Мамаев омут - Мусатов Алексей Иванович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/52
- Следующая
Делегат на слёте
Делегаты приезжали загорелые, обветренные, с поцарапанными руками. На вокзале их встречали с оркестром.
Голубые автобусы бежали по городу и пели, как патефоны: делегаты не умели ездить без песен.
В эти дни песни звучали на улицах, в парках, в столовых и даже в бане, куда делегатов водили строем. Но особенно громко доносились они из здания городского театра, на фронтоне которого во всю длину фасада колыхалось длинное кумачовое полотнище — «Добро пожаловать», а вход украшали два огромных фанерных снопа с золотыми колосьями.
В фойе театра была устроена выставка. Пурпурные помидоры, огурцы и кабачки невиданных размеров, тыквы с добрый ушат, огромные кочаны капусты, высокие стебли кукурузы, тугие снопы пшеницы, овса, ячменя, льна, клетки с кроликами и кудахтающими курами и многое другое — всё это как бы говорило: «Смотрите, что могут старательные, умелые руки ребят!»
Шло очередное заседание областного слёта юннатов. Делегаты утопали в мягких бархатных креслах.
На сцене за длинным столом, заваленным подарками для юннатов — книгами, приёмниками, коробками и свёртками, — сидели члены президиума.
Председательствующий — один из секретарей обкома комсомола, молодой парень в белой рубашке с расшитым воротом, — энергично потряс колокольчиком и объявил:
— Областной слёт юннатов продолжает свою работу. Слово предоставляется делегату апраксинских пионеров Алёше Окунькову.
Над ровным рядом ребячьих голов, как из-за ширмы, появился маленький, вихрастый, белобрысый мальчишка и решительно устремился к сцене. Однако голос из президиума несколько охладил его.
— Перед тем как дать слово очередному оратору, есть предложение проделать гимнастику! Возражений нет? — спросил председательствующий.
— Нет! — единодушно ответил зал.
Все встали. Один из членов президиума подошёл к рампе и вытянул руки вверх. Его движение повторили все — члены президиума и делегаты.
Под доносящуюся со сцены команду: «Руки в стороны, ладони вверх, медленный вдох» — Алёша Окуньков поднялся на сцену, взошёл на трибуну и, положив перед собой смятую бумажку — рапорт, стал разглаживать её вспотевшими от волнения ладонями.
Гимнастика завершилась дружными, согласными аплодисментами.
Пока зал успокаивался, Алёша деловито примеривался к трибуне. Она была ему явно не по росту. Сидящие в партере увидят один только торчащий вихор делегата апраксинских пионеров. Это, конечно, Алёшу не устраивало. Обнаружив внутри трибуны подставку, он взобрался на неё. Но и теперь Алёше не видны были первые ряды партера. Тогда он опрокинул подставку на ребро и, опершись руками о трибуну, взобрался на это шаткое сооружение. Теперь каждому делегату Алёша был виден как на ладони. Окинув притихший зал строгим взглядом, Алёша собрался было начать свою речь, но вовремя опомнился. Как заправский оратор, он первым делом налил из стоящего на трибуне графина полный стакан воды, выпил её до последней капельки, потом тяжело отдышался и начал:
— Товарищи делегаты! Разрешите мне… передать вам… от пионеров Апраксинского колхоза…
Алёше показалось, что в зале его плохо слушают, и он повторил приветствие с ещё большим чувством:
— Разрешите мне передать вам от пионеров Апраксинского колхоза… горячий, пламенный… привет!..
При этом он так сильно выдохнул воздух, что лежащая перед ним бумажка с рапортом вспорхнула, как испуганная птица, и стремительно улетела куда-то в оркестр, под сцену. Алёша потянулся за улетающей бумажкой, шаткая подставка под ним опрокинулась, и он исчез с глаз сидящих в зале делегатов.
Делегаты захохотали. Из президиума кто-то жестом указал музыкантам на улетающую бумажку. Дирижёр, не разобравшись, в чём дело, взмахнул руками, и оркестр грянул туш.
Это был критический момент. Будь Алёша Окуньков менее решительным и менее находчивым человеком, слёт так бы ничего и не узнал о делах апраксинских пионеров. Пока оркестр гремел, а делегаты хохотали, Алёша, красный от смущения, тронул за плечо одного из членов президиума:
— Дяденька, дайте мне стульчик на немножко!
«Дяденька» охотно уступил ему стул и даже помог на него взобраться.
Тогда-то Алёша и показал, на что он способен.
— Товарищи делегаты! — горячо заговорил он, окинув расшумевшийся зал строгим взглядом. — Мы зачем сюда приехали? Для дела, для обмена опытом. Какой же может быть смех! Давайте серьёзно. Я вам скажу про наши достижения… Знаете, какие наши апраксинские пионеры яблоки вырастили? Во! Одно съешь — и больше не захочешь. Или, скажем, поросята. Мы одного такого боровка выкормили — колхозники только ахали. А уж как завизжит боровок — все уши зажимают… Нам правление премию выдало…
— За что премию-то? — перебил Алёшу чей-то голос из зала. — За то, что визжит здорово?
— Не за визг, а за чистое сало… — с досадой ответил Алёша.
Ему очень хотелось захватить внимание делегатов и рассказать им такое, чтобы они слушали его затаив дыхание.
— Это что! У нас ещё и не такие достижения имеются… — продолжал Алёша и, не зная, что сказать, оглянулся по сторонам.
Недалеко от него один из членов президиума рассматривал связку сусличьих шкурок.
— Вот, например, возьмём сусликов. Вы тут в ладоши хлопали одной делегации… Они много сусликов уничтожили… премию им выдали. — В голосе Алёши неожиданно зазвучала горечь и обида. — А может, другие ещё больше уничтожили!..
В зале стало тихо.
— Интересно, сколько же вы уничтожили? — с любопытством спросил кто-то из делегатов.
— Да если хотите знать, — распалившись, бросил Алёша в притихший зал, — наши апраксинские пионеры истребили по заданию колхоза этих самых сусликов… этих злостных вредителей колхозного хлеба… три…
— Сколько, сколько? — переспросили из зала.
— Три… — От волнения у Алёши перехватило дыхание.
— Подумаешь! Герои! — раздался иронический голос.
— Герои?! А вы что думаете? Наши ребята знаете какие? Наши ребята… — вспылил Алёша.
Но его снова перебил какой-то делегат. Сложив ладони рупором, он гулко прокричал из зала:
— Сколько сусликов уничтожили?
— Я вам сейчас скажу… — задыхаясь от волнения, проговорил Алёша и замялся. — Три…
— Три суслика! — крикнул кто-то, и в зале раздался дружный смех.
— Тихо вы! — донёсся из зала другой голос. — Дайте же человеку договорить!
— Дайте же договорить! — взмолился Алёша. — Наши пионеры истребили три…
— Опять двадцать пять! — донеслось из зала.
— Не двадцать пять, а тридцать тысяч!.. — с отчаянной решимостью выпалил Алёша и с вызовом посмотрел в зал.
И что тут стало с делегатами! Поднявшись как по команде, все разом, они долго и оглушительно хлопали в ладоши, кричали «ура», «браво». А трубы, трубы… Они после очередного туша, наверно, охрипли навсегда.
К Алёше подкрался фотокорреспондент с аппаратом и ослепил его вспышкой магния в тот самый момент, когда председательствующий, перегнувшись через стол, крепко пожимал руку делегату апраксинских пионеров.
Делегат дома
В избе Окуньковых на столе лежали подарки — гармонь, стопка книг, набор карандашей, тетради, коробка с конфетами.
Алёша, свернувшись клубочком и посапывая, сладко спал в кровати. По его загорелому лицу пробегали тени трепещущих за окном листьев берёзы.
К Алёше подошла мать, Евдокия Павловна, высокая спокойная женщина средних лет, и тронула его за плечо:
— Лёша… сынок… делегат!
Алёша только улыбнулся во сне.
— Слышь, Алёша! Вставай!
Наконец Алёша начал медленно потягиваться и вдруг, как от толчка, внезапно вскочил, бросил взгляд на будильник и ужаснулся:
— Ой! Проспал! Ну чего ты, мамка, раньше меня не разбудила! Просил же тебя… Сейчас ребята, наверно, придут…
— Здесь уж они, твои ребята… В сенях ждут, — сказала мать.
- Предыдущая
- 29/52
- Следующая
