Сборщик душ - Марр Мелисса - Страница 16

– Мне, между прочим, мама не разрешает прясть, – заявили они в один голос, не просыпаясь.

Один из них, упитанный, что твой медведь по осени, цапнул подошедшую королеву за лодыжку. Маленький гном, недолго думая, отрубил кисть топором, а королева аккуратно, один за другим, разогнула спящие пальцы. Конечность упала на ковер сухих листьев.

– Я только немножечко попряду, можно? – как один, пролепетали трое разбойников; кровь лениво и густо капала из обрубка руки. – Мне так хочется спрясть хотя бы ниточку!

Уже дюжину лет старуха не поднималась на самую высокую башню замка и никакого понятия не имела, с чего ей взбрело в голову сделать это сегодня. Восхождение выдалось трудное: ее колени и шейка бедра были в том совершенно уверены. Она взбиралась по вьющейся каменной лестнице, и каждая проклятая, так и норовящая вывернуться из-под ног ступенька была форменной пыткой. Никаких перил, ничего, что могло бы внушить крутым ступенькам хоть каплю уважения к преклонным летам. Время от времени старуха останавливалась, тяжело опираясь на палку, переводила дух и снова лезла дальше.

Все тем же единственным своим оружием она воевала с паутиной; густые сети свисали с потолка и ковром укрывали пол. Старуха грозно махала на них клюкой, рвала их и разбрасывала. Пауки бегом спасались на стены.

Да, подъем выдался долгий и трудный, но в конце концов она достигла круглой комнаты на самом верху башни.

Там не было почти ничего: только прялка да табуретка возле прорезного окна, да кровать посредине. Нетленное золото и пурпур пышного ложа еще виднелись под пыльным покрывалом паутины, защищавшим от мира его спящую обитательницу.

Веретено валялось на полу подле табуретки – там, куда упало семьдесят лет назад.

Старуха палкой отодвинула паутину (в воздух взвилась пыль) и уставилась на спящую.

Желтое золото ее волос напоминало о полевых цветах. Губы розовели, как розы, взбиравшиеся по стенам замка. Давно уже дневной свет не заглядывал сюда, и все-таки кожа ее была будто сливки, и не казалась ни бледной, ни нездоровой.

Грудь девы едва заметно поднималась и опускалась в полутьме.

Старуха подобрала с пола веретено.

– Когда бы проткнула я этим твое проклятущее сердце, краса бы твоя отцвела! Правда ведь, детка, скажи?

Она сделала несколько шагов к спящей деве в пыльном белом платье… и уронила руку.

– Нет. Не могу, не могу. Во имя всех богов, если б я только могла…

С возрастом ее слух изрядно притупился, как и прочие чувства, но тут ей почудились голоса в окрестном лесу. Давненько она не любовалась из окон, как герои и принцы скачут сюда и гибнут, все гибнут в тенетах розовых шипов. И давненько уже ни один – будь он герой или кто – не добирался до самого замка.

– Ага, – сказала она снова вслух (она вообще много чего говорила вслух, да только кому ее было слушать?). – Даже добравшись сюда, они все равно умирают, гибнут и гибнут, крича в цепких объятиях роз. И ничего не поделать – никому ничего не поделать.

Они ощутили замок задолго до того, как увидели: ощутили, как волну тяжкого сна, отбросившую их прочь, будто прибоем. Они попробовали подойти еще раз – и мысли тут же стали путаться. Весь боевой задор как рукой сняло, голова отяжелела, в глазах помутилось. Но стоило повернуть назад, и они словно вынырнули в утро – разумней, мудрей, рассудительнее, чем когда-либо были.

Тем не менее королева и гномы решительно повторили попытку и ухнули прямо в заполонивший голову туман.

Они шли. Иногда кто-то из гномов зевал и спотыкался. Остальные тут же брали его под белы рученьки и тащили, упирающегося и бормочущего, вперед, пока в мозгах у того не прояснялось.

Королева не спала, хотя по лесу кружили люди, которых, по ее твердому убеждению, там быть не могло. Некоторые даже шагали рядом с ней по тропинке. Кое-кто пытался беседовать.

– Давай обсудим, моя милая, как натурфилософия влияет на политику, – говорил ее отец.

– Мои сестры правили миром, – ворчала мачеха, едва волоча по тропинке ноги в железных башмаках. Башмаки тускло светились оранжевым, но ни один сухой лист не затлел под ними. – Смертные восстали против нас, они свергли нас. И мы ждали, мы ждали в тенях, там, где нас не увидят. Теперь они обожают меня. Даже ты, падчерица, даже ты меня боготворишь.

– Ты такая красивая, – шептала мама… умершая много лет назад. – Как алая роза на снегу.

Иногда рядом бежали волки, взметая прах и мертвые листья, но волчий бег не тревожил свисавшей с деревьев, как старые тряпки, густой паутины. Потом волки бросались прочь и исчезали в царившей меж древесными стволами глухой тьме.

Волки королеве нравились. Она загрустила, когда кто-то из гномов вдруг принялся орать, что кругом пауки размером больше свиней, и все волки тут же исчезли из ее головы – и из мира.

А ведь даже пауки оказались совершенно обычные, мелкие! Они тихо плели свои сети, не обращая внимания ни на время, ни на путников.

Мост через ров был опущен. Королева и гномы перешли на ту сторону, хотя что-то словно толкало их прочь. В замок, впрочем, попасть не удалось: густые тернии заплели двери, и молодая их поросль пестрела бутонами.

В розовой чаще виднелись останки: скелеты в доспехах и скелеты без доспехов. Некоторые красовались довольно высоко на стенах, и королева даже задумалась: интересно, это герои так высоко забрались в поисках входа и умерли уже там или погибли здесь, на земле, и розы сами вознесли их вверх, пока росли?

Ни к каким определенным выводам она не пришла. Могло быть и так, и эдак.

А потом мир ее вдруг стал теплым и невероятно уютным, и королева подумала, что если она прикроет глаза всего на пару минуток, никому от этого хуже не будет. Да и кто сможет ей помешать?

– Помогите мне, живо, – прокаркала она из последних сил.

Ржавобородый гном оторвал от ближайшего куста шип, вогнал его королеве в палец и тут же выдернул. Капля крови упала на камни.

– Ой! – сказала королева. И, помолчав, добавила: – Спасибо.

Все четверо уставились на покрывало из роз. Королева протянула руку, сорвала цветок и вплела себе в волосы.

– Можно прорыть дорогу внутрь, – предложили гномы. – Пройти подо рвом в подвальный этаж, а оттуда наверх. Всего-то займет пару дней.

Королева задумалась. Палец у нее болел, и это было весьма кстати.

– Все началось тут восемьдесят лет назад или около того, – протянула она. – Распространяться же начало совсем недавно, но ползет все быстрей и быстрей. Мы не знаем, проснутся ли люди вообще. Мы вообще ничего не знаем – кроме того, что этой пары дней у нас может и не быть.

Она еще раз окинула взглядом густую чащу колючих стеблей, живых и иссохших, – десятилетия растительных судеб. Шипы и в смерти были остры, как при жизни. Королева двинулась вдоль стены, пока не наткнулась на невысоко висящий скелет. Стащив с его плеч полуистлевший плащ, она пощупала ткань. Хорошая выйдет растопка.

– У кого трут и фитиль? – деловито спросила она.

Старые лозы горели горячо и быстро. Уже через четверть часа оранжевые языки зазмеились вверх по стенам. Казалось, они сейчас пожрут все здание, но еще миг – и пламя угасло. Остался лишь почерневший камень. Последние тернии, устоявшие перед натиском огня, пали под мечом королевы и были с позором свалены в ров.

Четверо путников вступили под своды замка.

Старуха смотрела сквозь щель окна на бесновавшееся внизу пламя. Через бойницу несло дым, но башня огню была не под силу – как до него и розам. Старуха понимала, что на замок напали, а в таких случаях разумнее всего спрятаться в самой высокой башне – если вообще есть где прятаться. Проблема состояла в том, что именно тут на кровати спала дева.

Старуха выругалась и, кряхтя, принялась спускаться по лестнице, ступенька за ступенькой.

Она думала выйти на стену и по ней пробраться на дальнюю сторону замка, где есть ход в подвалы. Там можно спрятаться и переждать. Замок она знала как свои пять пальцев. Да, ходила она медленно, зато была хитра и умела ждать. О, что-что, а ждать она умела!