Гибель Карфагена - Сальгари Эмилио - Страница 21

• Предыдущая
• 21/28
• Следующая

– Покажи письменный приказ Гермона.

– Нету. Гермон так торопился в Уттику, что у него не было времени написать. Да чего ты медлишь? Разве не видишь, что со мной двенадцать товарищей.

– Подожди! – воскликнул один из воинов, подходя к Тале и поднимая голос. – Тала! Ты начальник греческих наемников?

– Насилу узнал меня! Впускай же нас, не медли, – отозвался нетерпеливо Тала.

– Ну, так чего нужно от меня Совету, пославшему тебя сюда?

– Совет приказывает тебе и твоим людям немедленно отправиться в Уттику, где тебя ждет Гермон. Думаю, что тебе будет поручена очень важная миссия. Я сменю твоих людей, чтобы охранять храм и посаженную сюда красивую птичку, дочь Гермона.

– Получил ли ты приказ никого не впускать в храм, даже суфектов?

– Да, Гермон чего-то опасается и сказал мне об этом своем распоряжении! – без тени смущения отозвался Тала.

– Тогда я пошел. Надо поторопиться. Ты уже сам известишь жрецов о полученном мною распоряжении.

– Не беспокойся. Все сделаю в лучшем виде. Слава богам, знаю службу. Но иди, иди. Сам знаешь, Гермон строг, когда речь идет о его приказах.

Комендант гарнизона приложил к губам два пальца и пронзительно свистнул. Тут же пятнадцать или шестнадцать воинов вышли из коридора.

– В путь по распоряжению Совета Ста Четырех! Хватит ли на острове лодок, чтобы добраться до Уттики, не заходя в Карфаген? Хватит? Тогда, марш! Итак, Тала, я сдаю тебе охрану храма.

И отряд обманутых охранников храма, построившись лениво в шеренги, тронулся к морю, а люди Талы, забрав оставленные ушедшими светильники, вошли в храм, держа наготове оружие.

Угрюмые помещения обширного храма казались словно вымершими. В конце концов отыскали окованную бронзой дверь, ведущую, как представлялось, во внутренние покои, и Сидон принялся стучать, настойчиво требуя впустить мнимых жрецов и ужина для воинов. За массивной стеной засуетились, послышались встревоженные голоса, но, несмотря на категорическое заявление о том, что пришедшие действуют по поручению Совета Ста Четырех, их не впустили в центральное здание, а направили в боковой флигель, где находилось специальное помещение для стражи.

Это помещение оказалось подземельем без окон. Вероятно, оно было высечено в скале, служившей основанием для самого храма Таниты. Тут пришельцев встретили два жреца Таниты и несколько слуг, которые быстро приготовили обильный и вполне вкусный ужин, к тому же сдобренный прекрасными тонкими винами. Но и пируя, Сидон скоро почувствовал, как все разрастается в нем тревога. Жрецы словно подозревали что-то, все время сторонились их, держались в тени у дверей единственного выхода из подземелья. Они следили за каждым движением пришельцев, прислушивались к каждому их слову.

В конце концов Сидон не выдержал и обратил внимание Хирама на загадочное поведение жрецов.

– Так или иначе, – отозвался Хирам, – храм, похоже, в наших руках. Жрецы обещали для ночлега отвести другое помещение. Подождем, когда они поведут нас туда, и приступим к делу.

В это время в подземный зал вошли слуги. Их было четверо, и они тащили амфору с вином.

– Верховный жрец присылает это вам в дар, храбрые воины, – сказал старший слуга, – одно из лучших иберийских вин.

– Браво! – отозвался Сидон, на которого заметно подействовало обильное возлияние крепких вин. – Если есть еще такое же отличное вино, тащи сюда. Мы расправимся со всем вашим запасом.

Огромные чаши с густым терпким вином пошли по рукам пирующих. Люди не могли нахвалиться: вино действительно было великолепно. Только сам Хирам и Фульвия не забылись в оргии: все остальные, не исключая Сидона и Талы, кричали, пели, шумели.

Хирам забеспокоился. Его беспокойство возросло, когда он увидел, что и слуги, и жрецы незаметно исчезли из подземного зала. Карфагенянин выхватил свой меч и одним ударом разбил амфору с предательским напитком, сковавшим члены воинов неодолимой истомой.

– Довольно! – крикнул он. – Пора делом заняться. Шумной толпой воины направились к выходу, но тут же Хирам отпрянул от двери с криком:

– Дверь на запоре! Мы в ловушке!

– Нас предали! – кричали в смятении воины.

– Нас предал Фегор! – послышался чей-то голос.

– Нет! – ответила решительно Фульвия. – Он слишком любит меня, чтобы пойти на это.

– Попытаемся выбить дверь. Вместо тарана послужит этот стол! – сказал Хирам.

– Ко мне, друзья! – крикнул старый гортатор, метавшийся в ярости по подземной тюрьме. – Вырвемся на свободу и расплатимся с предателями!

Двадцать дюжих рук ухватились за массивный стол.

Раздался мощный удар в бронзовую дверь. Стол разлетелся на куски, люди попадали, но дверь даже не пошатнулась.

Среди воинов Хирама царило смятение, некоторые было приуныли: казалось, они бесповоротно осуждены на гибель. Из ловушки нет выхода, завтра прибудут сюда верные воины Карфагена, пленных обезоружат и предадут мучительной казни. По всей вероятности, их отдадут в жертву кровожадному покровителю Карфагена, грозному Ваалу-Молоху.

Однако Хирам и Тала не могли примириться с мыслью о том, что спастись невозможно; освещая стены при помощи лампад, они принялись их исследовать.

Но результат получился печальный: стены не были сложены из камня, ибо все помещение действительно было высечено в толще скалы.

– Нам остается лишь один только путь к спасению, – пробормотал Тала, испытующе вглядываясь в угрюмо навис шин потолок. – Стены нам не одолеть, но потолок сделан из скрепленных цементом камней. Если нам удастся выбить хоть один из них, мы спасены!

Из остатков разбитого стола, связывая доски и брусья тряпками и целыми хламидами жрецов, быстро соорудили импровизированные помосты, которые позволили воинам добраться до потолка.

Нумидиицы с каким-то диким остервенением работали своими тяжелыми и крепкими мечами, разбивая цементные швы. Но было ясно, что на эту работу потребуется много времени.

Хирам, Фульвия, Тала и остальные воины держались около бронзовой двери, опасаясь, что через нее могут неожиданно напасть. Но снаружи в подземелье не долетало ни звука. Царила могильная тишина, и эта тишина давила, нагнетала нервозность, сводила с ума. Хирам, скрипя зубами, расхаживал около двери.

– Я чувствую, – бормотал он, – что я снова теряю Офир. И теперь уже навсегда, навеки. Мое счастье, о котором я так мечтал, сгинуло. О, зачем я покинул Тир?!

– Тогда, может быть, ты забыл бы Офир? – отозвалась Фульвия слабым, дрожащим голосом.

– Забыть ее? Забыть Офир? – страстно воскликнул Хирам. – Нет, никогда, пока бьется мое сердце. Я, может быть, оплакивал бы ее потерю всю жизнь, но забыть ее я не смог бы до могилы. Все, все рушится. Любимая – в чужих руках. Карфагену грозит гибель, я бессилен, беспомощен, как ребенок. О, зачем не убили меня римляне, когда я бился с ними под знаменами Ганнибала?

Фульвия, глаза которой горели мрачным огнем, положила руку на плечо карфагенянина, точно желая своею лаской успокоить его.

– Друг! – сказала она. – Не горюй, не печалься. Я ясно вижу твое будущее. Ты знаешь, мы женщины народа с древней культурой, дочери благородной Этрурии, проницательны. Я могу читать по звездам, по говору волн, по тысяче признаков. непонятных для других. И я говорю тебе: ты еще будешь счастлив. Любимая тобой женщина будет ласкать тебя.

– А что ждет тебя, дитя? Ты можешь прочесть и свое будущее? Будешь ли счастлива ты?

– Я! – полным горечи голосом воскликнула девушка, снимая свою руку с плеча воина. Но тут же взяла себя в руки. – Разве у меня нет верного, так пламенно любящего меня Фегора? – сказала она.

Хирам покачал головой.

– Не притворяйся, Фульвия, перед лицом смерти! – сказал он. – Я знаю твою тайну. Фульвия побледнела.

– Мою тайну? Мою тайну? – бормотала она. – Ты думаешь, что я ненавижу Фегора и люблю… тебя? Нет, нет, ты ошибаешься!

Последние слова стоном вырвались из ее груди. В голосе дрожали слезы.

• Предыдущая
• 21/28
• Следующая