Рукопись, найденная в Сарагосе (другой перевод) - Потоцкий Ян - Страница 117
- Предыдущая
- 117/171
- Следующая
Вы можете представить себе моё ликование. Со всех ног я побежал за бреве его святейшества, и спустя два дня после этого мы покинули Рим.
День и ночь мы скакали во весь опор и наконец остановились, добравшись до Бургоса. Я увидел Эльвиру, которая за это время стала ещё прекраснее. Нам оставалось только просить двор о подтверждении разрешения на брак, но Эльвира уже вступила во владение своим состоянием, и поэтому мы не испытывали недостатка в друзьях. Мы получили вожделенное подтверждение, к коему двор присовокупил для меня титул маркиза Торрес Ровельяс. С тех пор все окружающие нас занимались исключительно платьями, нарядами, драгоценностями и тому подобными хлопотами, обычно доставляющими столько наслаждений молодой девушке, которой предстоит стать женою. Однако нежная Эльвира обращала мало внимания на эти приготовления и интересовалась только счастьем своего жениха. Наконец, наступил день нашей свадьбы. Он казался мне нестерпимо долгим, ибо обряд должен был состояться только вечером в часовые летнего дома, принадлежавшего нам, неподалеку от Бургоса.
Я прогуливался по саду, чтобы заглушить терзающее меня нетерпение, потом присел на скамью и начал размышлять о моём поведении, столь мало достойном того ангела, с которым я вскоре должен был сочетаться браком. Вспоминая все мои измены, я насчитал целую дюжину. Потом угрызения совести вновь овладели моей душой, и я, горько себя упрекая, сказал:
— Злополучный и неблагодарный, подумал ли ты о сокровище, которое тебе предназначено, о том божественном создании, которое дышит только для тебя, которое любит тебя больше самой жизни и не подарило никому даже ни слова?
Во время этих покаянных размышлений я услышал, как две горничные Эльвиры присели на скамью, приставленную к противоположной стороне шпалеры, и вступили между собой в беседу. Первые же слова сразу привлекли моё внимание.
— Ну что ж, Мануэла, — сказала одна из девушек, — разве наша госпожа не должна очень радоваться, что сможет любить на самом деле и дать истинные доказательства любви, вместо тех мелких знаков благосклонности, которыми она с такой щедростью награждала поклонников у решетки?
— Ты, конечно, имеешь в виду, — отвечала другая, — этого учителя игры на гитаре, который целовал ей украдкой руку, делая вид, что учит её перебирать пальцами по струнам.
— Вовсе нет, — ответила первая, — я говорю о доброй дюжине любовных интрижек, невинных, правда, но которыми наша госпожа забавлялась и которые, на свой лад, поощряла. Прежде всего тот маленький бакалавр, который её учил географии, — о! он любил её, как сумасшедший, да и она подарила ему за это прядь волос, так что на следующий день я прямо не знала, как мне её причесывать. Потом тот красноречивый управитель, который докладывал ей о состоянии её владения и о доходах. У этого ведь были свои приемы, он осыпал госпожу комплиментами и заставлял её упиваться лестью. Она ему тоже подарила за это свой силуэт, сто раз протягивала ему сквозь решетку руку для поцелуя, а сколько цветов и букетов они друг другу посылали!
Я не помню сейчас продолжения этого разговора, но смею вас уверить, что и в самом деле набралась целая дюжина. Конечно, Эльвира оказывала своим поклонникам невинные знаки внимания, это были скорее ребячества, но Эльвира, такая, какой я её себе воображал, не должна была позволить себе даже и малейшей тени неверности. Теперь я признаю, что рассуждения мои были совершенно вздорными. Эльвира с первых лет жизни говорила только о любви, мне следовало поэтому понять, что влюбленная в суесловия об этом предмете, она не только со мною одним станет рассуждать о нём. Я никогда не поверил бы в такое её поведение, но, услышав об этом собственными ушами, ощутил себя разочарованным и погрузился в мрачные раздумья.
Тут мне дали знать, что все уже готово. Я вошел в часовню со столь изменившимся лицом, что это весьма удивило мою матушку и встревожило невесту. Сам священник смутился, не зная, должен ли он нас благословить. В конце концов он обвенчал нас, но могу вам смело признаться, что никогда столь вожделенный день не обманывал так возложенных на него надежд.
Ночью было иначе. Бог супружества озарил нас факелом своим и окутал вуалью своих юных услад. Все любовные интрижки улетучились из памяти Эльвиры, а неведомые ей доселе восторги наполнили её сердце любовью и благодарностью. Она всецело принадлежала своему супругу.
На следующий день мы оба казались счастливыми, и разве я мог теперь, упорствуя, пребывать в прежней печали! Люди, которые прожили жизнь, знают, что среди всех её даров нет ничего, что можно было бы сравнить со счастьем, которое дарует нам юная жена, принося на супружеское ложе столько неразгаданных тайн, столько невоплощенных мечтаний, столько сладчайших помыслов. Вся остальная жизнь — ничто в сравнении с этими днями, проведенными в чередовании свежих воспоминаний о недавних сладостных переживаниях с обольстительными картинами грядущего счастья, которые надежда рисует волшебнейшими красками.
Друзья нашего дома в течение некоторого времени предоставили нас самим себе; но когда они поняли, что мы уже в состоянии с ними разговаривать, начали пробуждать в нас жажду стяжания почестей.
Граф Ровельяс некогда надеялся получить титул гранда, и мы, по мнению наших друзей, должны были осуществить его намерение; нам следовало этого добиться не только ради нас самих, но и ради детей, которых небо должно было нам в будущем даровать. Каковы бы ни были последствия наших усилий, мы могли бы впоследствии пожалеть, что пренебрегли этим в своё время, а всегда лучше своевременно уберечь себя от возможных упреков в будущем. Мы были в возрасте, в котором люди склонны действовать, следуя советам окружающих, и посему позволили увезти себя в Мадрид.
Вице-король, узнав о наших замыслах, прислал нам письмо, полное настоятельнейших рекомендаций. На первый взгляд нам все благоприятствовало, казалось, у нас были прочные виды на успех, но, увы, это были только виды, которые вскоре обернулись обольщениями придворной галантности и так никогда и не осуществились.
Надежды наши были обмануты, и это опечалило друзей нашего дома и, к несчастью, мою матушку, которая отдала бы все на свете, чтобы только увидеть своего маленького Лонсето испанским грандом. Вскоре бедная женщина захворала, недуг её оказался затяжным, и она решила, что ей уже недолго осталось жить. Тогда, подумав прежде всего о спасении души, она решила, что ей следует каким-то образом доказать свою признательность достойным жителям городка Виллаки, которые относились к нам с такой любовью, когда мы были в беде. Матушка рада была бы что-нибудь сделать для алькада и приходского священника. У неё не было своих средств, но Эльвира охотно согласилась помочь ей ради столь благородной цели и послала подарки, ещё более ценные, чем того желала моя матушка.
Старые наши друзья, узнав о счастье, которое им выпало, прибыли в Мадрид и окружили ложе своей благодетельницы. Матушка покидала нас счастливыми, богатыми и все ещё любящими друг друга. Последние её мгновения были исполнены сладости. Она мирно уснула вечным сном и ещё в земной жизни удостоилась известной части наград, какие заслужила своими добродетелями и более всего — несказанной своей добротой.
Вскоре на нас посыпались несчастья. Двое сыновей, которых подарила мне Эльвира, после недолгой болезни покинули этот мир. С тех пор титул гранда перестал уже прельщать нас, мы прекратили дальнейшие хлопоты и решили отправиться в Мексику, так как состояние наших денежных дел требовало нашего присутствия там. Здоровье маркизы было значительно подорвано, и врачи полагали, что морское плаванье может вернуть ей силы. Мы отправились в путь и после десятинедельного странствия, которое и в самом деле оказало весьма благотворное влияние на здоровье маркизы, высадились в Веракрус. Эльвира прибыла в Америку не только совершенно здоровая, но и более прекрасная, чем когда бы то ни было.
Мы застали в Веракрус одного из главных офицеров вице-короля, посланного приветствовать нас и проводить в город Мехико. Человек этот много рассказывал нам о великолепии и благородстве графа де Пенья Велес и о нравах, какие царят при дворе. Мы знали уже о некоторых подробностях благодаря нашим связям в Америке. Вполне удовлетворив свою гордыню, вице-король разжег в себе яростную страсть к женщинам и, не сумев обрести счастья в супружестве, искал утешения в приятном и учтивом обхождении с женщинами, каким много лет тому назад отличалось испанское великосветское общество.
- Предыдущая
- 117/171
- Следующая
