Рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 26
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
– Узнали что-нибудь хорошее?
– Нет.
– А дурное?
– Тоже нет.
– И то слава Богу. Но входите же. У вас был трудный день, вы, наверно, устали.
– Это мой друг, доктор Уотсон. Он был чрезвычайно полезен мне во многих моих расследованиях, и, по счастливой случайности, мне удалось привезти его сюда, чтобы воспользоваться его помощью в наших поисках.
– Рада вас видеть, – сказал она, приветливо пожимая мне руку. – Боюсь, что вам покажется у нас неуютно. Ведь вы знаете, какой удар внезапно обрушился на нашу семью…
– Сударыня, – сказал я, – я отставной солдат, привыкший к походной жизни, но, право, если бы даже я не был солдатом, вам не в чем было бы извиняться передо мною. Буду счастлив, если мне удастся принести пользу вам или моему другу.
– Мистер Шерлок Холмс, – сказала она, вводя нас в ярко освещенную столовую, где нас поджидал холодный ужин, – я хочу задать вам несколько откровенных вопросов и прошу вас ответить на них так же прямо и откровенно.
– Извольте, сударыня.
– Не пытайтесь щадить мои чувства. Со мной не бывает ни истерик, ни обмороков. Я хочу знать ваше настоящее, подлинное мнение.
– О чем?
– Верите ли вы в глубине души, что Невилл жив?
Шерлок Холмс, видимо, был смущен этим вопросом.
– Говорите откровенно, – повторила она, стоя на ковре и пристально глядя Холмсу в лицо.
– Говоря откровенно, сударыня, не верю.
– Вы думаете, что он умер?
– Да, думаю.
– Убит?
– Я этого не утверждаю.
– В какой же день он умер?
– В понедельник.
– В таком случае, мистер Холмс, будьте любезны объяснить мне, каким образом я могла получить от него сегодня это письмо?
Шерлок Холмс вскочил с кресла, словно его ударило электрическим током.
– Сегодня? – закричал он.
– Да, сегодня.
Она улыбалась, держа в руке листок бумаги.
– Можно прочитать?
– Пожалуйста.
Он выхватил письмо у нее из рук, разложил его на столе, разгладил и принялся внимательно рассматривать. Я поднялся с кресла и стал смотреть через его плечо. Конверт был простой, конторский; на конверте стоял почтовый штемпель Гревзенда; на штемпеле – сегодняшнее или, вернее, вчерашнее число, так как полночь уже миновала.
– Грубый почерк, – пробормотал Холмс. – Уверен, что это почерк не вашего мужа, сударыня.
– Да, на конверте чужой почерк, но внутри – почерк Невилла.
– Человеку, который надписывал конверт, пришлось наводить справки о вашем адресе.
– Откуда вы это знаете?
– Имя на конверте, как видите, темнее, потому что чернила, которыми оно написано, высохли сами собою. Адрес же бледноват, потому что к нему прикладывали пресс-папье. Если бы надпись на конверте была сделана сразу и если бы ее всю высушили пресс-папье, все слова были бы одинаково серы. Этот человек написал на конверте сперва только ваше имя и лишь спустя некоторое время приписал к нему адрес, из чего можно заключить, что адрес не был ему вначале известен. Конечно, это пустяк, но в моей профессии нет ничего важнее пустяков. Дайте мне взглянуть на письмо… Ага! Туда было что-то вложено.
– Да, там было кольцо. Его кольцо с печатью.
– А вы уверены, что это почерк вашего мужа?
– Один из его почерков.
– Один из его почерков?
– Его почерк, когда он пишет второпях. Обычно он пишет совсем иначе, но и этот его почерк мне хорошо знаком.
– «Дорогая, не волнуйся. Все кончится хорошо. Произошла ошибка, на исправление которой требуется некоторое время. Жди терпеливо. Невилл»… Написано карандашом на листке, вырванном из блокнота. Гм! Отправлено сегодня из Гревзенда человеком, у которого большой палец чем-то выпачкан. И если не ошибаюсь, человек, заклеивавший конверт, жует табак… Вы убеждены, сударыня, что это почерк вашего мужа?
– Убеждена. Это письмо написал Невилл.
– Оно отправлено сегодня из Гревзенда. Что ж, миссис Сент-Клер, тучи рассеиваются, хотя я не могу сказать, что опасность уже миновала.
– Однако он жив, мистер Холмс!
– Если только это не ловкая подделка, чтобы направить нас на ложный след. Кольцо, в конце концов, ничего не доказывает. Кольцо могли отнять у него.
– Но это его, его, его почерк!
– Хорошо. Но что, если письмо написано в понедельник, а послано только сегодня?
– Это возможно.
– А за этот срок многое могло произойти.
– О, не отнимайте у меня надежды, мистер Холмс! Я знаю, что с ним ничего не случилось. Мы с ним настолько близки, что я непременно почувствовала бы, если бы он попал в настоящую беду. За день до того, как он исчез, он порезал себе нечаянно палец. Я была в столовой, он – в спальне, и я сразу побежала к нему, чувствуя, что с ним случилась беда. Неужели вы думаете, что я не знала бы о его смерти, если даже такой пустяк способен повлиять на меня!
– Я человек опытный и знаю, что женское непосредственное чутье может быть иногда ценнее всяких логических выводов. И это письмо, конечно, служит важным указанием, что вы правы. Однако, если мистер Сент-Клер жив, если он может писать вам письма, отчего же он не с вами?
– Не знаю. Ума не приложу.
– В понедельник, уезжая, он ни о чем вас не предупреждал?
– Нет.
– И вы очень удивились, увидев его на Суондем-лейн?
– Очень.
– Окно было открыто?
– Да.
– Он мог бы окликнуть вас из окна?
– Да.
– Между тем, насколько я понял, у него вырвалось только бессвязное восклицание?
– Да.
– Вы подумали, что он зовет вас на помощь?
– Да. Он махнул мне руками.
– Но, быть может, он вскрикнул от неожиданности. Он мог всплеснуть руками от изумления, что видит вас.
– Возможно.
– И вам показалось, что его оттащили от окна?
– Он исчез так внезапно…
– Он мог просто отскочить от окна. Вы никого больше не видели в комнате?
– Никого. Но ведь этот отвратительный нищий сам признался, что Невилл был там. А ласкар стоял внизу, у лестницы.
– Совершенно верно. Насколько вы могли разглядеть, ваш муж был одет, как всегда?
– Но на нем не было ни воротничка, ни галстука. Я отчетливо видела его голую шею.
– Он когда-нибудь говорил с вами о Суондем-лейн?
– Никогда.
– А вы никогда не замечали каких-нибудь признаков, указывающих на то, что он курит опий?
– Никогда.
– Благодарю вас, миссис Сент-Клер. Это основные пункты, о которых я хотел знать всё. Теперь мы поужинаем и пойдем отдохнуть, так как весьма возможно, что завтра нам предстоит много хлопот.
В наше распоряжение была предоставлена просторная, удобная комната с двумя кроватями, и я сразу улегся, так как ночные похождения утомили меня. Но Шерлок Холмс, когда у него была какая-нибудь нерешенная задача, мог не спать по целым суткам и даже неделям, обдумывая ее, сопоставляя факты, рассматривая ее с разных точек зрения до тех пор, пока ему не удавалось либо разрешить ее, либо убедиться, что он находится на ложном пути. Я скоро понял, что он готовится просидеть без сна всю ночь. Он снял пиджак и жилет, надел синий просторный халат и принялся собирать в одну кучу подушки с кровати, с кушетки и с кресел. Из этих подушек он соорудил себе нечто вроде восточного дивана и взгромоздился на него, поджав ноги и положив перед собой пачку табаку и коробок спичек. При тусклом свете лампы я видел, как он сидит там в облаках голубого дыма, со старой трубкой во рту, рассеянно устремив глаза в потолок, безмолвный, неподвижный, и свет озаряет резкие орлиные черты его лица. Так сидел он, когда я засыпал, и так сидел он, когда я при блеске утреннего солнца открыл глаза, разбуженный его внезапным восклицанием. Трубка все еще торчала у него изо рта, дым все еще вился кверху, комната была полна табачного тумана, а от пачки табаку, которую я видел вечером, уже ничего не осталось.
– Проснулись, Уотсон? – спросил он.
– Да.
– Хотите прокатиться?
– С удовольствием.
– Так одевайтесь. В доме еще все спят, но я знаю, где ночует конюх, и сейчас у нас будет коляска. – Холмс усмехнулся, глаза его блестели, и он нисколько не был похож на того мрачного мыслителя, которого я видел ночью.
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
