Выпуск 1. Том 1 - Кристи Агата - Страница 1

• 1/90
• Следующая

Необычайный интерес, вызванный нашумевшим в свое время «убийством в Стайлз», сегодня уже заметно поутих. Однако вся история получила в те дни такую широкую огласку, что мой друг Пуаро и сами участники драмы попросили меня подробно изложить обстоятельства этого дела. Надеемся, что это положит конец скандальным слухам, до сих пор витающим вокруг этой истории.

Постараюсь коротко изложить обстоятельства, благодаря которым я стал свидетелем тех событий.

Я был ранен на фронте и отправлен в тыл, где провел несколько месяцев в довольно неприглядном госпитале, после чего получил месячный отпуск. И вот, когда я раздумывал, где его провести (поскольку не имел ни друзей, ни близких знакомых), случай свел меня с Джоном Кавендишем. Виделся я с ним крайне редко, да мы никогда не были особыми друзьями. Он на добрых пятнадцать лет старше меня, хотя выглядел гораздо моложе своих сорока пяти. В детстве я часто бывал в Стайлз, в поместье его матери в Эссексе, и мы долго болтали, вспоминая то далекое время. Разговор закончился тем, что Джон предложил мне провести отпуск в Стайлз.

— Это будет просто великолепно, если ты снова приедешь к нам. Ведь прошло столько лет! — воскликнул он.

— А как поживает твоя мать? — спросил я.

— Прекрасно. Надеюсь, ты знаешь, что она снова вышла замуж?

Боюсь, что я не сумел скрыть своего удивления. Отец Джона, после смерти первой жены, оказался один с двумя детьми, и миссис Кавендиш, которая вышла за него замуж, была, насколько я помню, женщиной хотя и привлекательной, но уже в возрасте. Сейчас ей, видимо, было не меньше семидесяти. Я помнил, что она была натурой энергичной, властной, но весьма щедрой и к тому же обладала довольно большим личным состоянием. Постоянная помощь бедным и участие в многочисленных благотворительных базарах даже принесли ей определенную известность.

Усадьбу Стайлз Корт мистер Кавендиш приобрел еще в самом начале их совместной жизни. Находясь полностью под влиянием жены, он перед смертью завещал ей поместье и большую часть состояния, что было весьма несправедливо по отношению к двум его сыновьям. Впрочем, мачеха была исключительно добра к ним, и братья всегда считали ее родной матерью. К тому же они были еще совсем детьми, когда мистер Кавендиш женился вторично.

Младший из братьев, Лоуренс, был чувствительным юношей. Он получил медицинское образование, но вскоре оставил практику и поселился в поместье. Лоуренс решил посвятить себя литературе, хотя его стихи не имели ни малейшего успеха.

Джон занимался некоторое время адвокатской практикой, но жизнь сельского сквайра была ему больше по нутру, и вскоре он тоже поселился под родительским кровом. Два года назад он женился и теперь жил в Стайлз вместе с супругой, хотя я сильно подозреваю, что он предпочел бы получить от матери большее содержание и обзавестись собственным домом. Однако миссис Кавендиш была из породы людей, которые строят жизненные планы не только для себя, но и для окружающих, и имела все основания предполагать, что не встретит с их стороны никаких возражений: ведь у нее был самый сильный аргумент — деньги.

Джон заметил мое удивление по поводу замужества матери и уныло усмехнулся.

— На редкость гнусный проходимец, — резко выпалил он. — Поверь мне, Хастингс, наша жизнь стала просто невыносимой. Что же касается Эви… Ты ведь помнишь ее?

— Нет.

— Да, видимо, ее еще тогда у нас не было. Она компаньонка матери, скорее, даже ее советчица во всех делах. Все знает, все умеет! Эта Эви для нас просто находка. Конечно, не красавица и не первой молодости, но в доме она буквально незаменима.

— Ты говорил о…

— Да, я говорил об этом типе. В один прекрасный день он неожиданно свалился к нам на голову и заявил, что он троюродный брат Эви или что-то в этом роде. Она не выглядела особенно счастливой от встречи с родственничком. Было сразу видно, что этот тип ей абсолютно чужд. У него, кстати, огромная черная борода, и в любую погоду он носит одни и те же кожаные ботинки! Но мамаша сразу почувствовала к нему симпатию и сделала своим секретарем. Ты ведь знаешь, она всегда состоит в доброй сотне благотворительных обществ.

Я кивнул.

— Вот, вот. А война превратила сотни в тысячи! Естественно, этот тип был ей весьма полезен, но когда через три месяца она объявила о своей помолвке с Альфредом, это было для нас как гром среди ясного неба. Он же лет на двадцать моложе ее! Это просто откровенная охота за наследством. Но что поделаешь… она никого и слушать не хотела — вышла за него замуж, и все тут!

— Да, ситуация у вас не из приятных…

— Не из приятных? Да это просто кошмар!

Вот так случайная встреча и привела к тому, что тремя днями позже я сошел с поезда в Стайлз Сент-Мэри. Это был маленький, нелепый полустанок, непонятно для чего затерявшийся среди сельских проселочных дорог и зелени окрестных полей. Джон Кавендиш встретил меня на перроне и пригласил в автомобиль.

— Из-за маминых разъездов у нас почти не осталось бензина, — сказал он.

От станции надо было ехать две мили до деревушки Стайлз Сент-Мэри и оттуда еще милю до Стайлз Корт. Стоял тихий июльский день. Глядя на эти спокойные поля Эссекса, зеленеющие под ласковым полуденным солнцем, было трудно представить, что где-то недалеко шла страшная война. Мне казалось, что я вдруг перенесся в другой мир. Когда мы свернули в садовые ворота, Джон сказал: «Брось, Хастингс, для тебя это слишком тихое место».

— Знаешь, дружище, больше всего на свете мне сейчас нужна именно тишина.

— Ну и отлично. У нас тут все условия для праздного существования. Я иногда вожусь на ферме и дважды в неделю занимаюсь с добровольцами. Зато моя жена бывает на ферме постоянно. Каждый день с пяти утра и до самого завтрака она доит коров. Да, и наша жизнь была бы прекрасна, если бы не этот чертов Альфред Инглторп.

Неожиданно он затормозил и взглянул на часы.

— Попробуем заехать за Цинцией. Хотя нет, не успеем: она, видимо, уже ушла из госпиталя.

— Разве твою жену зовут Цинция?

— Нет, это протеже моей матери. Мать Цинции была ее старой школьной подругой. Она вышла замуж за адвоката, занимавшегося какими-то темными делишками. Он разорился, и Цинция оказалась без гроша в кармане. Моя мать решила ей помочь, и вот уже почти два года она живет у нас. Она работает в Тэдминстерском госпитале Красного Креста в семи милях отсюда.

Пока Джон говорил, мы подъехали к прекрасному старинному особняку. Какая-то женщина в толстой твидовой юбке возилась у цветочной клумбы. Едва заметив нас, она выпрямилась.

— Привет, Эви! Знакомьтесь с нашим израненным героем. Мистер Хастингс. Мисс Ховард.

Рукопожатие мисс Ховард было сильным, почти болезненным. Она выглядела лет на сорок и обладала весьма приятной наружностью — загорелое лицо с удивительно голубыми глазами, крупная, стройная фигура. Мисс Ховард была обута в довольно большие ботинки на толстой добротной подошве. Говорила она в какой-то телеграфной манере:

— С сорняками прямо беда. Не успеваешь выполоть, появляются новые.

— Я буду рад принести хоть какую-то пользу, — сказал я.

— Не говорите так. Никогда. Не хочу этого слышать.

— Вы слишком нетерпимы, Эви, — с улыбкой сказал Джон. — Где будем пить чай, в доме или на воздухе?

— На воздухе. В такой день грех сидеть взаперти.

— Хорошо, пошли. Хватит возиться в саду. Вы уже наверняка отработали свое жалованье. Пора отдыхать.

— Согласна, — сказала Эви, и, стянув садовые перчатки, повела нас за дом, где в тени большого платана был накрыт стол. С одного из плетеных кресел поднялась женщина и пошла нам навстречу.

Джон представил нас: «Моя жена, Хастингс».

Я никогда не забуду первую встречу с Мэри Кавендиш: ее высокую стройную фигуру, освещенную ярким солнцем, тот готовый в любую секунду вспыхнуть огонь, мерцавший в неповторимых ореховых глазах, то излучаемое ею спокойствие, за которым, однако, чувствовалась необузданная страсть, дремавшая в этой утонченной женщине.

• 1/90
• Следующая