По ту сторону ночи - Устиев Евгений Константинович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая

— Чего ты ворчишь, — говорит Петя Куклину, — по крайней мере никто из нас не утонет!

Я, конечно, помогаю тянуть лодку на перекатах, но всем остальным временем располагаю по своему усмотрению. Обычно я ухожу вперед по берегу, осматривая скалистые обнажения горных пород, отбивая образцы и ведя записи. Дойдя до очередного мелкого переката, останавливаюсь и поджидаю лодку.

Чем дальше, тем больше поражает долина Ангарки своим богатством. Высокая тайга, прекрасное разнотравье — все это насыщено жизнью. Отовсюду слышится гоготанье гусей и кряканье уток. Поминутно я вспугиваю выводки и целые стаи диких птиц. Передо мной бегут, прыгают и взлетают длинноногие кулики, парят в воздухе удивительно изящные белоснежные чайки. У них ярко-красные лапки и клюв, очень длинные острые крылья и раздвоенный на конце хвост — ну прямо большая белая ласточка!

На песчаном берегу то и дело встречаются следы сохатых, оленей, росомахи, волка и рыси. Медведей, к моему удивлению, здесь, очевидно, немного. Лишь дважды мне пришлось пересечь их следы; первый раз это была медведица с медвежонком. Они долго шли вдоль берега, а затем свернули на большую поляну, на которой пестреют уже почти созревшие ягоды морошки и голубики.

Невольно я вспоминаю сказку о вулкане с ее картинами золотого века ламутов: «Гусей летало столько, что неба не видно!»

Третий день путешествия по Ангарке начался дождем. Долго собиравшаяся непогода наконец настигла нас низкими моросящими тучами. Дождь начался сразу после завтрака, едва мы успели уложить вещи в лодку и тронуться в путь. На реке сразу стало хмуро, холодно и неуютно. Исчезли комары и оводы, замолчали гусиные стаи, и только утки довольно крякали, становясь в воде на голову и поднимая лапки к небу.

Температура быстро понизилась до десяти с половиной градусов. Почувствовав, что холод и сырость пробирают до костей, я вышел из лодки на берег и подхватил одну из лямок бечевы, чтобы хоть немного согреться. На этот раз тянуть лодку было заметно труднее; медленно, но неуклонно прибывающая вода увеличила силу течения, скользкая от размокшей типы галька заставляла пас спотыкаться и падать.

Около четырех часов дня мы остановились отдохнуть и согреться. Бонапарт сварил на малом огне уху из подстреленной накануне Петей щуки. Затем он подал холодную гусятину. Пока готовился обед, мы разожгли с Сашей большой костер из сухостоя; жаркий огонь быстро обсушил платье и улучшил наше настроение.

Отдохнув, около шести часов вечера тронулись дальше. На этот раз все оделись потеплее. Для того чтобы сохранить сухими хотя бы ноги, мы надели высокие резиновые сапоги. Дождь непрерывно моросил и всю вторую половину дня. Тем не менее в этот день мы прошли двадцать один километр, достигнув рекордной за последнее время цифры. Дело объяснялось непогодой: дождь и холод подхлестывали усердие бурлаков и заставляли их двигаться быстрее обычного.

Для ночлега был выбран высокий участок берега: уровень реки поднялся к вечеру не меньше чем на пятнадцать сантиметров, и мы хотели обезопасить себя от наводнения. Я выстругал, разметил и поставил у края реки водомерную палочку; оказалось, что вода прибывает со скоростью одного сантиметра в час. Кстати, даже и такого незначительного подъема было достаточно, чтобы наполовину снизить количество встречающихся перекатов.

— А что, не приплывем ли мы благодаря этому дождю к самому подножию вулкана? — спрашивает, глядя на помутневшую реку, Саша.

— До вулкана-то, может, и не доберемся, а все-таки эта непогода нам поможет, — говорю я.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло! — добавляет, смеясь, Петя. — Я говорил вам, что наша поездка пройдет хорошо: я удачливый!

— Хорошо-то, хорошо, а вот как сегодня спать будем, — ворчит, отрываясь от кастрюли с кипящей гороховой похлебкой, Бонапарт, — галька-то мокрая!

— Ну, это нам не страшно, мы ее сейчас живо обсушим. А ну, ребята, давайте разожжем здесь костер!

Еще до ужина мы собрали кучу валежника и, выбрав ровную площадку для палатки, разложили на ней большой костер. Часа через два мы загасили огонь, отгребли угли, дали немного остыть прогретой сухой гальке и поставили на ней палатку.

— Ручаюсь, что в гостинице «Москва» мы устроились бы не лучше, — говорит, ворочаясь и вытаскивая из-под бока острый голыш, Петя. — Мягко, дождь не мочит и комары не кусают — благодать!

Засыпая, я слышу равномерный стук дождя о туго натянутое полотно палатки. Петя прав, мы в самом деле устроились отлично. Пускай снаружи моросит дождь и шумит в волнах и ветвях ветер — у нас здесь уютно и тепло. Еле светит огонек моей догорающей папиросы, и уже тихонько посвистывает носом Саша.

Вот уже четвертый день моросит дождь. Долина Уямкунды вся пропиталась сыростью. Низкие рваные облака, цепляясь за верхушки деревьев, провисают почти до земли. Снизу, с реки, им навстречу поднимаются лохмотья тяжелого от воды тумана. Облака мешаются с туманом, и не знаешь, где кончается мокрое небо и начинается мокрая земля.

Мы тоже отяжелели от усталости и пропитавшей нас воды. В угрюмом молчании шаг за шагом, поворот за поворотом наш печальный кортеж продвигается вперед. Накрытая брезентом длинная лодка напоминает катафалк, а нахохлившиеся наши фигуры очень смахивают на удрученных родственников.

До устья Монни осталось не более восемнадцати километров; мы надеемся сегодня же дойти до этой реки, в верховьях которой находится вулкан. Таким образом, вечером мы можем достичь края белого пятна и войти в еще не обозначенную на картах долину.

Вчера около двух часов дня перед нами открылось устье Уямкунды. У ее впадения Ангарка разлилась широким озером с частыми водоворотами. Налево, к северу, тянется узенькая ленточка Ангарки. До ее истоков, скрытых облаками и туманом, еще очень далеко — не менее ста пятидесяти километров. Направо, на северо-восток, уходит гораздо более широкая и многоводная Уямкунда. Плоское и заболоченное вначале междуречье переходит затем в невысокую лесистую гряду. По-видимому, это место очень привлекательно в солнечную погоду. Сейчас оно печально, как печален и сам пронизывающий сыростью день.

Сразу за устьем Уямкунда течет некоторое время у подножия скалистого обрыва, над которым с жалобными криками носятся чайки. В глубоких спокойных омутах колышутся пышные заросли водорослей. Длинные, вьющиеся в воде стебли покрыты тонкими зелено-желтыми листочками. Все это очень напоминает какой-то затопленный фантастический лес из древних каменноугольных хвощей.

Я медленно бреду вдоль каменистого берега, вглядываясь в непрерывно меняющийся подводный пейзаж. Нависающие скалы серого туфа немного защищают меня от косых тонких ниток дождя, налетающих то справа, то спереди, то сзади. Чтобы меньше мерзнуть, я засунул мокрые руки в карманы и из-за этого поминутно спотыкаюсь на мокрой гальке. У одного из омутов мое внимание привлекает какая-то смутная тень, мелькнувшая среди зарослей на дне реки. Это огромная, полосатая, как тигр, щука. Она замерла в густой тени большого куста водорослей. Я вижу только ее плоскую крокодилью пасть и медленно шевелящийся хвост; вся середина туловища скрыта водорослями. Мысленно прикидываю размеры чудовища — в щуке больше метра!

К сожалению, со мной нет карабина и я не могу по примеру Пети попытаться застрелить рыбу из ружья. Он так наловчился за последнее время стрелять щук, что почти не делает промахов. Конечно, маловероятно, чтобы и я оказался столь же удачлив, но попробовать было бы интересно.

Невдалеке лежит длинная сухая хворостина; я осторожно подвожу ее к щуке. Однако, прежде чем кончик прута успел коснуться хищницы, та с силой ударила хвостом и тускло-серебристой торпедой исчезла в глубине. Сняв шляпу и стряхнув накопившуюся за полями дождевую воду, медленно шагаю дальше.

В этот день мы становимся лагерем, успев пройти всего семнадцать километров. Нависшие над землей плотные тучи упорно продолжают сочиться дождем; ранние сумерки окутывают долину. Мы очень продрогли, и каждый мечтает об огне, горячем чае и отдыхе. Несколько дней непогоды взяли у нас сил больше, чем отнимали самые тяжелые приключения на Анюе.

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая