Операция “Зомби” - Самаров Сергей Васильевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/72
- Следующая
Геннадий Рудольфович положил руку на трубку красного телефонного аппарата, но застрявшее в голове слово требовало большей конкретики, и он удержал в себе немедленное желание доложить руководству ситуацию, показывая тем, что он еще на что-то годен. Больше конкретности, больше конкретности...
Уточнения? А что можно уточнить, когда информации вообще нет? Стоп. Отсутствие информации – это тоже информация. Но есть информация о работе самого генерала. Есть у людей, с которыми он беседовал. Откуда к ним могла прийти эта информация?
В отделе ни один из офицеров не знал всего. Каждый выполнял только собственную узкую задачу, каждый раз разную, но все нити шли только к генералу Легкоступову. А обмениваться сведениями и ради любопытства сводить концы с концами в конторских отделах не принято. От офицеров отдела, таким образом, узнать все подробности не могли.
А от него самого?
А от него они поступали частично напрямую к директору. То есть к главному лицу во всей этой истории. И частично, в искаженном виде, поступали в отдел внутренних расследований. И никуда больше. Никуда...
Правда, нельзя исключить и тот факт, что у директора есть привычка советоваться с заместителями или даже обсуждать какие-то важные дела на коллегии. Это тоже нельзя сбрасывать со счета, но в любом случае обращаться к директору сейчас, не имея данных, – глупо. И ведь он чуть-чуть не прокололся, совсем уже собрался позвонить и напроситься на прием.
Но если директор ФСБ входит в круг лиц, возглавляющих непонятную силу, которая пожелала получить в свои ряды генерала Легкоступова, то организация эта действительно могущественная. Да пусть даже и не сам директор. Одного заместителя достаточно...
Генерал встал и подошел к окну. Заложил руки за спину. Еще одна из его любимых поз, помогающих соображать. Своего рода условный рефлекс, обостряющий умственную деятельность. Однако сейчас рефлекс не сработал. Мысли в голову не шли.
За стеклом совсем уже сгустился летний вечер. Пора домой.
2
– Собака залаяла... – сказал Юрок.
– Слышал.
Я открыл глаза, сам просыпаясь, как сторожевая собака, сразу с ясной головой. Даже сквозь полудрему я обычно контролирую ситуацию, будто всегда нахожусь на войне. И привычка эта настолько прочно впиталась во всю мою сущность, что работает даже в самой обыденной обстановке, когда нет угрозы ни мне, ни кому-то другому.
– Мне показалось, это где-то в стороне. Может, даже в соседнем доме... Кто там живет?
– Не знаю.
– Плохо. Надо было узнать. В случае сильного шума соседи могут и на помощь прийти.
– Не те времена. Сейчас больше о себе беспокоятся. Чуть где шум, сразу собственные двери на три запора. И в молчанку... Такие собственное здоровье берегут.
Его философствования не соответствуют действительности и говорят только о плохой наблюдательности.
– Нет. Ты не прав. На домишки ихние посмотри... Не те соседи, которые кого-то боятся, кроме налоговой полиции. Эти, если не враги, друг друга выручать будут обязательно. И у них, как правило, есть что в руки взять... По деревенским меркам здесь судить нельзя.
– Понял. Это я не додумал. – Юрок согласно опускает голову так, что мне с заднего сиденья видно, какая у него мощная, «наетая» шея. При стриженом затылке эта шея напоминает шею «быка», прикрывающего жирным телом современного, не нюхавшего зоны авторитета, вроде того же Крысавца, и потому от облика Юрка веет угрозой беспредела. Впрочем, авторитеты настоящие держат вокруг себя других ребят, иссушенных непокоем, жилистых и татуированных, со стальными зубами в два ряда, но угроза от них, надо заметить, идет не меньшая. – Надо быть осторожнее. Но, мне кажется, уже пора...
Не заикается. Хорошо это или плохо? Как бы совсем его эмоции не задушили, не затмили разум. Такое тоже случается. Перебор возможен не только при карточной игре.
– Пора, – соглашаюсь я, даже не взглянув на часы. Состояние охраны я определяю по своему состоянию. Время суток действует, как правило, на большинство людей одинаково. Так природа распорядилась, и большое ей спасибо за это. И еще ей спасибо за то, что природа наградила меня умением сбрасывать сонливое оцепенение, как полотенце с плеч, перед тем как в душ войти. А душ я принимаю мысленно. И свежим становлюсь усилием мысли, словно в самом деле под прохладными струями постоял.
Юрок осторожно, чтобы не щелкнул замок, открывает свою дверцу. Я точно так же открываю свою. Замки так хорошо смазаны, что руки маслом пачкают. Я еще вчера с неудовольствием, хотя и с одобрением обратил на это внимание.
– Ты там, у себя дома, не в «быках» случайно ходишь? – это я полушутя сказал, потому что не нравятся мне наетые шеи. Шея наетая и шея тренированная – разные вещи. Уж в этом-то я толк знаю, иначе просто не сумел бы выжить при своей недавней негласной профессии. И не такая, как сейчас, помнится, шея была у Юрка в Афгане.
– С чего вы взяли? – Он даже улыбается.
– Шея у тебя «бычья».
– У омоновцев такая же... Почему про ОМОН не спрашиваете?
Я хмыкаю, потому что знаю, как недалек от правды Юрок. «Быки» и омоновцы похожи и внешне, и характером. Я однажды по необходимости положил троих омоновцев на мокрый асфальт за шесть секунд. И шеи их не спасли. Юрка так, пожалуй, не положишь. Я сам его учил. Хотя попробовать, может, и стоит... Со временем все теряют квалификацию. Потерял, естественно, и я, хотя всячески стараюсь поддерживать себя в необходимой форме. Но с армейским периодом меня нынешнего сравнивать трудно. Да и не стоит сравнивать. У меня уже и психология другая. Тогда я за страну свою был в ответе и серьезно относился к своим обязанностям. Сейчас отвечаю только за собственную жизнь. При всей моей жизнелюбивости уровень ответственности явно не тот.
– Ладно. К делу. Для начала я зайду с фасада, посмотрю на собак, – предложил я. – А ты контролируй боковой выход и подвал. Я передвигаюсь по часовой стрелке. Ты – против.
– Годится. – Он первым выходит из машины.
Легкая камуфляжка на поясе за спиной оттопыривается. От обычной поясной кобуры такого не бывает.
– Ты все-таки взял свой обрез, – морщусь я.
Он чуть смущен. Но смущен угрюмо. В голосе упрямство, которое мне, человеку в работе рациональному, трудно объяснить.
– Привык к нему. Я уже много раз представлял, как Крысавца из него расстреляю... Картечью... Чтобы кровь ведрами хлестала...
Но «АПС» у него уже в руке. Большой палец «прогулялся» – слышу я по звуку, – переключая предохранитель на одиночный огонь, потом на автоматический, потом опять на одиночный, и возвратил его в исходное состояние. Профессионально «прогулялся», почти заученно, проверяя работу. Не забыл, значит, настоящее оружие. Это меня утешает.
– Беру фору в четыре минуты. Через четыре минуты ты должен быть на углу забора. Я рукой дам сигнал с угла дома. Если случится задержка, жди еще две минуты, потом работай автономно. Старайся, чтобы шума было меньше. Помни о соседях.
Юрок в знак согласия так скрипнул зубами, что у меня холодок по спине пробежал. Ох и зол он...
И я при этом обязан делать вид, что аплодирую самодеятельному концерту!
Я покинул машину и, не оборачиваясь, пошел в сторону дороги, на ходу прилаживая непривычный приклад арбалета к плечу. Мне не надо контролировать бесшумность шага. Это отработано до автоматизма. План, нарисованный напарником, я выучил достаточно хорошо и теперь сразу, срезав путь через кустарник, оказался на нужном месте.
Здесь, со стороны фасада, забор не целиком из кирпичной кладки. По обе стороны ворот по два кованных из хорошего металла решетчатых звена – каждое метра по три длиной. По краям звенья укреплены в кирпичные квадратные колонны. За первой колонной я и остановился, выглядывая из-за угла во двор.
Мутновато-белесая луна освещает двор достаточно хорошо. Собак не видно и не слышно. Нет их и на крыльце, где горит красивый, под старину стилизованный фонарь. Впрочем, я и не ожидал их встретить. Но все же надо проверить.
- Предыдущая
- 10/72
- Следующая
