Газонокосильщик [сборник] - Кинг Стивен - Страница 36

• Предыдущая
• 36/43
• Следующая

Последними Гарольд увидел лыбящуюся предохранительную решетку надвигающейся газонокосилки, поднимающуюся вверх, чтобы открыть бешено вращающиеся, запачканные зеленым ножи, а над ней толстое лицо газонокосильщика, покачивающего головой в добродушном упреке.

— Черт знает что, — вздохнул лейтенант Гудвин. Фотограф закончил работу, и лейтенант кивнул двум мужчинам в белых халатах. Те потащили через выкошенную лужайку белый контейнер. — Не прошло и двух часов, как он сообщил, что перед его домом появился голый мужчина.

— Правда? — спросил патрульный Кули.

— Да. Позвонил и его сосед. По фамилии Кастонмейер. Он подумал, что это сам Поркетт. Может, так и было, Кули. Может, так и было.

— Сэр?

— Обезумел от жары. — Лейтенант Гудвин постучал по виску. — Шизофрения, знаешь ли.

— Вы упоминали о ванночке для птиц? — спросил один из мужчин в белом.

— Действительно, упоминал, — согласился Гудвин, указывая на ванночку. Патрульный Кули проследил за его пальцем и внезапно резко побледнел. — Сексуальный маньяк, — уверенно продолжил лейтенант Гудвин. — Другого и быть не может.

— Отпечатки пальцев? — полюбопытствовал патрульный Кули.

— С тем же успехом ты мог спросить и про следы. — Гудвин указал на свежескошенную траву.

В горле у патрульного Кули хрюкнуло.

Лейтенант Гудвин сунул руки в карманы, покачался на каблуках.

— Мир полон психов, — глубокомысленно изрек он. — Никогда об этом не забывай, Кули. Эксперты говорят, что кто-то гонялся за Поркеттом по его собственной гостиной с газонокосилкой. Можешь ты себе такое представить?

— Нет, сэр, — честно признал Кули.

Гудвин оглядел аккуратно подстриженную лужайку и зашагал к дому. Кули последовал за ним. В воздухе висел приятный запах только что скошенной травы.

Женщина в палате[27]

Вопрос один: сможет ли он это сделать? Он не знает. Ему известно, что иногда она их жует, морщась от неприятного вкуса, а изо рта доносится звук, будто она грызет леденцы. Но это другие пилюли… желатиновые капсулы. На коробочке надпись: ДАРВОН КОМПЛЕКС. Он нашел их в шкафчике для лекарств и, задумавшись, долго вертел в руках. Иногда доктор прописывал их ей, до того как она снова легла в больницу. Чтобы она могла спать по ночам, не чувствуя боли. Шкафчик битком набит лекарствами, они выстроились, словно колдовские снадобья. Альфа и омега западной цивилизации. ФЛИТ СУППОЗИТАРИЗ. Он никогда не пользовался свечами. Сунуть в задницу что-то восковое ради того, чтобы отогнать болезнь: сама мысль об этом вызывала у него тошноту. Это же непристойно, совать что-то в задницу. ФИЛЛИПС МИЛК ОФ МАГНЕЗИЯ. АНАГИН АРТРИТИС ПЕЙН ФОРМУЛА. ПЕПТОБИСМОЛ. И еще, и еще. По лекарствам он мог составить список всех ее болезней.

Но эти пилюли — другие. С обычным дарвоном их роднит только серая желатиновая капсула. Размером они больше, отец называл пилюли таких размеров лошадиными таблетками. На коробочке указано: асп. 350 мг, дарвон 100 мг, и сумеет ли она прожевать их, даже если он сможет дать ей эти капсулы? Захочет ли? Дом живет обычной жизнью: включается и выключается холодильник, отопительная система обеспечивает нормальную температуру, даже кукушка, как положено, выскакивает из «гнезда», чтобы возвестить, что прошли очередные полчаса. Он полагает, что после ее смерти Кевину и ему придется все отключать. Ее нет уже. В доме об этом говорит все. Она в центральной больнице штата Мэн, в Льюистоне. Палата 312. Отправилась туда, когда боль стала такой невыносимой, что она уже не могла спуститься на кухню, чтобы сварить себе кофе. Временами, когда он навещал ее, она плакала, не подозревая об этом.

Кабина лифта поднимается, поскрипывая, он изучает синюю табличку-сертификат на стене. В сертификате указано, что лифт проверен и им можно пользоваться без опаски, скрипит он или нет. В больнице она уже три недели, и сегодня ей сделали операцию, которая называется «кортотомия». Он не уверен, что пишется это слово именно так, но звучит как «кортотомия». Врач сказал ей: кортотомия включает введение иглы через шею в головной мозг. Врач сказал, что это то же самое, как если бы в апельсин вогнать спицу и проткнуть косточку. Когда игла войдет в болевой центр, на ее кончик подадут радиосигнал и электрический разряд уничтожит болевой центр. Точно так же выключается телевизор, если штепсель выдернуть из розетки. И тогда раковая опухоль в желудке уже не будет вызывать такие мучения.

Мысль об операции еще более неприятна ему, чем мысли о свечах, медленно тающих в его прямой кишке. Она заставляет его вспомнить роман Майкла Крайтона «Человек-компьютер»[28], в котором людям тоже вживляли в голову провода. Согласно Крайтону, процедура эта — не из приятных. Он писателю верил.

Двери кабины открываются на третьем этаже, и он выходит в коридор. Это старое крыло больницы, и пахнет тут опилками, которыми обычно посыпают лужи блевотины на окружной ярмарке. Пилюли он оставил в «бардачке». На этот раз он ничего не пил до приезда в больницу.

Стены выкрашены в два цвета: коричневые понизу и белые поверху. Он думает, что из двухцветных сочетаний более тоскливым, в сравнении с коричневым и белым, является только черное и розовое.

Два коридора пересекаются буквой Т перед лифтом. Там же находится и фонтанчик с водой, где он всегда останавливается, чтобы отсрочить свое появление в палате. Тут и там он видит медицинское оборудование, почему-то ассоциирующееся у него со странными, но игрушками. Каталка с хромированными стойками и резиновыми колесами, на которой везут в операционную, где врачи уже готовы к проведению «кортотомии». Большой цилиндр, назначение которого ему неизвестно. Чем-то он похож на колеса, какие ставят в беличью клетку. Вращающийся поднос с торчащими из него двумя бутылками — прямо-таки груди в представлении Сальвадора Дали. В глубине одного из коридоров сестринский пост. Оттуда до него доносится смех и запах кофе.

Он глотает воду и плетется к ее палате. Боится того, что может открыться его глазам, и надеется, что она спит. Если так, будить ее он не собирается.

Над дверью каждой палаты маленький квадратный фонарь. Когда пациент нажимает кнопку вызова медсестры, фонарь оживает, загорается красным. Вдоль по коридору медленно прогуливаются пациенты в дешевых больничных халатах поверх больничного белья. Халаты в белую и синюю полосы, с круглыми воротниками. Больничное белье называют «джонни». «Джонни» нормально смотрятся на женщинах и странновато на мужчинах, поскольку «джонни» — то ли платье, то ли комбинация, едва прикрывающая колени. На мужчинах шлепанцы из коричневого кожзаменителя. На женщинах шлепанцы вязаные, с помпонами из ниток. Такие и у матери. Она называет их бабушами.

Пациенты напоминают ему фильм ужасов «Ночь живых мертвецов». Двигаются они очень осторожно, словно кто-то скрутил пробки с их внутренних органов, как с банок с майонезом, и теперь они боятся расплескать жидкости, которые плещутся в их телах. Некоторые пользуются палками. Их походка пугает, но и вызывает уважение. Походка людей, которые неспешно движутся в неведомое, походка студентов в шапочках и мантиях, направляющихся на выпускной вечер.

Из транзисторных приемников доносится музыка, голоса. Он слышит, как «Блэк оук Арканзас» поют «Джим Дэнди» («Уходи, Джим Дэнди, уходи, Джим Дэнди», фальцет словно подгоняет медленно вышагивающих пациентов). Он слышит, как гость ток-шоу хрипловатым, прокуренным голосом обсуждает политику Никсона. Он слышит, как под польку кто-то поет по-французски — Льюистон все еще франкоговорящий город, здесь по-прежнему любят джигу и обожают резать друг друга в барах на Лиссабон-стрит.

Он останавливается у палаты матери и… какое-то время он приходил сюда только выпивши. Он стыдился этой привычки, хотя мать, накачанная наркотиками и элавилом, ничего не замечала. Элавил — транквилизатор, который дают раковым больным, чтобы те поменьше боялись неизбежной смерти.

• Предыдущая
• 36/43
• Следующая