В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Окулов Андрей Владимирович - Страница 34

Переговоры с полевыми командирами в Пешаваре тянулись очень долго. Пленных у НИФА, организации, с которой мы поддерживали контакт, было очень мало. Но вступать в контакт с другими группами, согласно местным представлениям о дипломатии, было крайне трудно. Ведь шесть организаций моджахедов враждовали друг с другом. Иногда — сильнее, чем с советскими оккупантами.

Жара. Мы без дела слоняемся по Пешавару. Из открытых канализационных стоков — ужасная вонь. Понять тонкости местной дипломатии сможет только «человек Востока». Переговоры идут часами — и все ни о чем. Взятки приходится давать на каждом шагу, даже чтобы отправить посылку по почте. Мы поняли это лишь позже, и это во многом помогло нам узнать, что здесь происходит на самом деле.

Юрка долго изучал тонкости местных обычаев. Как-то ему рассказали, что есть древний афганский обычай, согласно которому, если гость, пусть даже невольно, оскорбил хозяев дома, где его принимали, ему подадут чай без сахара. Ого означает, что, как только он покинет дом, его убьют.

И вот во время душевного и вежливого разговора с известным полевым командиром Юрке поднесли стакан чая… без сахара!

Он побледнел: «Что я вам сделал?! За что?! Почему вы хотите меня убить?!»

Хозяин удивился: «В чем дело, дорогой гость? Кто вас хочет убить?»

Юрка показал на чай без сахара. Хозяин расплылся в улыбке: «Мы и не знали, что вы так хорошо знаете местные обычаи! А сахар сегодня не подают, потому что очень жарко…»

В другой раз, доведенные до отчаяния всей этой тягомотиной, мы пошли в штаб Хезб-и-Ислами. Без предварительной договоренности. Спрашивают: «Кто такие?» А Юрка, не подумав, брякнул: «Русские!» Какие «русские» — охранники выслушивать не стали: передернули затворы «Калашниковых», швырнули нас к стене и обсуждают — каким образом нас лучше на тот свет отправить. Юрка не один год занимался карате — встал в стойку и говорит, что будет защищаться. А я ему: «Дурак! Тогда они, как говорят в этих местах, “заставят нас жить три дня”. Будут медленно резать на кусочки».

Потом посмотрел на него и говорю: «Что-то ты бледный!»

Он отвечает: «Ты — тоже!»

Тут из штаба выскочил командир, который сносно владел английским. Это нас спасло. Он просто ласково посоветовал нам убираться подобру-поздорову. Повезло.

Положение советских пленных зависело от того, к какому полевому командиру они попадали. Некоторые жили весьма сносно. Кто-то в садике работал. Часть пленных — «растворились» среди афганцев. Через несколько лет даже русский язык почти забыли. Других — сажали на цепь в подвале. Хлеб и вода. Избивали. Пока не примут ислам. Гомосексуальное изнасилование тоже было в норме.

Простые ребята из российской глубинки, которых послали «защищать социализм». Они попали в Средневековье.

Многие из них подсели на наркотики. Этого «добра» здесь было навалом, и моджахеды снабжали их зельем исправно. Один из них записал свой рассказ на кассету. Он курил героин. Каждую ночь у него повторялся один и тот же бред. К нему приходила мать. По это была его мать — до его рождения. Шестнадцатилетняя девушка удивительной красоты. Он влюбился в нее и снова погружался в этот бред, чтобы там заниматься с ней любовью. Он сам признавал, что навряд ли уже выберется из этого.

Сначала мы вели переговоры о выкупе — над нами смеялись. У нас не было денег, которые могли бы заинтересовать моджахедов. Обменивать их на пленных партизан Советы отказывались, а нам менять было не на кого. Вдобавок выяснилось, что разведки Запада, которые активно работали в Пешаваре, очень боялись эскалации конфликта. По их мнению, если бы возник канал переправки советских солдат на Запад, СССР мог бы ответить введением дополнительных войск в Афганистан. По их мнению, эта война должна была медленно тлеть, но не разгораться.

Мне довелось столкнуться в Пакистане с одним белым из Южной Родезии. Он прошел опыт борьбы с партизанами на родине, а теперь приехал учить партизанской войне моджахедов. Мы с ним серьезно поддали. Ему казалось, что все мои разговоры про эмигрантскую организацию — прикрытие и что на самом деле я работаю на КГБ. Он подробно описывал мне ошибки советских войск при высадке вертолетных десантов и требовал, чтобы я записал «для начальства», как нужно производить такие высадки.

Я не понял: «Если ты приехал моджахедов тренировать, то зачем все это мне рассказываешь?! Ты ведь считаешь, что я на КГБ работаю». Он ответил: «Работа есть работа. Но мы, белые люди, должны помогать друг другу!»

Неудивительно, что данные о потерях в этой войне с обеих сторон были абсолютно непонятными, а то и фантастическими. Моджахеды долго и упорно говорили о том, что советская сторона потеряла около 70 тысяч человек, а моджахедов и мирного населения погибло свыше миллиона. Спрашивается — кто их подсчитывал? Вдобавок, если помнить о восточной страсти к приукрашиванию… Советский Союз потом заявил, что потерял 14 тысяч человек за десять лет войны. Тоже сомнительно. Или они не учитывали умерших от ран и болезней? Не знаю.

Некоторое количество пленных было переправлено в Швейцарию через Красный Крест. Существовала договоренность с советской стороной, что все они по истечении определенного срока будут возвращены в СССР. Кто-то из них действительно вернулся, кому-то удалось остаться на Западе.

У нас установились дружеские отношения с группой пленных из пяти человек. Они даже заявили, что, получив нашу литературу и устав НТС, приняли себя в организацию самоприемом. Но в этом положении они были готовы вступить куца угодно, лишь бы выбраться оттуда…

То, что «Восток — дело тонкое», мы знали. Но оказалось, что иногда но знакомству можно сделать то, чего не сделаешь ни с помощью денег, ни с помощью дипломатии. Юрка был знаком с английским журналистом, который, в свою очередь, был в хороших отношениях с диктатором Пакистана Зия-уль-Хаком. Он передал ему просьбу об освобождении и обеспечении выезда на Запад пятерых пленных. Генерал якобы просто махнул рукой — валяйте, я не возражаю. Ребята были спасены. Их вывезли в Канаду.

За всю войну с нашей помощью удалось спасти только пятерых.

Трудно без ошибок и неточностей передать рассказанное человеком больше десяти лет назад. Тем более если сам там не был. А гарантировать точность всего, что рассказал он, и вовсе не представляется возможным. Но другого источника нет.

Те пятеро освобожденных пленных истом возненавидят Диму Рыбакова. Он использовал то, что рассказали ему они, для своих рассказов. Они сочли это «воровством информации». Как сложилась их судьба в Канаде — точно не знаю.

Какое-то количество наших листовок было распространено среди военнослужащих 40-й армии. Об этом даже советская пресса писала, «Красная звезда» (12 июня 1988 г.) например. Статья называлась «Змеи охотятся ночью».

«Вышли за ворота — то там, то здесь белеют листки, придавленные камнями. Вечером их здесь не было, они появились ночью. Подняли — обращение к советским воинам, состряпанное подрывной организацией НТС (“Народно-трудовой союз”). (…) С чем же они провожают наших солдат, какие напутствия дают на дорогу? Прежде всего воинов, выполнивших интернациональный долг в Афганистане, убеждают в особой их исключительности. Подстрекают: возвращаясь домой, объединяйтесь и идите крушить коридоры власти. (…) Антисоветчики, внимание которых приковано сейчас к воинам, возвращающимся из Афганистана, работают с дальним прицелом, стараются посеять в душах вирусы лжи, которые, они надеются, со временем дадут раковую опухоль. (…) А симптомы “обособленческих” настроений, к сожалению, есть. И не так уж это безобидно — стремление замкнуться, отделиться».

Приятно читать статью, в которой противник со злобой цитирует листовку, которую написал ты! И ни за одно слово в которой тебе до сих пор не стыдно. Но на самом деле там было написано другое (текст был опубликован затем в «Посеве» № 9,1984).