётного взвода — перемазанного ружейным маслом, с чёрными от пороховой копоти руками, самозабвенно копающегося во внутренностях «максима» или «дегтяря». Помогал Володя ухаживать и за отрядными лошадьми. Но сильнее всего тянуло его к минёрам. То ли потому, что подрывники были в отряде на особом положении, то ли потому, что они постоянно что-то мастерили, укладывая толовые шашки в деревянные корытца или в цинковые коробки из-под патронов. Правда, к своему делу они его не подпускали. Даже, случалось, прогоняли подальше. Скоро Володя был в курсе всех дел. Появились новые друзья. Ближе всего он сошёлся с Лёней, Мишей и Валей Гузненками. Их мать и двух братишек тоже расстреляли фашисты. Отец — Александр Фёдорович — ушёл в отряд ещё в сорок первом. Для него война в тылу врага была делом знакомым: он бил немцев ещё в 1918 году, когда служил под началом Николая Щорса. Чтобы не разлучаться с детьми, бывший красноармеец организовал семейную пулемётную тачанку.
Володя завидовал им — Гузненки участвовали в лихих атаках на вражеские гарнизоны. Вернувшись в лес, показывали товарищу свежие пулевые пробоины в бортах тачанки и рассказывали о схватке.
- Предыдущая
- 4/31
- Следующая
