Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз) - Хейли Артур - Страница 36
- Предыдущая
- 36/84
- Следующая
— Да, — сказал он, — я в этом уверен.
О’Доннелл помолчал, потом снова заговорил:
— Мы по возможности проводим реорганизацию мирно. Правда, иногда мирный путь оказывается неприемлемым. Я не из тех людей, кто считает возможным ради сохранения мира поступаться принципами. — Он посмотрел на Коулмена. — Я хочу сказать это сразу, чтобы потом не было недоразумений.
Коулмен промолчал, и О’Доннелл продолжил:
— Но все же я хочу, чтобы вы продвигались вперед осмотрительно. — Он улыбнулся. — Действуйте убеждением, а «кольт» приберегите для действительно важных целей.
— Я понял, — уклончиво ответил Коулмен.
И все же он не совсем понял сказанное. Неужели его впечатления об О’Доннелле оказались ложными? Может быть, он просто миротворец, избегающий конфликтов? Похоже, что ему только что предложили не высовываться и не раскачивать лодку. Если так, то они скоро поймут, что получили не того человека. Коулмен решил, что, найдя в Берлингтоне квартиру, не станет снимать ее надолго.
О’Доннелл со своей стороны раздумывал, правильно ли он поступил, сказав все это Дэвиду Коулмену. Клинике повезло, что удалось заполучить такого специалиста, и главному хирургу совершенно не хотелось его отпугнуть — во всяком случае, с самого начала. Но О’Доннелл не мог пренебречь возможным влиянием Джо Пирсона на Юстаса Суэйна и старался не подвести Ордэна Брауна, который во что бы то ни стало хочет получить от Суэйна четверть миллиона долларов, так нужные клинике. Ради этого О’Доннелл был готов пойти на умиротворение Джо Пирсона.
Но как решить, где заканчивается политика и где начинается ответственность О’Доннелла как врача и медицинского руководителя? Этот вопрос не давал ему покоя. Наступит день, и ему придется со всей решительностью определиться с этой границей. Не заигрался ли он сейчас с политикой? Кажется, заигрался. Если бы меньше думал о политике, то не сказал бы сейчас Коулмену того, что сказал. Власть развращает. Это факт, и от него никуда не денешься, какими бы благими ни были твои намерения. Он хотел было объяснить Коулмену ситуацию, но потом решил этого не делать. В конце концов, Коулмен — новый человек, а О’Доннеллу пока не удалось узнать, что скрывается за холодными серо-стальными глазами молодого патологоанатома.
В центре города они запетляли по знойным и пыльным улицам Берлингтона. Тротуары ослепительно блестели на солнце, черный асфальт мостовой плавился и липнул к колесам. О’Доннелл направил «бьюик» во двор отеля «Рузвельт». Портье открыл дверь машины и принялся вытаскивать с заднего сиденья вещи Коулмена.
— Хотите, я провожу вас в номер? Просто чтобы удостовериться, что все в порядке?
— Думаю, в этом нет никакой необходимости, — ответил Коулмен, выйдя из машины. Отказ был вежливым, но твердым.
О’Доннелл выглянул в окно:
— Хорошо. Ждем вас завтра утром. Удачи!
— Спасибо.
Портье захлопнул заднюю дверь, О’Доннелл выехал на улицу и влился в поток машин. Он посмотрел на часы. Два часа. Он решил сначала заглянуть в администрацию, а потом поехать в клинику.
Элизабет Александер сидела на обитой кожей кушетке в коридоре лаборатории поликлинического отделения клиники и от нечего делать разглядывала стены. Почему они выкрашены в два оттенка темно-коричневого цвета? Неужели не нашлось более ярких и светлых красок? К тому же первый этаж — самая темная часть клиники; желтый или светло-зеленый цвет мог бы оживить ее помещения.
Элизабет, сколько себя помнила, всегда любила яркие цвета. Когда была еще маленькой, сама сшила занавески для своей комнаты из зеленовато-голубой ткани, разрисованной звездами и лунами. Конечно, она сработала те занавески очень топорно, но тогда они казались ей чудесными. Для того чтобы их повесить, пришлось спуститься к отцу в его лавку на первом этаже. Отец подобрал металлический прут нужной длины, железные кронштейны, нашел шурупы и отвертку. Элизабет помнила, как он рылся в ящиках. У отца все было кучей навалено в ящиках, и ему всегда приходилось долго искать необходимую покупателю вещь.
Это было в Нью-Ричмонде, в Индиане, за два года до того, как отец погиб в катастрофе. Или это было за три года до того? Трудно вспомнить — время летит так быстро. Но она точно помнила, что с Джоном она познакомилась за полгода до гибели отца. Это знакомство тоже было связано с цветом. Джон зашел в лавку ее отца купить красную краску. Она в это время помогала отцу и сумела отговорить Джона от красной краски и убедила купить зеленую. Или это было как-то по-другому? Как туманны ее воспоминания. Зато помнит, что влюбилась в Джона с первого взгляда. Наверное, она уговаривала его купить другую краску только для того, чтобы он подольше не уходил. С тех пор у нее не было ни одного случая засомневаться в чувствах, которые они питали друг к другу. Они сохранили эту детскую влюбленность. Через шесть лет они поженились. Несмотря на то что у них обоих не было ни гроша, несмотря на то что Джон учился в колледже, никто не стал возражать или уговаривать их подождать. Для всех родственников этот брак был естественным и неизбежным.
Многим людям мог показаться трудным первый год их совместной жизни, когда Джон учился в колледже. Но для Джона и Элизабет это было самое счастливое время в их жизни. Элизабет окончила вечерние курсы секретарей в Индианаполисе и работала стенографисткой, зарабатывая им на жизнь.
В тот год они очень серьезно обсуждали планы на будущее. Поступить ли Джону на медицинский факультет, чтобы выучиться на врача, или ограничиться специальностью технолога-лаборанта? Элизабет была за первый вариант. Хотя это означало, что Джон начнет зарабатывать только через несколько лет, она была готова все это время работать и содержать семью. Но Джона такая перспектива не устраивала. Конечно, он всегда хотел заниматься медициной, он хорошо учился в колледже, но должен же он что-то делать и для семьи! Когда Элизабет забеременела, это решило все. Не обращая больше внимания на протесты жены, Джон поступил в школу медицинских технологий, и они переехали в Чикаго.
Там у них родилась девочка, которую они назвали Памелой. Четыре недели спустя ребенок умер от бронхита, и Элизабет на время показалось, что весь ее мир рухнул. Несмотря на всю свою стойкость и здравый смысл, она потеряла опору под ногами и перестала интересоваться жизнью. Джон делал все, что мог, он был добр, нежен и внимателен, но ничто не помогало.
Элизабет чувствовала, что ей надо бежать из привычной обстановки, и она уехала к матери в Нью-Ричмонд, но через неделю заскучала по Джону и вернулась в Чикаго. Она начала выздоравливать — медленно, но верно. За шесть недель до выпускных экзаменов в школе медицинских технологий Джона Элизабет поняла, что забеременела. Эта беременность помогла ей окончательно оправиться от травмы. Элизабет снова чувствовала себя здоровой, к ней вернулась былая бодрость; она испытывала радостное волнение, думая о своем будущем ребенке.
В Берлингтоне они нашли маленькую, но уютную квартирку за вполне умеренную плату. На отложенные сбережения они купили мебель, а на ежемесячную оплату вполне хватало части зарплаты Джона. Все было прекрасно. Единственное, что выводило ее сейчас из равновесия, — это тусклый коричневый цвет больничных стен.
Дверь лаборатории открылась, и в коридор вышла женщина, сидевшая в очереди перед Элизабет. За женщиной в коридоре показалась лаборантка в белом халате и заглянула в список:
— Миссис Александер?
— Это я, — сказала Элизабет и встала.
— Входите, пожалуйста.
Вслед за лаборанткой Элизабет вошла в процедурный кабинет.
— Садитесь, миссис Александер. Я задержу вас ненадолго.
— Спасибо.
Лаборантка еще раз прочитала направление, написанное доктором Дорнбергером.
— Резус-фактор и антитела. Отлично. Положите руку сюда, пожалуйста, и зажмите кулак.
Она взяла Элизабет за запястье и смочила его раствором антисептика, потом ловко надела на плечо Элизабет резиновый жгут. С лотка девушка взяла шприц, достала из пакета стерильную иглу и соединила ее со шприцем. Выбрав подходящую вену, лаборантка быстрым резким движением ввела в нее иглу и потянула на себя поршень. Когда кровь дошла до отметки семь миллилитров, девушка извлекла иглу со шприцем из вены и прижала к месту пункции ватный тампон. Вся процедура продолжалась не больше пятнадцати секунд.
- Предыдущая
- 36/84
- Следующая
