Российская школа бескорыстия - Харламов Евгений Васильевич - Страница 17

После консилиума врачей, среди которых были А. Ф. Шафонский, С. Г. Зыбелин, И. Ф. Эразмус и другие, предприятие немедленно закрыли, больных перевезли в Угрешский монастырь. Для здоровых создали карантинные дома в Замоскворечье. Доктор И. Ф. Эразмус составил два подробных наставления: «Инструкцию, данную лекарю, для пользования больных, в Угрешском монастыре определенному» и «Инструкцию, данную лекарем, состоящему в карантинном доме, при фабричных работающих». В них давались подробные указания, как осматривать больных моровой язвой, кормить, поить и лечить. Однако эпидемия чумы продолжала разрастаться: вспыхивали все новые и новые очаги заболевания, возрастала смертность. Поэтому для всех жителей Москвы Медицинским советом было подготовлено наставление «Мнение, служащее к предохранению города от появившейся болезни».

В марте 1771 г. императрица Екатерина II назначила «ко охранению столичного города от… открывшейся применчивой болезни» в помощь губернатору генерал-поручика, сенатора П. Д. Еропкина. Он обратился к Медицинскому совету Москвы для решения практических вопросов об организации карантинов, захоронений больных чумой, о банях и следовал во всем полученным рекомендациям.

Въезд и выезд из города резко ограничили – 11 застав закрыли и только 7 остались открытыми. При этом в соответствии с указом императрицы люди, уезжающие из столицы по Петербургской дороге, должны были получить письменное свидетельство, что они не из зараженных домов, а их товары с фабрик, где нет чумы. Отъезжающие должны были также иметь при себе заключение о здоровье, подписанное докторами К. Ягельским и X. Граве. Тем не менее въезд и выезд из Москвы по причине обширности города и недостатка военных не всегда можно было ограничить. Высшие сословия, торговцы разъезжались без должного контроля и осмотра и увозили с собой заразу дальше, приезжающие в столицу также заражались и умирали.

Смертность в Москве продолжала увеличиваться: так, если в апреле 1771 г. умерло 778 человек, то уже в июне – 1708. Все войска были выведены из города, для поддержания порядка остался один генерал П. Д. Еропкин со 150 солдатами и 2 пушками. Все присутственные места были закрыты, лавки, магазины и фабрики заперты. Рекомендовалось из домов не выходить и другие дворы не посещать. Погребение умерших поручали осужденным на смерть или каторжные работы. Им выдавали специальные вощеную одежду, рукавицы, содержали за счет государственной казны. Повсюду царил страх и уныние. Люди боялись больниц и карантинных врачей, утаивали больных, опасаясь, что их дома сожгут, а мертвых либо прятали в погребах, либо выбрасывали ночью прямо не улицу. Количество умерших в августе 1771 г. увеличилось до 400 человек в сутки, а в сентябре – до 800. В Москве начался «чумной бунт» из-за недовольства карантинами, закрытием бань, торговли. Многие считали главными виновниками врачей, которые «морят народ в карантинах», власти и духовенство. Народ ворвался в Кремль, в Чудов монастырь, разграбил его. В Донском монастыре схватили архиепископа Амвросия. Он, понимая необходимость врачебных предписаний, перенес Боголюбскую икону Божией Матери, у которой шли непрерывные молебны, в менее доступное место – дабы уменьшить опасность заражения смертельной болезнью. Архиепископа Амвросия вытащили за ограду и зверски убили. Стали разрушать больницы и карантины, избивать солдат и врачей. Вот в таких условиях приходилось работать медикам.

Прибывший в Москву генерал-адъютант Григорий Григорьевич Орлов получил неограниченные полномочия от Екатерины II. Он лично осмотрел все больницы и карантины. Он призвал москвичей поддержать старания правительства, направленные на искоренение эпидемии чумы, в своем обращении «О бытии в Москве моровой язвы» напомнил о тех предостережениях, которые неукоснительно должны выполняться, о том, что заражение моровой язвой происходит путем соприкосновения с зараженными предметами, при контакте с больными.

Первыми помощниками и советчиками графа Г. Г. Орлова были такие врачи, как X. Граве, Д. С. Самойлович, А. Ф. Шафонский. Они, на основе своих наблюдений и лечения больных, рекомендовали увеличить число карантинов; не направлять сюда уже зараженных чумой; организовать при карантинах специальные места для хранения вещей; за чертой города создать еще несколько больниц; учредить отдельные помещения для самых тяжелых больных и уже выздоравливающих. Созданная по Указу императрицы Екатерины II «Комиссия для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы» должна была руководствоваться в своей работе этими врачебными рекомендациями. Она обратилась с призывом ко всем московским врачам встать на борьбу с моровой язвой, помочь комиссии в этом трудном, но благородном деле. К чести врачей того времени – ни один из них не уклонялся от исполнения своего врачебного и гражданского долга. Комиссия руководила всей врачебной деятельностью, определяла число больниц и карантинов, ежедневно в Сенат направлялись сведения о количестве заболевших и общей смертности. Велась большая работа по очистке города, сжигалось все подозрительное на заражение. Издавались печатные листы, например «Как самому себя от язвы пользовать», «Краткое уведомление, каким образом познавать моровую язву, также врачевать и предохранять от оной», «Каким образом яд язвенный в домах и вещах зараженных истреблять».

Правительство материально поощряло всех добровольно поступающих в больницы и карантины, так как население столицы панически боялось попасть сюда. Все доброволько поступившие в больницу или карантин при выписке получали наряду с новой одеждой денежное поощрение, весьма немалое (10 руб. женатые, 5 руб. – холостые). Поэтому многие стали сами объявлять о своей болезни, приходить в больницу или карантин. Люди, сообщающие о сокрытии больных или разоблачающие лиц, торгующих чумным бельем, также поощрялись. В одной только Москве «на прекращение моровой язвы было употреблено коронной казны более 400 тысяч рублей». Об этом писал в своей книге «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве…» А. Ф. Шафонский в 1775 г. Мало того, что город был обеспечен полностью провизией, хлебом и содержание в больницах и карантинах осуществлялось за счет государства. Врачи получали двойное жалование и даже ежемесячную прибавку. Дети, которые потеряли родителей из-за эпидемии чумы, помещались в особый дом на Таганке на полном иждивении государства. По истечении карантина их переводили в Императорский Воспитательный дом. Всех нищих подбирала полиция и направляла в Угрешский монастырь, их содержали также «от короны». В специальных местах за городом «казенными людьми и лошадьми» происходило погребение умерших, финансируемое государством. Бродячих собак и кошек отлавливали, усыпляли и глубоко зарывали в полях. Выезд за пределы Москвы, в частности в Петербург, разрешался только после 6-недельного карантина в специальных домах. Выполнение врачебных рекомендаций было обязательно. Все эти мероприятия были взяты под личный контроль графом Г. Г. Орловым. Он принял живейшее участие в том, что содействовало ликвидации моровой язвы и восстановлению нормальной жизни Москвы, ее оздоровлению психологического климата. Благодаря принятым мерам уже в ноябре 1977 г. эпидемия пошла на убыль.

По приезде в Царское Село, а было принято решение об отзыве из Москвы графа Г. Г. Орлова, ему оказали торжественный прием. В его честь воздвигли триумфальные ворота с надписью «Орлову – от беды избавленная Москва», была также изготовлена медаль с его изображением, на которой было начертано: «Россия таковых сынов в себе имеет».

В дальнейшем в столице продолжали вести санитарную обработку фабрик, «очищение» и «окуривание» Москвы. Контроль за всей работой проводили доктора А. Ф. Шафонский, Г. М. Орреус. Так, благодаря государственной поддержке, контролю, финансированию, удалось одержать победу над смертельно опасной болезнью – чумой.

Огромная заслуга в этом принадлежит самоотверженному, готовому жертвовать собой ради людей всему медицинскому персоналу, особенно доктору А. Ф. Шафонскому и лекарю Д. С. Самойловичу.