Мы из ЧК - Толкач Михаил Яковлевич - Страница 17

— Учиться, брат, положено. Ленин мудро и далеко видит. И мне вроде положено. Однако не могу. Учиться — это личное. Слабым грамотеем останусь, но уничтожу десяток бандитов. Это уже не личное. Другие после меня спокойно учиться станут. Может, дети мои, может, вы все… И я доволен буду: не зря жизнь прошла!

И его слова не расходились с делами. А теперь вдруг такой поворот. Неужели вычистят из партии?..

Леонов покраснел, как кумач, не поднимает головы. Усы его обвисли, и черный чуб разлохматился.

А Бижевич твердит свое:

— Селянам послабление делает.

Семен Григорьевич басовито отозвался:

— Не храбрись, Бижевич. Без народа мы, как мухи без еды, передохнем! И с бандитами возимся долго потому, что мало берем в помощники народ…

Поднялся за столом рабочий, пригладил редкие волосы, снял совсем очки. Не торопясь, вынул старенькую щербатую расческу, провел ею по рыжеватым, прокуренным усам.

— Мое слово короткое. Товарищи правильно оценили недочеты Леонова…

— Даже Бижевич? — Васильев вскочил и глянул в зал: «Да что же делается?»

Председатель комиссии хмыкнул, подмигнул Кореневу, сидевшему ближе к столу:

— Якый прыткий! Повторяю, по-большевистски крыли, до поту. Почувствовали, Семен Григорьевич, чи ни?

Леонов только крякнул и еще ниже опустил голову.

— Оставить в партии! — крикнул Морозов.

— Оставить! — громко поддакнул Васильев.

— Выговоряку теж скостим. Чи так я кажу? — Председатель впервые за вечер улыбнулся, открыв белые ровные зубы. Дождавшись пока уляжется шум, вызванный его решением, рабочий обратился к Леонову:

— Скостим-то скостим, но впредь, товарищ дорогой, не ошибайся! Должность у тебя важная. Народ доверил чекистам меч свой. Секите им с разбором. По врагам революции бейте.

— Постараюсь… не ошибаться. — Леонов смущенно теребил длинные черные усы, и увлажненные глаза его светились радостью.

— А тебе, товарищ Бижевич, советую теплоту пустить в свое сердце. Настоящий человек должен иметь теплое сердце!

Слова председателя потонули в дружных хлопках всего зала.

Федор Максимович Платонов вернулся из Харькова, где он участвовал в совещании руководителей Всеукраинской ЧК. Там обсуждался единственный вопрос: как скорее и окончательно ликвидировать бандитизм?..

Петлюра, Махно, Зеленый — позади! Но в лесах и глухих селах Украины засели мелкие группы белогвардейцев, местных националистов, анархистов, уголовников, просто любителей легкой наживы — «голубая» кровь, как определил когда-то в Рязани мой первый учитель Денис Петрович Нифонтов. Они занимались разбоем, уничтожали партийный и советский актив, громили кооперативы…

В Галиции образовалась «Украинская военная организация», которая пыталась объединить всех буржуйских недобитков против нас. В Варшаве окопался Борис Савинков — подбирает террористов и засылает в Россию. В Болгарии генерал Кутепов с белым офицерьем ждет своего часа.

Платонов расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Он словно рассуждал сам с собою:

— Советская власть крепит смычку города с деревней. А банды — палки в колеса. Потому большевистская партия требует: кончать с бандитизмом! Обеспечить народу мирный труд. Вот что говорит Владимир Ильич: «Надо быть искусным, осторожным, сознательным, надо внимательнейшим образом следить за малейшим беспорядком, за малейшим отступлением от добросовестного исполнения законов Советской власти… Малейшее беззаконие, малейшее нарушение советского порядка есть уже дыра, которую немедленно используют враги трудящихся…» Что это значит, товарищи чекисты?.. Это значит, мы, борясь с врагами, не должны следовать присказке: «Лес рубят — щепки летят!»

Выступление Платонова вызывало обычно споры. Так вышло и в тот раз.

— Опираться на незаможных селян, на молодежь, на жинок — вот путь к быстрому разгрому бандитизма! — говорил о своем, выношенном в раздумьях, Леонов. — Если селяне сами ополчатся на бандюков, то, считай, три четверти дела сделано! И ошибок, о которых беспокоится дорогой Ильич, будет меньше. Население знает бандитов как облупленных!

— Смелее и чаще бить их надо! — подал реплику Бижевич. — Очистить села от подозрительных лиц. В Сибирь, чтобы и духу не было!

Мы понимали настроение Юзефа Леопольдовича: он получил извещение о том, что на кордоне контрабандисты убили его последнего брата. Бижевичу горячо сочувствовали, но почти никто в ЧК не одобрял его ожесточения.

Иосиф Зеликман — в Одессе головорезы Мишки-Япончика задушили его мать и сестренку — говорил, пытаясь убедить Бижевича:

— Понимаешь, Юзеф Леопольдович, в бандах есть обманутые. Атаманы красивыми посулами задурманили кое-кого. А других страхом удерживают. Односельчане лучше знают, кто кат, а кто — не по своей воле…

— Верно, Иося! — Леонов взбил свой черный, чуб. — Не обижайся, Юзеф Леопольдович, но ты неправ — всех под одну гребенку… Знаю Андрея-заику. Под Знаменкой бродит в банде. Его из поезда утащили. Вот на глазах Володи Громова. Мухин обманул, будто бы убежал заика. Андрей дрожит весь, а ходит — запугали потому что…

Леонов совсем недавно ликвидировал опасную банду кулацких сынков, опираясь на местное население, и говорил, что называется, по горячим следам.

В оперативный пункт ЧК — как-то рассказал он — заглянула черноглазая, с толстыми косами дивчина.

— Хто у вас начальник? — спросила она Морозова.

— А що?

— Веди к начальнику! — Глаза у девушки быстрые, решительные. Когда узнала, что Морозов и есть начальник, то представилась:

— Зина Очерет, комсомолка. Помогать вам хочу!

— А що ты умеешь?

Зина сморщила лицо, неуловимым движением поправила хустку-косынку и страдальческим голосом бабушки спросила Тимофея Ивановича:

— А вам чого треба?

Перед Морозовым предстала женщина в возрасте. Он растерялся, а Зина засмеялась заразительно:

— Ну, как? Годится?

Так семнадцатилетняя комсомолка Очерет стала разведчицей ЧК. В крестьянской одежде, с узелком она уходила в рейды по бандитским селам и хуторам Екатеринославской губернии. Однажды вернулась в изодранном платье, исцарапанная и с разбитыми губами.

— Бандюки… приставали… убежала! — А успокоившись и вытерев слезы, рассмеялась и принялась прихорашиваться:

— Я ему все глаза выцарапала! Укусила руку. Як вин визжав, мов те порося!

Комсомолка принесла весть о том, что банда собирается в воскресный день напасть на станцию Снижиревку.

— Атаман казав: по головному шляху нас не ждут, а мы навалимся негаданно! Вместе с селянами войдем в поселок.

Леонов и Морозов с оперативной группой выехали на шлях. В Снижиревке к ним добровольно пристали пять железнодорожников.

— Обридлы байдюки, як та хвороба. Пора кончать! — пояснили они свой поступок.

Леонов охотно взял их с собою. Ночью в субботу чекисты залегли на обочине дороги в кустах. Выставили дозоры. На рассвете часовые услышали скрип колес: возов двадцать с сеном!

— Куда едете, громадяне?

Дядько свесился с арбы и, широко позевывая, лениво отозвался:

— А що таке? В Снижиревку на заготпункт…

Дозорные пропустили обоз, и опять тоскливо запели плохо смазанные колеса.

Поравнялись с засадой.

Семен Григорьевич вглядывался в арбы с сеном. Местный железнодорожник ящерицей подполз к нему и жарко зашептал:

— Тот дядько на первой арбе — бандитский главарь!

Леонов приказал остановить обоз для осмотра. И тут из-под сена на дорогу посыпались налетчики. Они стреляли вразнобой.

Из засады палили пачками. Часть грабителей убили, а остальных взяли живьем.

Среди пойманных опознали Луку Пономаренко, нашего знакомого из Полог. Допрашивал его Василий Михайлович Васильев. И тогда выяснилось, что в Пологах главным наводчиком был начальник почты, человек со шрамом на лбу, а Мухин ему помогал. Мы пожалели, что поторопились расстрелять Мухина.

— Как фамилия почтовика? — спросил Морозов.

— Гавриил Квач.