В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах - Хедин Свен - Страница 39

• Предыдущая
• 39/119
• Следующая

Владельцы арб также ехали с нами, и каждый экипаж имел, таким образом, своего возницу, который то шел пешком рядом с лошадьми, то примащивался на передке со своим длинным кнутом в руках и посвистывал. В другой арбе ехали Ислам-бай и Хашим; в ней же помещался весь мой багаж. Обе собаки наши, Джолдаш и Хамра, были привязаны сзади моей арбы.

С грохотом и скрипом повлекли нас арбы по большой дороге, вдоль левой стены города, к «Песочным воротам» — Кум-дервазе, откуда нам осталось еще почти два часа пути до Янги-шара. Там приключился с нами комический эпизод. Какой-то китайский солдат кинулся к нам и остановил лошадей, утверждая, что Хамра его собака. Нас вмиг окружила целая толпа зевак. Я велел вознице ехать дальше, но китаец кричал, жестикулировал и бросался плашмя перед колесами арбы, требуя свою собаку.

Пришлось пойти на компромисс. Порешили, что, если Хамра пойдет за китайцем, значит, она его, а если за нами — наша. Едва собаку отвязали, она стрелой кинулась по дороге вперед и исчезла в облаке пыли. Храбрый китаец остался с носом, и наградой за хлопоты был ему только всеобщий смех.

18 февраля, миновав несколько местечек, достигли мы Файзабада (обитель благодати), самого значительного пункта на тракте между Кашгаром и Марал-баши. День пришелся как раз базарный, и узкие улицы, наполненные пестрой, суетливой толпой, отличались необычайным оживлением. Сюда стекались жители всех окрестных селений, чтобы запастись всем необходимым на целую неделю.

По дороге мы также встречали и нагоняли множество пеших и конных людей с разными продуктами сельского хозяйства, с овцами, козами, курами, плодами, сеном, топливом, разной утварью и проч. На длинной базарной улице стоял шум и гам, толкотня и брань, слышались громкие выкрики торговцев. Там и сям мелькали женщины в больших белых тюрбанах с белыми чадрами, виднелись китайцы в голубых кофтах, пробивались сквозь толпу караваны ослов — настоящий муравейник.

Одна из моих арб в кашгар-дарьинских лесах 

Файзабадский базар замыкается на обоих концах деревянными воротами, но самое местечко стенами не обнесено. Всего в нем, если считать и разбросанные кругом дворы, дворов 700–800. Большая часть населения принадлежит к сартскому племени; кроме того, здесь много дунган и небольшое число китайских поселенцев. Местечко производит хлопок, рис, пшеницу и проч., яблоки, груши, виноград, дыни, огурцы и разные другие овощи.

19 февраля. Вокруг нас расстилается ровная серовато-желтая бесконечная равнина, покрытая толстым слоем сухой, мелкой пыли (лёсса), которая взвивается столбом от малейшего дуновения ветерка и набивается повсюду, даже в шубы, в мешки, находящиеся внутри арб, и слоями оседает на их крышах. Чтобы защититься от нее, мы накрыли арбу парусиной от палатки; полы ее были спущены спереди настолько, чтобы не закрывать нам вида. Ехать по этой мягкой настилке мягко, точно по перине; колеса арб так и тонут в ней. Поэтому подвигаемся в наших тяжело нагруженных экипажах очень медленно.

Вскоре после полудня мы сделали четырехчасовой привал в караван-сарае Янги-абада (Новое место). Во дворе стояло множество арб, нагруженных топливом, нарубленным в ближайшем дженгеле (лесу). Затем мы ехали впотьмах всю ночь от 5 часов вечера до 5 часов утра. Качка арбы скоро убаюкивает, и мы спали, зарывшись в подушки, тулупы и войлока.

Ночью мы сбились с пути, так как и возницы ухитрялись временами вздремнуть. После шумных поисков дороги, гиканья, тпруканья, едва-едва не перевернувшись вместе с арбами, мы выехали на настоящую дорогу. Около города Кара-юлгун (Черный тамариск) мы переехали по деревянному мосту через Кашгар-дарью. Город Яй-булак (Летний источник) получил свое название от того, что река здесь выходит летом из своих ровных, низких берегов и заливает их на далекое пространство. И теперь на равнине виднелись густо обросшие камышом замерзшие болота. В теплое время года большая проезжая дорога и делает значительный крюк, во избежание затопленных мест. Около пяти часов пополудни мы доехали до места, где дорога пересекалась таким замерзшим разливом реки. Лошади бежали во всю прыть, выехали на лед, и он затрещал и подломился под нашей арбой, а сама последняя завязла по ступицы. Выпрягли лошадей из другой арбы, припрягли их сзади арбы, и после долгих усилий удалось-таки вытащить ее на сушу.

Попробовали затем перебраться по льду в другом месте, и моя арба переехала благополучно, но другая врезалась в лед одним колесом. Пришлось вытаскивать из нее весь багаж и переносить его на руках на другой берег. Погода была холодная, неприятная, и Ислам-бай развел для меня на другом берегу большой костер, у которого я и грелся, пока остальные возились еще с час с арбой. В два часа утра мы добрались до местечка Урдаклика, где и остановились.

Станционные дворы с кучами топлива и сена, сараями и арбами часто бывают очень живописны. Рогатый скот, овцы, кошки, собаки и куры очень оживляют их; яйца, молоко и хлеб можно достать везде. На этом тракте преобладают караваны ослов, перевозящих между Кашгаром и Ак-су хлопок, чай, ковры, кожи и пр. Расстояние между этими двумя городами достигает почти 550 верст, разделенных на 18 «эртенгов» — станций или дневных перегонов. Караван или арба не может за день сделать больше одного эртенга. Китайская почта, если везет важные депеши, проезжает, однако, весь этот путь в 3¹/₂ дня.

На каждой станции есть китаец-смотритель, заведующий почтой, и три магометанина курьера; один из них обыкновенно исполняет обязанности слуги при смотрителе, а два других несут почтовую службу. Почтовая сумка доставляется только до ближайшей станции, откуда ее тотчас же отправляют с новым курьером до следующей и т.д. На каждой станции держат более 10 лошадей, и вообще почта отличается быстротой и аккуратностью.

Почтовое сообщение между Кашгаром и Ак-су, а также между этим последним, Карашаром и Урумчи, Хами, Са-чжоу и Лянь-чжоу-фу, однако, потеряло свое значение с проведением китайским правительством, по требованию Англии, телеграфной линии. И странно видеть вытянутые правильной линией телеграфные столбы в этой азиатской глуши. Когда китайцы проводили линию, их сопровождали целые обозы; сарты снабжали работающих и продовольствием и орудиями.

23 февраля. Лес прерывается на значительном расстоянии от Марал-баши, и дорога портится, а ландшафт оголяется и теряет всякую живописность. Еще раз переехав сухое теперь русло Кашгар-дарьи по узкому деревянному мосту, мы миновали китайскую крепость Марал-баши, обнесенную зубчатой стеной из обожженного кирпича, с башенками по углам; гарнизон крепости состоит, говорят, из 300 чел. Главная базарная улица идете запада на восток, очень длинна, пряма и грязна. По обе стороны ее тянутся китайские и сартские лавки и ворота караван-сараев. Мы нашли пристанище себе и своим мешкам в какой-то жалкой лачуге.

В Марал-баши вместе с окрестными кишлаками насчитывается до тысячи дворов. Место это называется иначе Долон, и на южных трактах это название в общем употреблении. Обозначает оно: «дикий лесной тракт», т.е. область, лишенная городов. Жители гордятся тем, что они «долоны»[2], но по языку, обычаям и религии это те же восточные туркестанцы.

Я прогулялся по этому ничтожному городку, который имеет двое маленьких ворот; одни ворота называются Кашгар-дервазе, другие — Ак-су-дервазе. Обе главные мечети имеют простые глиняные фасады и деревянные галереи, обращенные во двор; называются мечети: одна — Долон, другая — Музафир. Долон расположена вблизи ворот Ак-су-дервазе, за которыми находится кладбище. Тут же оказалась и Кашгар-дарья; воды в ней было очень мало, и та почти стоячая. Из нее выведено несколько арыков, приводящих в движение мельницы.

Мы посетили одну из них. Это был попросту соломенный навес на столбах. В одном углу его мололось зерно между горизонтальными жерновами, привезенными из Кашгара. В другом углу обдирали рис (шалы — сырой рис с шелухой; груч — очищенный, белый рис без мякины). Водяное колесо на горизонтальной оси приводит в движение деревянные молотки, ударяющие в косо поставленные желоба, куда кладется рис; беспрерывным постукиванием молотками рис и очищается от шелухи. Просеяв рис, его опять кладут в желоба, и так до трех раз, пока вся мякина не будет выброшена.

• Предыдущая
• 39/119
• Следующая