Таинственные перья - Зверев Максим Дмитриевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/23
- Следующая
Так монотонно проходили дни один за другим, и перегон тянулся месяцами.
Днём Волчка не было видно. Но он неотступно следовал за отарой, прячась за буграми и в промоинах. Забегая вперёд, он пропускал овец и плёлся сзади. Случалось, что безнадёжно захромавших овец чабаны прирезали. Выброшенные внутренности ночью съедал Волчок. Из одного оврага ветерок принёс чуткому носу волка знакомый запах мелких грызунов-полёвок. Тысячи их норок сплошь источили южный склон, и от множества выходов земля стала похожей на соты. Бисер следов полёвок разбегался во все стороны по песку, образуя тропинки. Ходы были мелкие, под самой поверхностью, и переплетались друг с другом сплошными лабиринтами. Волчок долго пировал здесь, легко вскрывая в рыхлой земле мелкие норки полёвок, и даже не лапами, а носом, как кабан. С тридцатью полёвками в желудке под утро он побежал догонять «свою» отару.
В одном месте отара проходила рядом с асфальтированным шоссе. Несколько овец перебежали через дорогу и стали пастись на другой стороне. Одна из собак заметила этот непорядок. Дымчато-жёлтая, с чёрными пятнами на морде и хвостом «калачём», она бросилась за овцами, но перед асфальтом со всего разбега затормозила всеми четырьмя лапами и остановилась в явном замешательстве. Затем осторожно поскребла лапой асфальт, не решаясь наступить на него. Житель бескрайних степей и гор впервые в жизни встретился с асфальтом. Чабан крикнул:
— Тарт, серке! [Тарт, серке! — Веди, тащи, иди вперёд!]
Собака испуганно оглянулась и осторожно перешла через шоссе, широко расставляя ноги с растопыренными пальцами и балансируя хвостом, — было полное впечатление, что она идёт по скользкому льду.
Но вот асфальт позади. Собака бросилась вперёд, завернула овец, и они, простучав по шоссе копытцами, вернулись в отару. А собака опять остановилась было перед асфальтом, но затем спокойно перешла через него, правда шагом. Она уже почти не боялась поскользнуться. Конечно, в третий раз эта собака пробежит по асфальту без задержки.
Горный хребет преградил путь отарам. Он далеко ушёл в сторону, и обгонять его кругом заняло бы много времени. Овец погнали через перевал, кратчайшим путём. Вековые ельники густо покрывали северные склоны хребта. Под пологом огромных елей прохладно и сыро даже в самый жаркий день. Пахнет грибами. Под камнями и мхом журчат невидимые ручьи.
Перегонная тропа всё круче поднимается к перевалу. Но тонкие овечьи ножки легко преодолевают его. Отара прошла, а на ёлке остался висеть труп погибшей овцы, подвешенный чабанами.
На макушки соседних елей уселись две сороки и ворона. Помахивая хвостами, сороки долго тревожно стрекотали, а ворона разглядывала овцу то одним глазом, то другим. Друг за другом сороки и ворона улетели. Чёрная тень грифа промелькнула поперёк тропы. Падаль — это как раз то, что нужно огромной птице. Но гриф сделал круг над подвешенной овцой и улетел.
Совершенно беззвучно, как тень, по тропе бежит Волчок, опустив нос к земле. Внезапно его обдало овечьим запахом, совсем близким и таким манящим! Зверь резко вскинул голову с настороженными ушами — и увидел овцу на ёлке. Но сейчас же Волчок поджал хвост и бросился в другую сторону. Только обежав стороной несколько сот метров, он снова вышел на тропу и побежал дальше по следам отары, то и дело останавливаясь и оглядываясь.
Кто заколдовал овцу от хищников?
Кругом в ельниках много хищных птиц и зверей, но все они «знают», что на деревьях овец не бывает и трогать их можно только на земле. Вот если ветер оборвёт привязь и овца упадёт на землю — тогда другое дело!
Знают это и чабаны. Если в дороге пропадёт овца, им незачем ждать ветеринарного фельдшера. Он едет с последней отарой. Овца на дереве с запиской в ухе его дождётся, когда бы он ни приехал. Причина гибели будет установлена и оформлена актом.
Задолго до заката солнца старший чабан кричал собакам:
— Айнал! [Айнал — кругом]
С лаем собаки бросались вперёд и останавливали овец. Овцы сначала стояли огромной светло-серой массой, понуро опустив голову, а затем ложились. Чем холоднее была осенняя ночь, тем теснее прижимались друг к другу овцы.
Красный шар солнца в вечерней дымке нижним краем коснулся степи на горизонте, и чёрные тени стали быстро заполнять низинки. Слабый ветерок пахнул распаренными за день травами, а потом крутнул с другой стороны и всё перекрыл густым овечьим запахом. В вечерних сумерках ярко загорелся костёр, и пар из котла с бараниной унёсся далеко в степь, будоража Волчка.
Место, где ляжет на ночь отара, выбиралось каждый раз тщательно. Но разве трудно пропустить мышиную норку незамеченной? И на этот раз одна из овец улеглась прямо на выход из норки полёвки.
Чабаны поужинали, покурили и заснули у костра. Собаки дремали около овец. Из отары доносились вздохи, покашливанье и чиханье овец. Ночь была безлунная, и только яркие звёзды мерцали в тёмном небе. Из степи тянуло терпким запахом полыни и нудно неслись бесконечные трели пустынных сверчков. Интересно, что все сверчки пели в унисон, как одно насекомое.
Две «звёздочки» тускло блеснули на ближайшем бугре. Это были глаза Волчка. Он лежал, положив голову на передние лапы, до него доносился запах овец. Но ветерок доносил и запах людей и собак. Это удерживало зверя на месте. Не одна ночь проходила у Волчка в напрасном ожидании, и тогда ящерицы, кобылки да иногда зазевавшаяся песчанка были его скромной пищей во время переходов.
В полночь под боком овцы, дремавшей на норке, кто-то зашевелился. Овца в ужасе вскочила и шарахнулась в сторону.
Что тут началось! Овцы разом бросились в темноту ночи во все стороны. Залаяли собаки, закричали чабаны, но топот тысяч копытцев разбегавшихся овец заглушал всё…
Волчок в эту ночь съел баранины столько, сколько смог. Под утро он ушёл вверх по ручью и залёг километров за десять от неудачного ночлега отары.
Весь день чабаны собирали разбежавшихся овец.
— Издё! [Изде! — Ищи!] — кричали чабаны собакам.
Они убегали за далёкие бугры и, высунув языки, пригоняли одну или несколько овец.
— Издё! — опять кричали чабаны, и собаки убегали снова на поиски.
Трёх овец недоставало: их разорванные останки лежали в клочьях шерсти за бугром. Волчок задавил их ночью и съел только самые привлекательные для него части.
Снова день за днём бредут овцы всё дальше на запад, отара за отарой. А из-за бугров следят за ними жадные волчьи глаза.
На пути встретилось озеро. Овец напоили и погнали дальше.
Около берега застряла по самые фары грузовая машина.
— Ой, бой, полудурка, пропал сопсем! — качали головой чабаны.
— Не полуторка, а «ГАЗ»! — обиделся шофёр, с головы до ног перепачканный в жидкой грязи. — Помогите лучше, чем охать!
Чабаны посовещались и развьючили верблюда. Ему сделали из мешка хомут и постромки из нескольких арканов. Но как верблюд ни дёргал, он не мог стронуть тяжёлую машину. В это время подъехал старый седобородый чабан. Он молча слез с коня, отпустил какое-то сердитое слово по адресу молодых чабанов и подошёл к верблюду. Перед аксакалом почтительно расступились. Чабан из всех арканов свил толстую постромку к хомуту, закрепил её с одного бока верблюда и спокойно повёл его за повод вперёд. Верблюд шагнул раз, другой, связанные арканы натянулись, как струны, и после третьего шага верблюда машина медленно поползла вперёд. Шофёр дал газ, и грузовик вылетел на берег, едва не сбив верблюда с ног.
Животное испугалось, рванулось назад, порвало хомут и завязло в грязи у берега. Вытащить его оказалось труднее, чем машину. Чабаны и шофёр до сумерек топтались кругом верблюда по пояс в жидкой грязи. Сам верблюд не делал даже попыток выбраться. Он безучастно смотрел куда-то вдаль, поверх людей, меланхолично опустив нижнюю губу.: Наконец чабаны решили съездить в аул за досками. Они сели в машину и уехали.
Прошло больше часа. Совсем стемнело. Верблюд неподвижно чернел в грязи. Вдруг голова его высоко взметнулась: животное зачуяло волчий запах. Это был Волчок. Но волк не бросился на верблюда. Его необычное положение заставило старого зверя насторожиться. Волчок остановился на расстоянии прыжка от верблюда и подозрительно нюхал, слушал и оглядывался.
- Предыдущая
- 8/23
- Следующая
