Сильвия и Бруно. Окончание истории - Кэрролл Льюис - Страница 6

• Предыдущая
• 6/53
• Следующая

— Железнодорожный узел Фейфилд! Пересадка на Эльфстон!

Что за смутные воспоминания, связанные с этими простыми словами, вызвали наплыв радостных мыслей, захлестнувших моё сознание? Из вагона я выбрался в счастливом возбуждении, причина которого мне самому вначале была непонятна. Да, раньше я уже проделал точно такое же путешествие и в такое же самое время суток шесть месяцев назад, но ведь с тех пор столько всего произошло, а память старика слабо удерживает недавние события, поэтому напрасно я искал это «недостающее звено». Внезапно мой взгляд упал на скамью — единственную на этой унылой платформе — и на сидящую на ней девушку; тут-то и вспыхнула в моём мозгу забытая сцена, да так живо, словно всё повторилось вновь.

«Вот и ответ, — подумал я. — Эта убогая платформа полна для меня памяти о той давней встрече! Она сидела на этой самой скамье и приглашала меня присесть рядышком цитатой из «Гамлета»... Забыл, какой. А что если применить графский метод Драматизации Жизни — представить Жизнь этакой Пьесой, вообразив, будто сидящая фигура принадлежит леди Мюриел, да подольше не возвращаться к действительности!»

И я зашагал вдоль платформы, изо всей силы воображая («понарошку», как говорят дети), что обыкновенная пассажирка, сидящая на скамье, не кто иная как леди Мюриел, которую я при этом старательно вспоминал. Её лицо было повёрнуто в другую сторону, что только способствовало продуманному самообману, в котором я упражнялся, однако невзирая на всё моё старание тоже глядеть в другую сторону, чтобы продлить приятную иллюзию, мне неминуемо предстояло, дойдя до конца платформы и развернувшись идти назад, увидеть пассажирку в лицо. Это и была леди Мюриел!

 Забытая сцена теперь живо предстала моей памяти, и чтобы сделать её повторение ещё более невероятным, рядом с ней оказался тот самый старик, которого, как я теперь припомнил, в первый раз грубо согнал со скамьи станционный смотритель, чтобы освободить место для титулованной приезжей. Тот, да «с отличием». Он уже не ковылял по платформе на дрожащих ногах, но как ни в чём не бывало сидел рядом с леди Мюриел и впридачу разговаривал с нею!

 — Ну же, кладите в кошелёк, — говорила она, — и помните, что вы должны потратить это на Минни. Обязательно принесите ей что-нибудь полезное, что-нибудь по-настоящему нужное! И привет от меня! — Леди Мюриел произносила эти слова с таким увлечением, что, хотя звук моих шагов заставил её поднять на меня глаза, в первую минуту она меня не признала.

 Приблизившись, я приподнял шляпу, и тут её лицо осветилось неподдельной радостью, отчего мне тот час вспомнилось ясное личико Сильвии — там, на Кенсингтон-гарденз. Я совершенно опешил. А она, вместо того чтобы побеспокоить бедного старичка, сидевшего рядом, сама вскочила со скамьи, и вот уже мы вдвоём принялись расхаживать взад-вперёд по платформе. Минуту-другую наша беседа была пустой и бессодержательной, словно мы были всего-навсего двумя случайными гостями, сошедшимися в заурядной лондонской гостиной; похоже было, что каждый из нас опасается задевать те скрытые в глубине нити, что связали наши жизни вместе.

 Пока мы разговаривали, к платформе подкатил Эльфстонский поезд. Повинуясь подобострастному напоминанию станционного смотрителя («Сюда, миледи! Прошу поторопиться!»), мы направились в самый конец платформы, где находился единственный вагон первого класса. Когда мы поравнялись с опустевшей скамьёй, леди Мюриел заметила лежащий на ней кошелёк, в который недавно так тщательно был упрятан её дар. Владелец кошелька, совершенно не догадываясь о своей потере, влезал, поддерживаемый кондуктором, в вагон на другом конце поезда.

 — Вот растяпа! — воскликнула она. — Неужто так и уедет, чтобы дома обнаружить пропажу!

 — Давайте я возьму кошелёк и сбегаю к нему. У меня это получится быстрее.

 Но она была уже на полпути к нему. Она летела («бежала» — слишком обыденное слово для её движений, подобных порханию феи) с такой стремительностью, что в любом случае безнадёжно оставила бы меня позади.

 Вернулась она скорее, чем я закончил своё дерзкое хвастовство насчёт бега наперегонки, и пока мы взбирались в наш вагон, проговорила с притворной скромностью:

 — Так вы считаете, что могли бы сделать это быстрее?

 — Куда там! — ответил я. — Признаю себя виновным в преувеличении и отдаюсь на милость суда!

 — Суд будет снисходителен — на этот раз! — Тут игривость в её поведении сменилась обеспокоенностью. — У вас неважный вид! Когда вы нас покидали, то вид у вас был здоровее. Подозреваю, что Лондон не пошёл вам на пользу.

 — Должно быть, лондонский воздух виноват, — сказал я. — Или утомительная работа. Или моя слишком одинокая жизнь. Но как бы то ни было, а в последнее время я и впрямь чувствую себя неважно. Но Эльфстон мигом меня излечит. Предписания Артура таковы — а он, как вы понимаете, мой врач, и сегодня утром я получил от него весточку, — побольше озона, парное молоко и главное — приятное общество!

 — Приятное общество? — сказала леди Мюриел с весёлым удивлением. — Уж и не знаю, где нам сыскать-то его для вас! На соседей мы небогаты. Но парное молоко мы вам раздобудем. У моей давней приятельницы миссис Хантер, что живёт на холме. На качество можете положиться. А её маленькая Бесси каждый день по дороге в школу проходит мимо вашего дома. Так что посылать вам молоко будет для них проще простого.

 — С удовольствием последую вашему совету, — ответил я. — Завтра же схожу к ним и договорюсь. Да и Артуру, я-то знаю, не помешает прогулка.

 — Вы не утомитесь, вот увидите, — до фермы не более трёх миль.

 — Что ж, раз мы решили этот вопрос, позвольте вернуть вам ваше замечание. На мой взгляд, у вас тоже не очень здоровый вид.

 — Увы, это так, — тихо ответила она, и её лицо внезапно потемнело. — В последнее время мне пришлось нелегко. Я давно хотела посоветоваться с вами на этот счёт, но написать у меня рука не поднималась. И я так рада теперешней возможности! — Считаете ли вы, — начала она после минутного молчания и с видимым замешательством, столь для неё нехарактерным, — что обещание, которое человек дал обдуманно и, в общем, официально, непременно нужно выполнить — за исключением, разве что, случаев, когда для этого требуется совершить что-нибудь откровенно низкое?

 — И вправду, другие исключения на ум не приходят, — признался я. — По-моему, тут возможна единственная зацепка: искренне или нет давалось обещание...

 — Но так ли это? — нетерпеливо перебила она меня. — Я всегда полагала, что учение Библии на этот счёт содержится в словах «не лгите друг другу».

 — Я размышлял над этим вопросом, и мне видится, что сущность лжи заключается в намерении обмануть. Если вы даёте обещание с намерением неукоснительно его исполнить, тогда вы поступаете искренне, и если впоследствии вы нарушаете обещание, это не имеет никакого отношения к обману. Я бы не назвал такого человека бесчестным.

 Вновь на минуту воцарилось молчание. По лицу леди Мюриел трудно было разобрать, о чём она думает — мне казалось, что мой ответ пришёлся ей по душе, но одновременно вызвал новые вопросы; и мне страшно захотелось узнать, не связана ли её озабоченность (как я уже заподозрил) с разрывом помолвки с капитаном (теперь майором) Линдоном.

 — Вы сняли у меня с души тяжёлый груз, — призналась она, — но нарушать обещания всё-таки нехорошо. А вы можете привести какие-нибудь примеры?

 — Да любые, где речь идёт о том, чтобы платить долги. Если один человек что-то пообещал другому, то этот второй имеет к первому иск. И низость, совершённая первым человеком, когда он нарушил своё обещание, скорее наводит на мысль о краже, чем о лжи.

 — Это ново... для меня, во всяком случае, — сказала она, — но тоже кажется верным. Однако, не хочу рассуждать отвлечённо с таким старым другом как вы. А мы ведь старые друзья, по-своему. Вы знаете, мне кажется, что мы начали, как старые друзья! — добавила она тем весёлым тоном, который так не вязался со слезами, блестевшими у неё в глазах.

• Предыдущая
• 6/53
• Следующая