Операция «Переброс» - Иевлев Павел Сергеевич - Страница 35

• Предыдущая
• 35/77
• Следующая

Обширное помещёние явно было комфортабельным бомбоубежищем человек на десять – если судить по количеству откидных металлических коек с поролоновыми толстыми матрацами. На дальней стене висел замысловатый вентиляционный агрегат, похожий на массивную стальную улитку с хоботом, а за маленькой дверью (которую Борух открыл очень осторожно) был небольшой санузел.

– Кто-то тут недавно был… – сказал Борух, брезгливо понюхав воздух. – И этот кто-то не очень чистоплотный…

Не рискнув проверять, что навело прапорщика на такую мысль, Артём обратил внимание на боковую стену, где размещался обширный пульт, нашпигованный точно такими же экранами, как и комната охраны наверху.

– От блин, – сказал он, – похоже, мы у них всё время были как на ладони…

– Да, – заметил прапорщик, – про такое дублирование мы и не подумали… Но кто мог знать? Как только мы генератор запустили, так и засветились по полной.

– А может, и раньше, – Артём показал на металлический шкаф, где в решетчатых ячейках стояли рядами автомобильные аккумуляторы. – У них тут явно автономное питание было…

От аккумуляторного шкафа в центр помещёния тянулись два толстых кабеля с зажимами на концах, но, к чему их подключали прежде, осталось неизвестным. Борух, буквально обнюхав пол, сообщил:

– Ящик металлический, крашенный синей краской, метр на полтора, весом килограммов двадцать – двадцать пять.

В ответ на удивленный взгляд Артёма пояснил:

– Царапины остались, с частицами краски. Похоже, утащили с собой, не поленились. Видать, непростая штука… Не обед же они на нём грели?

Тщательно обследовав помещение, Борух сообщил свои выводы:

– Восемь человек, военные, сидели дня три-четыре – вон сколько банок пустых из-под тушёнки в мешке. Сидели тихо, больше спали, водки не пили, не курили – ждали чего-то. Кое-где следы оружейной смазки, клочья протирочной ветоши. Там у стены патронные ящики, пустые – боеприпасы унесли с собой. Кроме того, как минимум, один АГС. И коробка из-под детонаторов КД-8 – значит, и взрывчатка должна иметься. Серьёзно затарены ребятки, на большую автономку шли, партизаны хреновы…

– И куда они подались?

– А чёрт их… Город большой. Но батюшку нашего явно они свели.

– Зачем?

– Ну мало ли… Им, поди, любопытно стало, что мы за птицы. Странно, что в засаду не сели, – постреляли бы нас как куропаток. Видать, у них конкретное задание было, раз сразу ушли.

– И что с ним будет?

– Кто его знает… – уклончиво ответил Борух. – Но вряд ли просто отпустят…

Артёма передёрнуло – представить, что безобиднейший священник в руках у неизвестных военных, которые запросто могут пустить его в расход, было очень неприятно.

Борух сообщил Артёму, что «безделье – враг солдата», и объявил ПХД – парко-хозяйственный день. В течение нескольких часов они перетаскивали продукты в титанические холодильники, подключали к магистрали газовые баллоны, сливали в подземную цистерну солярку для генератора (вошло не всё, и полупустой бензовоз отогнали в дальний угол двора), носили в дом ящики с оружием и боеприпасами – в общем, проводили время без особого удовольствия, но с пользой. Зато ближе к вечеру с наслаждением помылись в горячей воде – газовый водогрей работал отменно. Борух несколько раз поднимался на башенку и осматривал окрестности в сильный бинокль – однако никакого движения в городе не заметил. Молчала и охранная система.

Ужинать расположились прямо на кухне – Артём жарил на газовой плите картошку с тушёнкой, а Борух протирал от консервационной смазки детали своей винтовки, аккуратно складывая промасленную ветошь в мусорный пакет. Оба потягивали неплохое чешское пиво из высоких бокалов и пребывали в состоянии почти полного довольства.

– Борух, – неожиданно спросил Артём, – а почему ты в армию подался? Ты вроде человек неглупый, образованный. Опять же… из этих…

– Что «из этих»? Еврей, что ли? Ненавижу всяческие эвфемизмы и политкорректности! Еврея куда удобней, понятней и неоскорбительней называть просто евреем, а не «лицом еврейской национальности» или «из этих»…

– Ну извини… И всё-таки, почему армия?

Борух вздохнул и отложил собранную винтовку:

– Видишь ли, Артём, – молодой я был, глупый. Пошёл из института служить срочную, да как-то и втянулся. Там, в армии, не так плохо, как принято думать у гражданских. Комфорту не очень, но к этому привыкаешь. Зато понятно – вот свои, вот чужие. Первых надо прикрывать, а вторых – наоборот. Просто всё, без заморочек. И есть, знаешь ли, нечто правильное в том, чтобы Родину защищать. Нет, без пафоса всякого – должно быть у мужика чувство, что он делает что-то реально нужное. Да и кому я на гражданке нужен со своим недополученным и начисто забытым образованием? Ни денег, ни жилья, ни гражданской профессии…

А ты отчего писательствуешь? Не сильно ведь прибыльно, если слухам верить…

Артём на секунду застыл с мешалкой в руке. Картошка обиженно заскворчала.

– Видишь ли, Борь, – задумчиво протянул он, – никакой я не писатель, на самом-то деле. Писатель – это человек, который хочет что-то сказать людям. Чехов Пушкинович Толстоевский. Ну вот распирает его что-то объяснить, что-то доказать, чему-то научить… А я… Ничего не хочу никому доказывать. Нет у меня внутренней потребности менять мир посредством печатного слова. Так что я не писатель, я – райтер.

– А не то же самое?

– Тут нюанс. Обрати внимание, что использование синонимичного англицизма всегда подчёркнуто снижает значимость явления. Сравни «друг» и «френд» – с одним в разведку, а с другим в интернетике потрепаться, хотя вроде слово и то же самое. Нельзя «отдать жизнь за френды своя». Вот и «райтер» – вроде как тоже пишет, но пафоса при этом уже никакого. Просто пишет. Литератор-буквенник.

– Это ты себя сейчас так уговариваешь? – понимающе усмехнулся Борух.

Артём вздохнул и выключил плиту:

– Чего мне себя уговаривать? Я про себя и так все знаю… Давай лучше выпьем, что ли, товарищ старший прапорщик.

– Наливай, налейтератор…

Полковник Сергей Петрович Карасов о своём прозвище – «сутенёр», – конечно же знал. Впрочем, его это только забавляло: «Вам, ледям, именно сутенёр и нужен», – сказал он как-то молодому старлею, который, забывшись, произнёс кличку вслух. И даже не наказал того за длинный язык. На самом деле тот факт, что он со всем взводом не вернулся со следующей операции, был никак не связан с неосторожным разговором, но… Остальные сложили два и два и поостереглись. Но не потому, что Карасову было обидно, а просто чтобы поддержать репутацию. Полковник считал правильным, что его опасались. «Солдат должен бояться своего командира больше, чем врага», – кто-то из пруссаков сказал. Так что пусть шипят за спиной, ляди, лишь бы шли куда пошлют. Куда он, сутенёр, их, ледей, отправит.

Сутенёр так Сутенёр – в любом случае, это лучше, чем кличка «карась», которая была у него в училище.

В том, что эту операцию полковник решил провести лично, не было ничего странного. Он и раньше периодически «выходил в поле», чтобы не растерять сноровку, да и кому такое поручишь? Обычно о любом серьёзном мероприятии ещё до его начала знает каждая собака – пусть и не в деталях. Информация в армии просачивается как керосин – как ни шифруй доклады и донесения, как ни ограничивай круг посвящённых, всё равно слухи ползут. Сутенёр с этим давно смирился – бороться с утечками, находясь в дырявой лодке, – дело бессмысленное. Остаётся одно – плыть быстрее, чтобы лодка не успела затонуть. Чем глобальнее операция, тем больше людей участвует в подготовке, а значит – и слухов больше. Однако на этот раз истинный смысл операции был закопан так глубоко, что вечное «сарафанное радио» не сработало. Да и то сказать, кто такому поверит?

• Предыдущая
• 35/77
• Следующая