Как заниматься самообразованием - Рубакин Николай Александрович - Страница 22

Но беллетристика дает читателю еще нечто не менее ценное: она, так сказать, сводит с отвлеченной высоты вниз к земле и знания, и философию, и вообще отвлеченную мысль. Научные книги полны отвлеченных теорий и идей Но ведь эти идеи и теории лишь тогда приобретают ценность, когда они спускаются с неба на землю, входят в душу человеческую, завоевывают человека, производят в нем и с ним перемены, видоизменяют его поведение, его отношения к другим людям и к строю всей жизни. Именно это и помогает делать беллетристика. Рисуя интимного человека, она рисует и воплощение идей и теорий в жизни. И нет иного лучшего способа оценить и понять их.

Прочтите, например, роман «Братья Карамазовы» Достоевского. Это произведение столь же беллетристическое, сколько и философское, «Жерминаль» («Углекопы») Золя — роман не только художественный, но и социальный, и т. д. Словом сказать, беллетристика может дать и дает читателю как научные знания, так и философские и социальные идеи, не переставая вместе с тем быть беллетристикой и не теряя своей художественности.

Из предыдущего следует, что читатель, стремящийся к самообразованию, должен использовать и беллетристику во всех смыслах и читать ее так, чтобы почерпать из нее не только то, что обыкновенно из нее черпается («приятное чтение»), а возможно больше. Самая яркость художественной формы позволяет ждать от беллетристического чтения кой-чего такого, чего многие читатели не могут ждать от чтения научного Не мешает здесь сказать несколько слов, как это нужно делать.

Огромное большинство читателей, почитывающих беллетристику (и даже только беллетристику), обращают свое внимание почти исключительно на сюжеты, фабулы, на общее развертывание романических событий. Другие читатели главным образом восхищаются красотою формы, образностью, художественностью изложения, которая в беллетристике играет, разумеется, очень важную роль. Правда, и сюжет, и форма изложения — дело очень важное в этой области литературы. Но все же в деле самообразовательного чтения обращать внимание только на это — еще мало. Читая о событиях, описываемых, например, в романе или поэме, нельзя не поставить и такого вопроса, и нельзя не поискать своего ответа на него: почему же именно такие-то (описываемые здесь) люди при таких-то обстоятельствах именно действуют так, а не иначе, и почему они чувствуют, переживают именно это, а не иное что? Ответы на эти вопросы можно дать, лишь вникнув в души описываемых людей, разобравшись в их душевных и иных качествах, свойствах, в чертах их характера, темперамента, воспитания и т. д., — словом, подумав и подумав над всеми описанными людьми.

Та же беллетристика во многих произведениях великолепно вскрывает все значение обстановки в выработке человеческой личности. Поэтому читатель должен, читая художественное произведение, задуматься и над этим, оценивая не только выводимых людей, героев и героинь, но и среду, изображенную в этих произведениях, — будь эта среда классовая или сословная (например, рабочая, крестьянская, купеческая), национальная (русская, немецкая и т. д.), историческая (наши времена, былые времена).

Высокое художественное произведение заставляет читателя волей-неволей думать, над жизнью, оценивая не только людей, но и самые способы оценки, размышляя об основных вопросах жизни, об ее цели, смысле, ее правде и неправде и т. д.

Но и это еще не все. Ведь за тем, что изображено, стоит тот, кто изображал, — за произведением стоит его автор, его творец. Правда, оценивать произведение можно и как таковое, не входя в личную жизнь автора. Но еще глубже можно понять и оценить произведение, если вникнуть в самую работу творчества, а это возможно сделать, лишь вникая в

Личность творца и круг идей его и в то, что их создало. Кто же автор и что он? Произведение — частичка его души, ее создание. А что есть в этой самой душе? Великая ли она или мелкая? И насколько великая и насколько мелкая? И какому богу или богам она служит? В каком направлении действует? В чью пользу данный автор пишет? Обольщаться нечего, — есть произведения, даже выдающиеся, служащие тем не менее богу тьмы, лжи и насилия — узким интересам, извращенной или корыстной личности, класса, сословия и т. д. Читатель не должен поэтому останавливать свою мысль на изучении и на оценке только самого произведения, — он должен перейти от него к изучению и оценке автора, иначе говоря, познакомиться с его биографией, с его жизнью, с условиями этой жизни…

Но и это еще не все. Надо узнать и оценить и то направление, в котором действует или пишет автор. Иной раз не так-то легко узнать направление данного автора. Много есть авторов, симпатии и антипатии которых неясны, а иной раз и безразличны. Но немало и вовсе не безразличных. Читатель должен выработать в себе уменье и чуткость различать, улавливать направление автора, узнавать его настоящее лицо. История литературы дает множество примеров тому, что писатели выступали выразителями разных общественных течений и направлений. Так, например, Н. А. Некрасов, Гл. Успенский являлись печальниками горя народного, и прежде всего крестьянского, Болеслав Маркевич защищал интересы дворянства. Были и есть свои защитники и выразители и у духовенства, и у купечества, и у финансистов и т. д., и все их интересы и симпатии, сознательно или бессознательно, отразились и на их произведениях.

Для понимания художественного произведения необходимо вдуматься не только в личность автора, но и в самую суть того направления, тех интересов, классовых, сословных и т. д., которым он в свое время служил.

Но данный автор, что бы он ни написал, никогда не стоит особняком. Он — один из многих, принадлежащих тому же направлению, тому же веку, тому же народу. И форма, им усвоенная для его произведений, и сюжеты, им выбираемые, и способы, манеры трактовать их — все это тоже обыкновенно не стоит особняком, а является одним из фактов в ряду других литературных и общественных фактов. Чтобы оценить писателя и его произведение, необходимо взглянуть на него и с этой стороны, т. е. со стороны истории литературы и истории литературных сюжетов, идей, формы. Все они преемственны, все показывают определенный ход развития. Автор от автора, век от века, народ от народа заимствует их, дополняет, развивает, вводит в жизнь.

Каждый автор, каждое произведение есть лишь звено, одно из звеньев длинной цепи литературного развития, которое и изучается историей литературы. Правильное, окончательное понимание и оценка литературного произведения со стороны как содержания, так и формы только и возможны исторически. Таким образом, к оценке автора и его направления в смысле содержания еще присоединяется его литературно-историческая оценка. Так беллетристика, история литературы и история как бы сливаются, взаимно дополняя и углубляя друг друга.

Из предыдущего в достаточной степени видно, что значит с толком читать беллетристику. Такое чтение открывает действительно большой простор мысли и ведет к пониманию жизни разными путями: во-первых, посредством изучения и обсуждения самих произведений, во-вторых, изучения людей, переживаний типов, в них изображаемых, в-третьих, авторов их, в-четвертых, изучения тех направлений как литературных, так и общественных, выразителями которых те явились, наконец, в-пятых, изучения того века, той исторической среды, которыми были созданы и автор и его произведения. Только познакомившись со всем этим, читатель действительно получит возможность составить свое мнение о данном произведении, о данном авторе.

Но и это еще не все. Что значит мое мнение о данных произведениях или авторе? Это значит мнение субъективное[21], мнение одного лица, т. е. человека с таким-то складом ума, с такими-то особенностями души, характером, темпераментом и т. д. Другие читатели с другими особенностями, как известно, имеют другое мнение о том же самом произведении. Для оценки всех этих мнений интересно и важно их сравнивать, сопоставлять между собой, а с этой целью знакомиться с критическими статьями, написанными разными критиками и историками литературы об определенном произведении. Знакомство с ними несомненно помогает читателю вдумываться еще глубже. Разумеется, и к самим критикам и вообще к высказываемым мнениям нельзя не приложить той мерки, какая, как мы видели, должна быть прилагаема и к авторам.