Необычайные похождения Севы Котлова. Повести - Алексин Анатолий Георгиевич - Страница 25
- Предыдущая
- 25/44
- Следующая
— Тебе чего? — спросил продавец.
— Так… ничего… Разглядываю…
— Нечего тебе здесь делать. Вот рядом магазин ученических принадлежностей, там и разглядывай!
Кира вдруг подошла, гордо и даже презрительно взглянула на продавца и сказала:
— Он со мной!
— Тогда простите, пожалуйста, гражданочка! Я смотрю, парнишка… кольца ему покупать вроде еще рановато… И серьги вроде ни к чему!
Мне было неприятно, что Кира за меня заступилась: я ведь должен был и в себе тоже все время вызывать это самое «отвращение».
— Ты что за мной идешь? — спросила Кира. Она внимательно оглядела меня и вдруг даже как-то нежно сказала: — А у тебя нос точь-в-точь как у Димы…
Нос мой сразу зачесался, и на лбу, как тогда, на переменке, выступил пот. Но тут я почему-то не решился вытереть его рукавом курточки. Я уставился в тротуар и сказал:
— Мне нужно с вами поговорить…
— С Димой что-нибудь случилось? Что-то я не видела его после уроков…
— Пока еще ничего не случилось! — таинственно произнес я, нажимая на слово «пока». — Просто у них сегодня практика на заводе.
— Ах да! Я совсем забыла!
Дима учился не в том десятом классе, в каком училась Кира, и заводская практика у них бывала в разные дни.
— Пока еще не случилось… — повторил я.
— Как это «пока еще»? А что может случиться?
— Мы уезжаем…
— Уезжаете?! Куда?
— Нас командируют!…
— Кого это «нас»?
— Ну, всю нашу семью!…
— И куда же? Куда?
Кира очень заволновалась, поэтому я еще немного помучил ее неизвестностью, всякими таинственными фразами и намеками. Я загадочно опускал глаза и даже сказал, что это «секретная командировка» и что я не имею права о ней подробно рассказывать. Ну, а потом… потом я, конечно, выложил все что мог о нашей поездке в Заполярск. Кира об этом ничего не знала, — Дима почему-то не рассказал ей. Видно, он и в самом деле не собирался уезжать.
— Заполярск?… — задумчиво произнесла Кира. — Это очень заманчиво…
— Для всех заманчиво! И для меня заманчиво, и даже для мамы заманчиво, а для Димы, видите ли, не заманчиво!
— Почему?
— Потому что… ну, потому что…
— Ну почему? Почему?
— В общем он из-за вас не едет…
— Дима? Из-за меня?! — Кира отчего-то страшно обрадовалась и потащила меня за угол, в переулок.
— Он тебе говорил, да? — стала она допытываться. — Говорил? Именно такими словами: «Я не поеду из-за Киры!»? Да? Прямо так и сказал? А больше он ничего не говорил? Он с тобой делился как с братом, да?
— Ну, вообще-то он со мной, конечно, делится, — важно ответил я. — И даже советуется по всем… наиболее важным вопросам. Но это… это я и сам вижу. И сам понимаю, что он именно из-за вас…
Кира чуть не закричала и не запрыгала от радости:
— Из-за меня не хочет ехать? Это же очень хорошо! За-ме-ча-тель-но!
Я лично ничего замечательного в этом не видел.
«Вот странные люди! — подумал я. — Он восторгается, что она поет на переменке в коридоре, где никто, кроме нее, не поет, а она прыгает оттого, что он не едет туда, куда любой нормальный человек помчался бы не задумываясь. Прямо, как говорится, «с закрытыми глазами».
Кира взглянула на мою постную физиономию (а я еще вдобавок все время тяжело вздыхал), потихоньку пришла в себя и спросила:
— А ему обязательно надо ехать?
— Конечно, обязательно! — быстро и горячо заговорил я. — У нас из-за этого вся семья разваливается. Понимаете? Мама заболела: у нее с сердцем из-за этого очень плохо стало. Мы даже эту… ну, как ее… неотложку вызывали! И папа пьет разные капли…
— И к папе тоже вызывали неотложку?
— Пока еще не вызывали, но если дело так пойдет, карету «Скорой помощи» вызвать придется!
— Папа очень переживает?…
Видя, что мои слова подействовали на Киру, я стал сочинять еще горячее:
— Не то что «переживает», а прямо ужасно страдает! Он говорит: «Пусть там с вечной мерзлотой что угодно происходит, а я без своего любимого старшего сына никуда не поеду!»
— Дима, значит, у него любимый?
— И я тоже любимый… Но и Дима, конечно, тоже. Ведь он у папы самый первый родился! Понимаете? А оттуда-то, с севера, звонят по ночам, всю квартиру будят, требуют, чтобы мы приехали. А папа заявляет: «Если Дима не поедет, и я не поеду!» А к маме, значит, каждую ночь неотложку вызываем…
— Так они же, ваши родители, возненавидят меня!
— Еще как возненавидят! Прямо зверски!… Пока они еще не возненавидели, но если так будет продолжаться…
— Хорошо. Я поговорю с Димой!
А вечером я из кухни услышал, как Дима, прикрыв трубку рукой, говорил:
— Я так и знал, что тебе безразлично!… Что ты можешь спокойно разлучиться! Хорошо… Если ты настаиваешь, я поеду. Я знал, что ты совершенно не будешь скучать. Ну, конечно, разве тебя это трогает?… Нет, я первый писать не буду. Если ты пришлешь письмо, я напишу. А если не пришлешь, я писать не стану. Буду знать, что ты нарочно выгнала меня за Полярный круг…
Весь вечер Дима ходил по квартире такой грустный, что мне его стало очень и очень жалко. «И чего он убивается? Да что бы я когда-нибудь из-за какой-то там Киры!…» Но все эти мои мысли никак Диме не передавались.
Тогда я побежал советоваться к Витику-Нытику. Все-таки у него были старые бабушкины журналы, в которых давались всякие полезные советы на этот счет.
Витик-Нытик сразу сообщил мне, что в одном из пожелтевших от старости журналов он вычитал очень важный совет: оказывается, для того чтобы влюбленный человек успокоился и перестал страдать, ему ничто не должно напоминать о «предмете любви». И тогда он его забудет!
Я понял, как мне нужно действовать: там, в Заполярске, ничто не должно напоминать Диме о Кире Самошкиной, и тогда он обязательно забудет свой «любимый предмет»!
Я — в воздухе!
Когда наша соседка Генриетта Петровна узнала, что мы полетим до Красноярска на самолете, она сразу же предсказала, что нас всех будет ужасно тошнить. Потом она сообщила, что в больших новых самолетах все пассажиры непременно привязываются к сиденьям ремнями, потому что если не привязаться, то можно пробить головой окно и вылететь прямо на улицу (она так и сказала: «прямо на улицу»). Генриетта Петровна даже где-то читала, что один американец так вот и вылетел через окошко…
Потом соседка сообщила, что самое опасное — это, оказывается, взлет и посадка. И что совсем недавно («Ну, буквально на днях!») один самолет разбился при взлете где-то в Америке, а другой при посадке где-то в Австралии.
Оказалось также, что иногда аэродром не может принять самолет из-за плохой погоды, и тогда машина покружится, покружится в воздухе, полетает, полетает, пока не кончится горючее, а потом падает куда попало… Наша соседка слышала, что так именно случилось однажды не то в Канаде, не то в Мексике.
Когда же Генриетта Петровна узнала, что от Красноярска мы поплывем на пароходе, она заявила, что там уж нас всех «потошнит как следует! Еще в десять раз сильнее, чем в самолете!». Можно было подумать, что наша соседка всю свою жизнь провела на воде и в воздухе. Но я-то знал, что свои самые дальние путешествия она совершала на электричке только до станции Кратово, где обычно летом снимала дачу.
Однако и другие тоже пугали нас этой самой тошнотой. Жалостливая Лелька Мухина, например, сказала, что ее даже в зоологическом саду укачивало, когда она на маленьких осликах по кругу каталась. Это было очень давно, но Лелька до сих пор помнила. И еще она сообщила, что против тошноты изобрели какое-то замечательное лекарство. Мама тоже слышала про это лекарство и накупила его целый пакет. Тогда я поклялся себе в том, что если меня в дороге от тошноты будет не то что «укачивать», а прямо-таки переворачивать вверх тормашками, я и тогда не подам виду и не прикоснусь к маминому лекарству.
Итак, мы отправились в путь!
До самого Заполярска мы ехали на одних только экспрессах. Из Москвы выехали на автобусе-экспрессе, потом пересели на «ТУ-104», который тоже вполне можно назвать «воздушным экспрессом», а после нас помчал по Енисею речной экспресс. Но расскажу все по порядку…
- Предыдущая
- 25/44
- Следующая
