Хорошая работа - Фролов Иван - Страница 4

• Предыдущая
• 4/10
• Следующая

Ребята окружили Григория Васильевича, стали с ним прощаться:

— Счастливо в гору!

— Доброй вахты, Григорий Васильевич!

— Учиться будем хорошо, честное пионерское!

— Приходите к нам еще, дядя Гриша!

Все ребята пошли провожать своего гостя.

Кто-то взял Паню за плечо.

Он обернулся и увидел Николая Павловича.

— Все хорошо? — спросил Николай Павлович как будто спокойно, но с улыбкой радости в глазах.

— Ох, хорошо, Николай Павлович! Коллекция всем как понравилась…

— И речь твоего отца о больших ковшах, Паня!

В первый раз Николай Павлович назвал Паню просто по имени. Это еще прибавило ему радости: хоть сейчас пройдись колесом по всем коридорам. Он помчался искать товарищей, чтобы порадоваться вместе с ними, и нашел почти всех кружковцев возле краеведческого кабинета.

— Вот он, Пань-Панек, мил-голубок! — Вася Марков ринулся к Пане. — Ребята, старосту качать, сквозь потолок до седьмого неба! Взялись!

С трудом вырвавшись из рук Васи, братьев Самохиных и Егорши, Паня задорно выдвинул другое предложение:

— Кто в пляс? Васек, вызывай Егоршу!

Но Егорша Краснов, не дожидаясь приглашения, пошел по кругу на забавно подогнутых нотах, быстрый, как огонек, с притворно суровым лицом.

— Пань, давай песню! «Кузнечную», Пань! — потребовал Вася, уже выделывая на месте коленца и ревниво приглядываясь к Егорше.

Поскорее откашлявшись, набрав воздуха побольше, Паня встряхнул перед собою кистями рук, щелкнул пальцами и залился с перехватами и переборами, как это получалось у него, когда душе не терпелось взлететь повыше:

— Давай, давай, не задерживай! — подбадривали плясунов Вадик, Самохины и другие ребята, хлопая в ладоши.

А Гена, засунув руки в карманы, глядя на носки ботинок, вдруг, не сходя с места, забил ровную быструю чечетку, будто на пол посыпалась крупная, звонкая дробь.

Строители «Уральского хребта» так расшумелись, что не сразу услышали звуки горна, возвещавшего о начале второго отделения пионерского сбора.

Холодный мелкий дождь лил двое суток. И когда на третьи утром перестал, небо не очистилось, как это бывает летом после дождя, а осталось серым, пасмурным. Хмурые тучи медленно и тяжело плыли над землей, плыли так низко, что, казалось, цеплялись за зеленые еще вершины осин и карагачей. От реки Сакмары дул сырой и густой ветер. Он то затихал, то снова, будто после раздумья, становился порывистым и свирепым; тогда тонкие ветки карагача со свистом гнулись то в одну, то в другую сторону, редкими стайками улетали с осин первые желтые листья, а тучи начинали ронять мельчайшие капли.

В любую минуту снова мог хлынуть дождь.

В колхозной риге несколько девушек перелопачивали зерно, подготовленное для отправки на элеватор.

Кладовщица то и дело выходила из риги, посматривала на дорогу и, не видя там ожидаемой машины, покачивала головой:

— Нет, теперь уж, видно, не приедет. Вечер подходит, а его нет. Засел, наверно, — дороги-то вон как развезло. А парень боевой! Если не приехал — значит, засел. Не ко времени дожди пошли. Это разве шутка — план не выполнен, хотя всего только двенадцать тонн осталось сдать государству! Эх, не будь дождя — вчера бы все подчистили!

На широкой деревенской улице показалась трехтонка; она медленно ползла, оглушительно гремя цепями, намотанными на колеса.

— Девчата! — закричала кладовщица. — Борька катит! Красный флажок на машине — значит, он!

Грузовик свернул с дороги, ловко развернулся и задним бортом вплотную подошел к риге.

Как только замолчал мотор, девушки принялись насыпать в кузов пшеницу.

Шофер молча выбрался из кабины, не спеша обошел машину, потрогал все скаты, залил в радиатор воды. Потом глянул на хмурое небо, что-то хмыкнул, закурил самокрутку и, обратившись к девушкам, сказал:

— Проворнее давайте, поторапливайтесь!

Ему было девятнадцать лет, но маленькое худощавое лицо и небольшой рост делали шофера похожим на мальчика.

Стараясь казаться внушительнее, он пытался держать себя независимо, а говорил нарочито грубовато и отрывисто. На нем был не по росту комбинезон, что делало смешной его небольшую фигуру.

К нему подошла кладовщица:

— Борис, может пообедаешь? Холодище вон какой стоит — похлебал бы горячего…

Он помолчал немного, словно и не ему было сказано. Потом нехотя ответил:

— Некогда засиживаться. Того и гляди, дождь будет. Приеду на элеватор — пообедаю в столовой.

Снова помолчал и добавил:

— Хлеба кусок принесите. Дорогой, может, закушу.

— Плоха дорога? — спросила кладовщица.

— А то! Надо бы хуже, да некуда. Не дорога, а слякоть! Ты сюда машину ворочаешь, а она плывет в другую сторону. Руки начисто отмотал, руль еле держат. А хуже всего в Черном долу да в Бешеном овраге: мосты — одно название, приходится в объезд, а там…

Он сел на подножку, несколько раз затянулся махорочным дымом, бросил окурок в лужицу и, подняв с земли прутик, начал старательно счищать с крыла машины грязь. Казалось, он настолько увлекся этим занятием и оно было таким важным, что полностью овладело всем его вниманием. Он стал даже немножко покряхтывать, когда тоненький прутик сгибался, будучи не в силах справиться с глинистым комком.

Вдруг резким движением руки он швырнул прутик прочь.

— Пойдет вот дождь, и, как говорят, будет полный порядок. И машину можно угробить и зерну конец, — сказал он кладовщице. — Какой тут обед!

И крикнул девушкам, остановившимся для минутной передышки:

— Живей насыпайте, ночью отдыхать будете!

— Ты гляди, какой вострый! Сам бы поработал без отдыха! — с обидой в голосе сказала одна.

— С виду — парень, а ворчит, словно дед на печке, — добавила вторая.

Первая что-то сказала подруге вполголоса, и обе рассмеялись, поглядывая на шофера.

Он покраснел и полез в кабину.

В это время к риге торопливо подошла девочка лет четырнадцати. На ней ладно сидела вязаная зеленая кофта, из-под которой у шеи виднелся красный галстук. Голову девочки покрывала пуховая шаль, на ногах были черные, школьного образца, туфли и калоши.

— Здравствуйте, тетя Маша! — сказала она, подойдя к кладовщице.

— Здравствуй, Саня! Ты что так запыхалась? Или бежала?

— Бежала. Боялась, как бы машина не ушла.

— Хочешь на ней уехать?

Саня кивнула головой:

— Больше не на чем. На лошадях в такую погоду и за двое суток до райцентра не доберешься. А ехать нужно сегодня: завтра вся делегация района должна выехать в Чкалов.

— Ну и поезжай, — сказала кладовщица.

— А шофер где? — спросила Саня.

— В кабине.

— Как он? Возьмет?

— Должен взять. Ты же едешь не на прогулку, а по делу, да еще почетному.

Саня подошла к кабине:

— Дядя, вы скоро поедете?

Он, будто между прочим, взглянул на нее и молча кивнул головой:

— Как насыплют, сразу и поеду.

— А меня не возьмете до райцентра?

— Нет, не возьму, — ответил шофер и, давая понять, что разговор окончен, занялся какой-то пружинкой, бывшей у него в руке.

— Почему? — нерешительно спросила Саня.

Он помолчал.

— Потому что не возьму, а не возьму потому, что еду в ночной рейс, а погода — хуже не придумаешь. Опасно. Понятно?

• Предыдущая
• 4/10
• Следующая