Священный меч Будды - Сальгари Эмилио - Страница 16

• Предыдущая
• 16/61
• Следующая

— Но, — заметил американец — эти самые иностранцы, если и введут новые обычаи, то научат и новым ремеслам, давая тем самым толчок торговле, расширяя связи и улучшая таким образом условия жизни народов.

— Совершенно верно, Джеймс, но китайцы считают эту самую торговлю с иностранцами ненавистной и нежелательной для себя. И на самом деле она лишает их громадного количества шелка, чая, фарфора и тысячи других товаров, которые, оставаясь в китайской империи, стоили бы гораздо дешевле, чем они стоят теперь.

— Но ведь в обмен они получают продукты европейские, американские и другие.

— Эти продукты не нужны китайцам, которые умели жить без них целые тысячелетия.

— Но ведь они от этого богатеют.

— Кто же богатеет? Только одни коммерсанты, а народ умирает с голоду.

— Позвольте мне в этом усомниться.

— Я сейчас докажу вам это на примере. Одно время в Китае существовали тысячи и тысячи прядилен, которые давали заработок миллионам рабочих; явились европейцы, привезли свои готовые бумажные товары — и все фабрики закрылись.

— Почему?

— Потому что китайские изделия стоили вдвое дороже европейских. Завтра европейцы найдут способ точно также конкурировать в торговле шелком, расписной бумагой и так далее. Вследствие этого еще масса фабрик, дающих теперь заработок нескольким миллионам людей, закроется, и нищета увеличится. Что вы на это скажете?

— Говоря правду, Джорджио, китайцы неплохо рассуждают. Скажите мне, скольких миллионов достигает их торговля с Европой?

— До 1842 года, по мнению Сомнерата, она достигала только двадцати четырех или двадцати шести миллионов и велась исключительно Ост-Индской компанией, которая отправляла туда четыре больших корабля и штук двадцать поменьше; Франция присылала туда два корабля и вывозили на два или три миллиона товаров; Голландия посылала четыре, Португалия — столько же и немного Америка. В настоящее время насчитывается несколько тысяч кораблей, посещающих китайские порты, так как все государства ведут торговлю с Китаем.

— Скажите мне…

— Довольно, Джеймс. Теперь пойдем в наш лесок рубить деревья на постройку плота.

— Если вы построите плот, то вырубите весь мой лес, — сказал американец с сожалением.

— Вам это не нравится?

— Отчасти, каюсь.

— Тем не менее, надеюсь, вы не станете оказывать нам сопротивление.

— Я сам вас туда проведу, — сказал янки, смеясь.

— Итак идемте, а вы, друзья, постарайтесь убить нам уточек; мы вернемся голодные как волки.

— Я обещаю вам великолепное жаркое, — торжественно объявил поляк.

— Смотри только, чтобы оно было не слишком пережарено, — предупредил его американец. — Если ты его испортишь, я отдеру тебя за уши.

— Оно будет приготовлено, как в лучшем ресторане, сэр Джеймс.

Поляк вместе с толстеньким китайцем взяли ружья и отправились на охоту, а капитан с Корсаном углубились в знаменитый лес, состоявший из четырех тутовых деревьев, пятнадцати кустарников и двадцати четырех бамбуков, которые, по счастью, были достаточно толсты и высоки. Менее чем через час весь лес лежал на земле.

Добыв материал, они построили себе плот на самом берегу. Плот был невелик, но довольно крепок и мог держать на воде пять или шесть человек.

— Теперь пойдем есть, — сказал капитан, когда работа была окончена, — а потом поплывем.

— Охотники, инженеры, американцы, итальянцы, поляки — всех прошу к столу? — кричал Казимир.

В четыре прыжка американец долетел до лагеря. Повар поистине сотворил чудо. Две утки и полдюжины птичек, называемых чиуе-уен22 и особенно рекомендованных китайцем, дожаривались на вертелах и, кроме того, что-то булькало в горшочке, распространяя какое-то особенное благоухание.

— Ого, мальчик! — воскликнул Корсан. — Ты, кажется, кроме жаркого, состряпал еще и второе блюдо?

— Конечно, сэр Джеймс. Наш маленький канонир, обозревая ваши владения, нашел какое-то растение, похожее на капусту.

— Ого! — проговорил американец, облизываясь. — Я всегда любил капусту. Садитесь, господа, если не хотите, чтобы я сбежал вместе с горшком.

Они уселись на землю и с жадностью стали уничтожать овощ, вкусом напоминающий капусту, которую китайцы называют пенпан. Американец нашел ее чрезвычайно вкусной. Когда подали жаркое, он взялся за перцееда.

— Вот незнакомая мне птица, — сказал он. — Эй, Казимир, оставь уток в покое и попробуй-ка вот эту деликатесную птицу!

Поляк повиновался, но и тот, и другой, укусив раза два, остановились, глядя друг другу в лицо.

— Что это за порода птиц? — спросил американец. — Она имеет какой-то особенный вкус…

— Клянусь трубкой! — воскликнул поляк. — Я тоже заметил странный вкус моего жаркого. Эй, Мин Си, что это за штука?

— Вы едите вкуснейшую вещь, — отвечал китаец в свои свешивающиеся вниз усы. — Перцеед, лакомое блюдо.

Американец рискнул проглотить еще кусочек, потом отшвырнул далеко от себя птицу и стал так плеваться, будто только что выпил целую чашку яда.

— А, проклятая птица! — завопил он в ужасе. — Она пропитана ядом! Выплюнь, Казимир, выплюнь ее вон!

— Великий Боже! — стонал поляк, вскакивая. — Я умираю! Помогите, капитан, помогите! А! Каналья канонир отравил двух джентльменов!

Между тем капитан помирал со смеху.

— Клянусь пушкой! — гремел янки, на самом деле думавший, что он отравился. — Чему же вы смеетесь! Неужели вам смешно видеть нас умирающими от яда?

— Мои несчастные друзья, — сказал наконец капитан Джорджио, — вы попробовали перцееда в сильной приправе. Разве вы не знаете, что эти птицы питаются перцем?

— Перцем?! В этой проклятой стране есть птицы, питающиеся перцем, и, должно быть, в таком же количестве, как мы, люди, упиваемся виски? Эй, Казимир, утешься! Это был только перец.

— Но у меня все горло в огне.

— Затушим огонь великолепной уткой! Ну же, полно!

Оба джентльмена напали на остатки жаркого и так исправно работали зубами, что десять минут спустя остались одни кости. Обильное запивание жемчужной водой Сицзяна, как прозвал ее американец, окончательно уничтожило огненный вкус перцееда.

В четыре часа капитан решил наконец переправляться. Путешественники поспешили забраться на плот, захватив с собой оружие, провизию и палатку. Поляк стал к рулю, остальные трое поместились у носовой части, вооружившись длинными шестами.

Плот, отойдя от берега, минуту поскрипел, раскачиваясь на одном месте, а потом поплыл по середине реки с быстротой семивесельной шлюпки.

Стоявшим у носовой части наконец удалось, упираясь шестами в дно реки, придать плоту боковое направление, но это продолжалось всего несколько минут. Подгоняемый течением, заливавшим борта, плот попал в водоворот и так бешено завертелся, что наполовину обломался.

Поляк, нетвердо державшийся на ногах, хотел одним ударом шеста направить его на нужный путь, но был сбит с ног. Руль и шесты в одно мгновение были вырваны у них из рук.

— Проклятие! — заревел Казимир.

Плот, ставший добычей водоворотов, которых так много на середине Сицзяна, кружился с такой страшной скоростью, что можно было подумать, что они попали в ужасный водоворот Мальстрем в Норвегии. Он то выбивался из водоворота и летел к востоку с быстротой стрелы, то вдруг мгновенно останавливался, попав во власть новых пучин, угрожающе ревевших вокруг него.

Четыре путешественника, не будучи в состоянии остановить этот беспорядочный бег, собрались в центре плота, навьючив на себя все свои принадлежности, твердо убежденные в том, что им придется потерпеть крушение на песчаных отмелях, деливших на многие каналы яростное течение реки. Иногда они чувствовали, как под их ногами выпячивался тростник, как будто царапая дном по твердой земле.

— Смотри в оба! — крикнул внезапно капитан.

Плот налетел прямо на песчаный островок, ударился об него со страшной силой, подпрыгнул над водой, и большая его часть разлетелась в щепки. Затем, дробясь на более и более мелкие куски о новые отмели, жалкие остатки плота с едва державшимися на них пассажирами полетели вниз по течению.

• Предыдущая
• 16/61
• Следующая