Урук-хай, или Путешествие Туда… - Байбородин Александр Владимирович - Страница 15
- Предыдущая
- 15/91
- Следующая
Песня была довольно длинная. Здесь я не привожу её полностью не потому, что не запомнил – запомнил до последнего словечка – а чтобы не лишать Вас спокойствия духа и хорошего настроения на долгие дни.
К моему счастью, никаких пыточных орудий, из упомянутых в омерзительных стишках, кроме бича, у них с собой не было, но первые две строчки они претворяли в жизнь весьма усердно и рьяно. Я Вам замечу, что крепкий пинок подкованного сапога будет ещё куда как похуже удара бичом, если Вы понимаете о чём я.
Так они волокли меня довольно долго, петляя по разным проходам, то спускаясь, то поднимаясь по крутым винтовым лестницам. Несколько раз мне казалось, что меня таскают по кругу, уж очень похожие пятна плесени встречались на полу. Но разве в этих однообразных проходах можно быть в чём-то уверенным? Даже если бы мне повезло убежать, я не нашёл бы дороги на поверхность. Хоть с факелом, хоть без факела. Только глупо было надеяться на какой-то побег: меня не выпускали из лап ни на мгновение.
Когда премерзкая песня, наконец-то, закончилась, мои мучители принялись вслух обсуждать, как они будут меня есть. Один, видимо, не самый уважаемый, говорил, что еду можно пока и отложить, а со мной позабавиться, пока не сдохну. Трое же других, объяснив первому в словах и выражениях, которые я здесь повторять не буду, что он глуп, принялись рядиться: жарить меня или варить. Обладатель зловещей хари стоял за то, чтобы зажарить, причём не до конца, а оставить с кровью, двое же остальных, как раз те, что меня и держали, настаивали на варке, упирая на то, что после трёхдневной голодухи совсем неплохо похлебать горяченького. Обладатель хари стоял на своём, и они едва не подрались, чуть не позабыв обо мне. Но опять вмешался первый и заявил, что деревяшек осталось совсем чуть-чуть. Что варить, что жарить – не хватит, и надо, содравши с меня кожу, просто засолить мясо на пару дней. Я так понял, что всё это он предлагал сделать со мною живым.
Обладатель хари, однако, сильно возмутился таким предложением и заявил, что если он хочет жареного мяса, так он будет жрать жареное мясо, а желающих солонины, можно пустить на солонину и самих. Они с первым немного подрались, но обладатель хари был явно крупнее и сильнее, так что победа быстро оказалась за ним. Но битый остался при своём мнении, в спор о варке и жарке он более не вмешивался, но громко бурчал, что всё будет так, как Гхажшур решит, и напрасное это дело – спорить сейчас о моей участи.
«А Гхажшур мне не указ! – зло рявкнул обладатель хари. – Тоже мне, начальник, мы от начальников ушли, и он нам не прикажет. Не он крысёныша поймал, не ему им и распоряжаться».
Битый сказал, что он ещё поглядит, сможет ли харя заявить такое самому Гхажшуру. Тут же получил по зубам, сплюнул один из них и после этого рта совсем не открывал, берёг оставшиеся. А спор о способах моего приготовления разгорелся с новой силой.
Между разговорами орки… – я позабыл сказать, что все четверо были орками – между разговорами и драками никто из четверых не забывал дать мне пинка, отвесить тумака или хлестнуть верёвочным бичом. К концу пути на мне уже места живого не было. На спине и ниже, я имею ввиду.
Настроение у меня было отвратительным. Не каждый день при Вас обговаривают способы вашего съедения. Когда читаешь в книжке, как тролли собираются есть гномов и Бильбо Бэггинса, это кажется забавным. Когда это происходит с тобой, вся забавность улетучивается куда-то, как факельный дым. От одного только представления о том, что со мной будут делать то же, что я делаю с говяжьей вырезкой к обеду, меня чуть не стошнило. И стошнило бы, но сухари давно уж переварились.
Ожидать восхода солнца и превращения орков в камень не приходилось. Во-первых, орки не тролли и в камень не превращаются. Во-вторых, откуда в этих каменных мешках может взяться солнце? Разве что вся земля над нами взлетит в воздух. Но и тогда вряд ли: наверху – ночь. К тому же проделать такой трюк может только волшебник. Но ни одного знакомого волшебника у меня нет. Даже самого завалящего. Последний раз настоящего волшебника в наших краях видели лет сто назад. Всё шло к тому, что моё неправильно начавшееся Приключение, может неправильно и кончиться. В смысле, в желудке у этой отвратительной четвёрки и неведомого мне Гхажшура. От такой жуткой мысли меня передёрнуло, и от резкого движения боль в вывернутых плечах тут же радостно встрепенулась и начала грызть суставы ещё усерднее.
Узкий проход кончился. Меня втащили в низкий сводчатый зал, уставленный толстыми, в несколько обхватов, каменными столбами, поддерживающими потолок. Зал, в основном, был тёмен, и величина его лишь угадывалась. Темнота сгустилась по углам, оттеснённая из середины дымным багровым светом факелов. В середине, на каменном возвышении в мой рост высотой и футов тридцати в длину и ширину, стояло огромное деревянное резное кресло. Факелы были установлены в железных стойках по краям возвышения, по четыре с каждой стороны, и хорошо освещали всё происходящее на нём. Вокруг кресла клубилась небольшая толпа орков. А в кресле, предназначенном гиганту, сидел маленький, наверное, всего на полфута выше меня, орк. Я даже подумал – орчонок. Сидел и смешно, по-детски, качал короткими, не достающими до пола, ножками. Орки же вокруг эту картину ни забавной, ни стоящей внимания, видимо, не считали. Просто занимались, кто чем. Лишь при моём появлении они оживились.
В очередной раз меня проволокли коленками по каменным ступенькам, заволокли на возвышение и бросили к ножкам кресла, отпустив, наконец-то, руки. Это было так приятно, что несколько мгновений всё вокруг казалось радостным.
– Это что? – мелодичным голоском спросил орк-коротышка.
– Мясо! – гордо выступил вперёд обладатель хари. – Наверху, в склепе с отдушиной, взяли. Как зверь дрался! Впятером еле скрутили!
– Впятером? – недоумённо спросил коротышка. – А где же пятый?
– Пятый? – обладатель хари огляделся, почесал огромной лапищей затылок. – Пятый. Пятый, должно быть, в склепе остался. Этот его башкой о стену так приложил! Он и мне руку чуть не отрубил! Да нам всем досталось! Забыли пятого.
И он оглянулся на остальных, ища поддержки, но непохоже, чтобы они стремились хоть что-нибудь сказать.
– Значит, Вы нарушили мой приказ, – скучно произнёс коротышка, – и ходили наверх. Ещё и бросили там одного. Придётся вам за ним идти. Если вернётесь с ним, то, может быть, я вас прощу. Этого пока прибейте к вон тому столбу. Я буду развлекаться.
– Как это, развлекаться? Ты что, Гхажшур? – завопил обладатель хари. – А жрать? Третьи сутки пустую баланду хлебаем! Мясо добыли! А ты – развлекаться!
– Скука причиняет развитому уму страдания большие, чем голод глупому желудку, – кротко ответил коротышка. – Мой, прежде времени умерший, братец говорил, что жрать и спать – свинячье дело. Я не очень долго, часов шесть, не более.
– Да ты ж с него всю кровь спустишь, – продолжал волноваться громила, – его ж потом, засушенного, не пожаришь.
– Мне кажется, что ты уже должен быть на пути наверх. И они тоже. Нет?
– Не много ли ты приказывать стал, Гхажшур? Здесь все парни вольные, сами могут решить, кому что делать! Уж пожрать мы точно без тебя сможем! – и громила громко захохотал, обнажая осколки зубов.
Как-то пусто стало вокруг него. Даже те трое, что раньше стояли рядом, улизнули куда-то, возможно, поспешили обратно в склеп.
Коротышка в резном кресле резко махнул левой рукой, и огромный, футов в семь, обладатель устрашающей хари поперхнулся смехом и ухватился за шею. Некоторое время он ещё стоял, пытаясь что-то сделать с булькающим горлом, но потом колени его подкосились, и он гулко грохнулся навзничь, подняв клуб пыли. Коротышка легко спрыгнул с кресла, подойдя к трупу, выдернул из тела маленький, дюймов в шесть, клинок и приказал, растягивая слова: «Этого – на кухню. Этого – к столбу».
Немедленно меня стащили с возвышения, придавили спиной к ближайшему столбу, и какой-то орк уже собирался вбить свой кинжал в щель каменной кладки прямо сквозь моё запястье, но его остановил новый приказ. «Нет. Привяжите. Так он может быстро умереть. Раз уж у нас теперь есть мясо, я хочу позабавиться подольше». И я оказался растянутым верёвками между четырёх, вбитых в стену, кинжалов.
- Предыдущая
- 15/91
- Следующая
