Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/61
• Следующая

— Ой, уже не болит! — удивился Жора. — Просто волшебная мазь!

— Уходите все отсюда, вы мне мешаете думать и прокладывать путь, — сказал Колесников.

— Значит, ты против того, чтоб вернуться? — спросил Жора.

— Против! Мы еще мало что видели… Мы все испытаем, проверим корабль в работе, выжмем из него неслыханные скорости…

— Ура, Колесников! — закричал Толя. — Мы не из пугливых, не из тех, кто не доводит дело до конца! Мы ни за что не вернемся назад, пока не откроем новых планет…

— Ты опять за свое? — поморщился Колесников.

— Я больше не буду… — спохватился Толя. — Дело ведь не в словах, а в сути, а суть такова, что необходимо…

— Говори попроще, — попросила Леночка. — Я тоже не спешила бы на Землю…

— Как хотите, — сказал Жора, — только мне все это осточертело.

— У тебя нет серьезной цели в полете, — ответил Толя. — Если б она была, ты не говорил бы такое…

— Ребята, хватит, выйдите из рубки, — сказал Колесников. — Первая вахта моя, потом — Толина, затем — Лены… Думаю, ты не поставишь звездолет под удар в случае чего…

— Никогда! — заверила его Леночка. Все, кроме Колесникова, вышли из рубки, разбрелись по своим отсекам. Больше не было сказано ни слова про Землю, но искра сомнения, оброненная Жорой, все-таки разгоралась. Толя ни о чем, кроме как о Земле, не мог уже думать.

Он вспомнил отцовское лицо, голос мамы, смех Сережи Дубова, легкий, скользящий шум лифта в их доме, пыхтение дворников-роботов на бульваре Открытий, аромат роз в их дворе, гул и веселье Сапфирного. Он вспоминал позеленевшие от времени зубчатые башни над морем, ласточек, огромные просторы Земли, где давно уже нет таких вот, как здесь, дикости и войн, когда тебя могут укокошить крошечным кусочком металла, сбить в полете снарядом, прикончить каменным топором…

Отсек теснил Толю, жал со всех сторон, давил. Ему вдруг стало очень душно — прямо нечем дышать! — он выскочил в коридор и заглянул в салон. Заглянул и замер. У стенки, в кресле, сидел Алька и, откинувшись, пристально смотрел на картину, на ее подводный мерцающий зеленоватый сумрак с таинственными блестками проплывающих рыбок… Конечно же, это была картина его прославленного отца, и космонавты «Звездолета-100», надолго улетая, брали ее в память о Земле…

Алька так вглядывался в картину, так был втянут в нее, что не заметил Толю. И Толя тихонько ушел в свой отсек, чтоб не мешать Альке думать и вспоминать.

И еще сильней захотелось Толе хотя бы краешком глаза увидеть Землю, любой, даже самый неинтересный ее уголок.

Это было так легко: нажми кнопку, и на огромном телеэкране в салоне появится она. Но Толя помнил распоряжение Колесникова: не нажимать кнопку. И все-таки он не смог вытерпеть и нажал кнопку в своем отсеке. И сразу на небольшом блестящем экране появился Сапфирный с разноцветными автолетами на улицах и даже… Толя даже мельком увидел свой дом из голубовато-синих пластиковых плит и услышал негромкий голос сестры, читавшей на телестудии стихи о Сапфирном.

Толя подобрался весь. Притих. Сапфирный был так далеко от него и был почти рядом! Голос сестры негромко звучал в отсеке, заполнял его, и с ним не было так одиноко.

Однако ее голос могли услышать и другие, например Колесников. Вдруг он захочет размять ноги и пройти по коридору мимо его двери? А Толя, как и все другие, знал, что не только в салоне, но и в отсеках нельзя включать экран.

Он нажал кнопку, и экран погас.

Толя вышел в коридор. У двери отсека N 3 он замедлил шаги и прислушался. За Леночкиной дверью негромко звучал тот же голос. Сердце у Толи часто-часто забилось. Теперь он боялся одного: как бы Колесников не услышал. Пусть хоть она спокойно послушает Землю, а уж он, Толя, постарается, чтоб Колесников ничего не узнал…

И Толя вошел в рубку.

Колесников сидел в пилотском кресле и задумчиво смотрел через иллюминатор в холодную синеву Вселенной с густой россыпью звезд, с косыми облаками космической пыли.

— Скоро будет следующая планета? — спросил Толя.

— Судя по картам, да. — Колесников встал с кресла, потопал своими кривоватыми, не привыкшими много ходить ногами об пол. — Пойду похожу немножко по кораблю…

— Постой, мне надо с тобой поговорить…

Колесников опять сел в кресло:

— Ну чего тебе?

— По-моему, теперь нужно высаживаться с величайшей осторожностью и, даже получив разрешение на посадку, надо несколько раз облететь планету, разглядывая ее…

— Все ясно… Ну, я пройдусь.

— Да куда ты рвешься, подожди! — снова начал Толя. — Скажи, пожалуйста…

Алька проснулся от тишины и неподвижности. Он спрыгнул с койки и почти оглох от этой тишины. Даже в ушах зазвенело. И под ногами не вздрагивал привычно пол, и в стенки отсека уже не была влита мелкая дрожь от работы двигателей.

Выходит, что они не летят, а опять куда-то сели.

Алька вышел в коридор. В нем было очень тихо. От двери с номером 5 слышалось сильное, с присвистом, всхрапывание. Ну ясно, это Жора восстанавливает силы, отдыхает от своих неудач и споров с командиром.

Алька подошел к рубке управления: дверь открыта, внутри — пусто. Он посмотрел в иллюминатор, и в глаза ему нестерпимо ударило ярко-зеленым. И чем-то красным. И желтым. И синим. Алька зажмурился. А когда открыл глаза, увидел Леночку. И снова зажмурился: она была не в своем служебном комбинезоне, а в ослепительно белом платье с короткими рукавами. Она стояла среди цветов с большим букетом в руках и кому-то улыбалась…

Кому?

Вокруг нее — ни души. А где же Колесников? Где Толя? Может, Леночка, заступив на вахту, без ведома экипажа сама посадила звездолет? В это трудно было поверить!

Но, кажется, это было так.

Колесников и его экипаж, ни о чем не подозревая, беспробудно спали, а она расхаживала себе с букетом в руках по неведомой планете…

Внезапно Алька ощутил тонкий аромат этих цветов. Он дошел до него сквозь прочные, ничем не пробиваемые стенки космического корабля и заполнил собой всю эту строгую и деловую, пахнущую металлом и пластмассой рубку с точными приборами, стрелками и клавишами.

Алька вышел из рубки, на цыпочках подошел к люку и стал бесшумно спускаться по трапу. Дверь, конечно же, как и в рубку, была настежь открыта, а по инструкции дверь люка по прибытии на другую планету требовалось тщательно закрывать.

Алька высунулся из двери, и его сразу оглушил одуряюще свежий, терпкий аромат и еще резче полоснула но глазам пестрота цветов, росших вокруг звездолета. Они были в росе. Роса искрилась на листьях и лепестках, дрожала, пускала живые острые блики в глаза Альке и на гладкую обшивку корабля. Цветы были раза в два, в три крупней тех, что росли на Земле, а чуть поодаль виднелась целая роща цветов — высоченных, с Альку ростом, а то и выше. Возле них деловито и громко, как вертолеты, порхали бабочки и жужжали пчелы.

Заметив Альку, Леночка заулыбалась и помахала ему букетом:

— Иди сюда!

Алька спрыгнул с трапика в это многоцветное море и по пояс в росистой траве двинулся к ней и так вымок, что брюки прилипли к ногам.

— И я вымокла, не бойся! — сказала Леночка. К одной щеке ее пристал голубой лепесток.

— А где Колесников? — спросил Алька.

— Не знаю, наверно, у себя…

— А где Толя?

— Спит, видно… А почему тебя все это волнует?

Ну конечно же, произошло все так, как подозревал Алька!

— Значит, ты опустилась сюда без разрешения?

— Да забудь ты про свои разрешения и приказы! Здесь так замечательно! Здесь даже растут — посмотри на мой букет! — здесь даже растут синие розы…

А как они пахнут! Я ни разу не вдыхала такого запаха… — Ее лицо горело радостью и отвагой.

— Здесь здорово! — сказал Алька, и сказал не потому, чтоб сделать приятное Леночке, а потому что здесь и вправду было здорово. Как во сне. Как в полной волшебств и превращений сказке. — Что это за планета?

— Откуда мне знать? Пролетала мимо, заметила крошечную планетку: вся многоцветная, пестрая, с зеркалами озер, которые пускают огромные зайчики, один даже попал в звездолет и ослепил меня… Я снизилась, увидела столько цветов, ахнула и решила сделать посадку…

• Предыдущая
• 22/61
• Следующая