Зимовка на «Торосе» - Алексеев Николай Николаевич - Страница 25

«…До сих пор я старался итти мористее шхер [острова в Пясинском заливе], — пишет Толль в своем донесении о плавании «Зари» в Академию наук в январе 1901 года. — Но лед принуждал меня сделать попытку найти фарватер между островами и берегом, т. е. итти шхерами. Но тут мы вошли в настоящий лабиринт, начало которого обозначилось тем, что мы сели 21 августа на камень, с которого сошли, однако, спустя три часа без повреждения, пользуясь верп-анкером и полным ходом машины. 22 августа, идя шхерами, мы очутились в большой губе, изрезанной бухтами и переполненной островами. Невольное открытие этой губы, которую я предлагаю назвать в память лейтенанта Минина губой Минина, обошлось нам довольно дорого, так как мы сели, стараясь найти выход, на мель, с которой снялись уже не так легко. Но благодаря удачным мерам командира и успешной работе всего экипажа судна, в которой принимали единодушное участие все члены экспедиции без исключения, мы отделались благополучно…

…26 августа мы прошли траверз мыса Стерлегова и подвинулись сравнительно много вперед, но на другое утро встретили сплошной лед. Только на востоке открывался вход в залив или пролив, о котором мы, не имея в последнее время, вследствие тумана, определения своего места, предположили, что это быть может Таймырский пролив. Поэтому я решил войти в этот залив, чтобы ориентироваться и исследовать его до перемены льда к лучшему. К сожалению, облачность не позволила астроному Зебергу определить наше место, а посланный вглубь паровой катер, хотя и не определил точно, пролив это или залив, тем не менее, убедился, что глубины там постепенно уменьшались.

… 28 августа я решил сделать попытку обогнуть ледяное поле, лежащее у островов, тянущихся от устья залива на северо-запад, но, пройдя 30 миль на запад, убедился в невозможности это сделать. Лед стоял, насколько было видно с мачты, неподвижно на западе. Чтобы не потерять связи с материком и не лишиться возможности, по плану экспедиции, провести первую зимовку на Таймырском полуострове, я решил опять вернуться в залив, исследовать его по возможности подробно, обождать случая для дальнейшего плавания и поискать здесь на случай необходимости гавань для зимовки.

В этом заливе экспедиция невольно провела время от 28 августа до 16 сентября. На западе Таймырского полуострова он является первым изученным заливом, поэтому я предлагаю назвать его в память первого научного исследователя Таймырского края А. Ф. Миддендорфа, совершившего свою достопамятную экспедицию по поручению Академии наук в 1843 г., заливом Миддендорфа.

Астроном Зеберг на двух пунктах: на острове, лежащем в устье северного прохода в залив, и на берегу гавани в северо-западной бухте залива Миддендорфа определил долготу и широту местности. Первый пункт 75°52? сев. шир. и 92°59? вост. долготы.

Сильное движение льда на месте первой стоянки на якоре вынудило нас войти в северо-западную бухту залива, которая благодаря своему защищенному положению доставила «Заре» спокойное убежище. Я предлагаю назвать ее в честь основателя климатологии России К. С. Веселовского, последнего сотоварища А. Ф. Миддендорфа, гаванью Веселовского.

Лейтенант Коломейцев снял бусолью и дальномером большую часть залива Миддендорфа и проверил его глубины. Зоологи А. А. Бялыницкий-Бируля и доктор Вальтер, при своих экскурсиях на байдарах и пешком по тундре и на окружающие горы, сверх того обогащали познание географии этого края, а я старался получить картину геологии окрестностей. Конечно, драгировочные и гидрологические работы продолжались и здесь. Таким образом, получилась, соответственно позднему времени года, лишь относительно полная география и биология залива Миддендорфа.

Однако зимовать здесь мне не хотелось. Несмотря на полную безопасность для судна в гавани Веселовского, неглубокий и полный отмелей фарватер залива представлял для такого глубокосидящего судна, как «Заря», опасность при выходе из него. Затем, я опасался, что «Заря» будет затерта в будущем году льдами в заливе, так как уже теперь вход, через который мы вошли, затерло льдом во время нашей стоянки в гавани. Остался еще другой проход в него, но, повидимому, более мелкий.

Я поручил лейтенанту Коломейцеву измерить этот вход — и действительно, пройти через него оказалось возможным при надлежащей осторожности.

Наконец 16 сентября «Заря» благополучию вышла ив залива Миддендорфа, но пройти далеко к северу нам не удалось. Едва только мы успели обогнуть ближайшие острова, как перед нами открылась сплошная масса льда, заставившая нас вернуться к тем же островам.

18 сентября мы попытались опять пройти к северу и обойти с запада группу других островов, сходных с группою, названной Нансеном Норденшельдовой, но результат был такой же самый: к северу не разбитые ледяные поля, а открытое море только далеко к западу.

После ночевки между льдами 19 сентября, убедившись утром на другой день в невозможности пройти дальше, я дал приказ повернуть к берегу.

20 сентября мы открыли другую губу, в которой можно было бы зимовать; я назвал ее бухтой Коломейцева. Здесь мы стояли до 22 числа в ожидании более благоприятного состояния льда. И, действительно, от северо-восточного ветра образовалось столько полыней, что можно было попытаться пройти дальше, хоть до Таймырского пролива. Однако опять удалось дойти едва лишь до следующей бухты, где мы стояли до 25 сентября. В тот же день, убедившись, после осмотра с вершины горы, что полыньи расширились еще немного больше, как казалось — до горизонта, я решил сделать последнюю попытку пробраться до Таймырского пролива, если дальше окажется невозможным.

Между тем температура понизилась уже до —2°,2, а вода была охлаждена на поверхности до —0°,78 я представляла переохлажденную массу, готовую каждую минуту замерзнуть. Кристаллы льда и шуга плавали около судна.

Несмотря на то, мы благополучно вышли из бухты и дошли до Норденшельдовых островов. Но здесь оказалось непреодолимое препятствие: между островами стоял невзломанный ледяной барьер. Пробиваться через него нельзя было и думать, а за этим льдом, на сколько хватал глаз, тянулось открытое море…»