Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/105
• Следующая

А ровно через полтора года Жогину вдруг повезло. Вышло так, что командиров, участников первомайского парада на Красной площади, пригласили в Кремль. Среди них оказался Жогин. Какой это был для него день! Щедрое весеннее солнце высвечивало высокие кремлевские купола, и яркий отблеск позолоты падал на древние зубчатые стены, на распускавшиеся деревья и на торжественно строгие лица тех, кто шел в знаменитый Георгиевский зал. Даже воздух над Москвой казался в тот день необыкновенно спокойным и розовым.

Утром следующего дня во всех газетах на первых полосах появился большой снимок, на котором вместе с приглашенными был заснят Сталин. Жогин сидел от него третьим. И это было самым главным. По крайней мере, он уже больше не чувствовал себя поднадзорным. Больше того, ему очень быстро присвоили очередное звание и сразу с должности помощника начальника штаба перевели на должность командира кавполка.

Вторично в Кремль попал он в суровую зиму 1942 года, когда бои развернулись под самой Москвой. Вместе с другими пятью командирами-кавалеристами его вызвали прямо с фронта, чтобы дать особое задание. Предполагалось, что вызванных примет Сталин. Но появился генерал и заявил: прием у Верховного будет после выполнения задания. Смысл этого обещания Жогин понял очень хорошо. Только на сей раз счастье изменило ему. В самый разгар боя он попал на вражескую мину. У коня раздробило голову, выворотило внутренности, а хозяина его ранило в левую ногу повыше колена.

Пролежав полтора месяца в госпитале, Жогин получил назначение командовать отдельным запасным полком, расквартированным в южноуральском городе. Побывавшие здесь люди долго помнили потом крутой характер командира и установленную им жесткую дисциплину. Они называли этот полк «жогинской академией». Даже в других частях можно было услышать: «Раз прошел «жогинскую академию», значит, соли попробовал».

Когда кончилась Великая Отечественная война и запасной полк был расформирован, Жогин получил новое назначение — заместителем начальника межокружных офицерских курсов. Скучной показалась ему эта работа: лекции, семинары, зачеты. Сиди и слушай, как отвечают офицеры на вопросы преподавателей. Нет, не привык Жогин к такой обстановке. Ему нужны боевые подразделения. Он командир, а не педагог. Его дело командовать, решать боевые задачи. И желание полковника вскоре было удовлетворено: ему предложили принять мотострелковый полк.

Несмотря на многие годы, прошедшие после службы в кавалерии, в душе Жогин оставался кавалеристом. Вот и сейчас, бодро шагая по твердо утоптанной дорожке, сжатой с обеих сторон мелкорослым кустарником, он ловко помахивал тальниковым хлыстиком, с удовольствием стегая себя по блестящему голенищу хромового сапога.

Впереди за деревьями слышались громкие отрывистые команды. На плацу первого батальона шли строевые занятия. Едва Жогин прошел заросли, которые отделяли его от марширующих подразделений, как раздалась громкая протяжная команда:

— Смир-р-р-но-о-о!

Подразделения замерли.

Невысокий, подтянутый и очень живой майор Степшин, временно исполняющий обязанности комбата, заторопился навстречу полковнику. Остановившись, он прищелкнул каблуками, резко вскинул руку под козырек и отдал рапорт. Сделал он это с особенной ловкостью и даже с некоторой лихостью. Полковник смотрел на него строгим оценивающим взглядом и, казалось, говорил: «Правильно, хорошо». Потом он вскинул голову и крикнул, чтобы все слышали:

— Здравствуйте, товарищи!

Солдаты ответили дружно, словно одним голосом:

— Здравия желаем, товарищ полковник!..

Не сходя с места, Жогин окинул взглядом ровное поле большого квадратного плаца, местами запорошенного желтыми и красными листьями, поморщился:

— Что это? Почему такой беспорядок?

Майор насторожился, не догадываясь, о чем идет речь.

— Удивляюсь халатности, — повысил голос полковник, указывая хлыстиком на то место, где отделение солдат под звонкую команду сержанта четко отбивало шаг по пестрому настилу. — Вы скоро по персидским коврам ходить начнете. А там цветочки под ноги стелить будете. Нечего сказать, очень красиво.

— Виноват, — вполголоса ответил Степшин, поняв, наконец, чем недоволен командир полка. — Сейчас все будет убрано.

Он подозвал командиров рот, приказал им выделить солдат, принести метлы. Когда ротные разошлись выполнять приказание, Жогин посмотрел на взволнованного Степшина и покачал головой, наставительно выговаривая:

— От вас-то, майор, я не ожидал этого.

Он произнес эти слова подчеркнуто. И весь смысл, который был вложен в них, Степшин уловил в ту же минуту. Его энергичное, худощавое лицо загорелось.

— Больше не повторится, товарищ полковник, — сказал он сдержанно.

К исполнению обязанностей комбата Степшин приступил три месяца назад, когда командир первого батальона, получив новое назначение, уехал. Полковник Жогин сказал тогда вполне определенно:

— Что же, будем выдвигать на его место заместителя. Человек он старательный, исполнительный.

На следующий день Степшин заполнил новую анкету, написал подробную биографию. С того момента он почувствовал себя полным хозяином в батальоне. У него не было сомнений в том, что скоро появится приказ, где будет сказано: «Майор Степшин назначается командиром первого батальона». Ведь представление и рекомендация командира полка кое-что да значат.

Но вместе с уверенностью в нем росло и другое странное чувство. Ему стало казаться, что при каждом новом замечании в его адрес полковник непременно думает: «А не зря ли я тороплюсь выдвигать Степшина на самостоятельную должность?». И ему хотелось как можно лучше и быстрее выполнить указания командира, чтобы развеять эти сомнения.

С таким же старанием выполнял Степшин приказ Жогина и на этот раз. А Жогин следил, как солдаты размахивают метлами, очищая плац от листвы, и с удовлетворением отмечал: «Вот и зашевелились. Правильно. Теперь хоть шаг слышно будет. А то шуршит листва под ногами, и не поймешь: то ли строевая подготовка, то ли прогулка».

Потом он прошел по всему плацу, постукивая хлыстиком по голенищу. Останавливаясь перед группами солдат, начальственно покрикивал:

— Ногу, ногу выше!

Когда его требование послушно выполнялось, он одобрял и тут же делал новое замечание.

— Шаг крепче, шаг!

И в такт почти каждому своему слову машинально постукивал хлыстиком по голенищу.

С плаца первого батальона Жогин пошел на другие плацы.

Сразу же после обеденного перерыва к Жогину пришел начальник клуба лейтенант Сокольский. Худощавый, сутуловатый, с маленьким острым лицом, он всегда раздражал полковника своим видом. Каждый раз у него оказывалось что-то не в порядке: пуговицы, подворотничок или сапоги.

Жогин «встряхивал» Сокольского. А перед строевыми смотрами приказывал ему носа не показывать на улицу. В таких случаях Сокольский закрывался в клубе или уходил куда-нибудь, чтобы не накликать на себя неприятности.

С командиром полка лейтенант старался встречаться как можно реже. Сегодня он тоже собирался к нему с опаской. Но требовалось непременно доложить о только что полученных музыкальных инструментах, шахматах, плакатах. Полковник очень не любил, чтобы обходили его даже в самых малых делах. «Кто я вам, командир или нет? — любил он повторять при каждом удобном случае. — А если командир, то извольте прийти и доложить мне лично».

Захватив с собой кое-что из полученного имущества, Сокольский внимательно осмотрелся, подтянул потуже ремень, смахнул пыль с козырька фуражки и, стараясь казаться бодрым, Вышел из клуба. В штабе возле кабинета командира он еще раз осмотрел себя, вынул из кармана тряпку, вытер сапоги и после этого уже постучал в дверь.

Кажется, все было предусмотрено, продумано каждое движение, и все-таки опять вышла неприятность. Едва он стал докладывать, подняв к фуражке ладонь, как из-под левой руки выпали свернутые в трубку плакаты. Один из них с портретом героя Великой Отечественной войны генерала Доватора развернулся на полу посередине кабинета. Обескураженный, Сокольский запнулся на полуслове и второпях назвал Жогина генералом. Тот сверкнул глазами, но неожиданно смягчился:

• Предыдущая
• 6/105
• Следующая