Скажите Жофике - Сабо Магда - Страница 6
- Предыдущая
- 6/65
- Следующая
Марта никогда не отзывалась плохо о Жофике. Но Юдит смущало, что дочь учится плохо, и она старалась по возможности избегать школы! Ведь ее труды по детской психологии обсуждаются преподавателями на занятиях вечерних курсов усовершенствования. Конечно, Марта Сабо правит небрежные тетрадки Жофи и забавляется мыслью, что Юдит Папп неплохо пишет о воспитании детей, но плохо воспитывает собственного ребенка,
Ох уж эта Жофика! Ее и послать-то ни за чем нельзя, Она будет простаивать под чужими дверьми, почесывая одной ногой другую и не решаясь даже позвонить. Если не выйдет кто-нибудь случайно и не спросит у нее, что ей надо, она может простоять так целый час. Жофику не увлекает ни один из предметов, да и вряд ли ее можно вообще чем-либо заинтересовать. Ни любознательности, ни чуткости. Уроки делает кое-как или вовсе не делает. Вот тут и разбирайся. С одной стороны – работы по педагогике, с другой – Жофика! При одной мысли о школе ей становилось не по себе.
Марта жила напротив школы, в крошечном, одноэтажном доме, подоконники которого были на уровне головы прохожих. Марта заготавливала на зиму дыни и как раз перевязывала последнюю банку, когда к ней вошла Юдит Надь. На самом видном месте в комнате, на маленькой этажерке, красовалось безвкусное, пунцового цвета сердце. К нему были прикреплены маленькие металлические патрончики, напоминавшие футлярчики от губной помады. В каждый патрончик было вклеено по засушенному цветку. На верхней части сердца золотыми буквами сообщалось, что это память о Дне учителя. По стенам, почти касаясь друг друга, были развешаны фотографии в рамках. С них смотрели серьезные и улыбающиеся лица детей. Одни сидели за партами, другие – стояли. Были и групповые снимки. В центре каждой группы обязательно находилась маленькая девочка с большим бумажным щитом в руках, где были обозначены класс и учебный год. На последнем снимке, за спиной девочки со щитом, хмуро щурилась Жофика.
"Жофи будет моей копией, – подумала Юдит. – Мои волосы, моя линия губ, даже цвет глаз. Она станет красивой, стройной девушкой. Все хорошо, если бы не эти неуклюжие руки подростка. Просто божье наказание, что именно это перешло к ней от Габора. Насупилась, не любит, когда ее фотографируют, точно сердитый гномик. Ни искры юмора, ни гордости. Обидно, что Жофи растет таким серым ребенком. Ее даже нельзя принять в пионеры. Слабые ученицы должны сидеть дома и готовить уроки. До чего безобразно это сердце, как можно держать в квартире подобные вещи! Марте тридцать семь лет, она одних лет со мной, но выглядит значительно старше. И не хочет перейти работать в институт. Ведь мы же отбираем педагогов-практиков. В Марте тоже нет ни капли гордости, как и в Жофике".
"Ни одной твоей черточки нет в Жофи, – думала Марта Сабо. – Внешне она похожа на тебя – тот же цвет волос, тот же взгляд. Только это ничего не значит. Нет тебя в ее словах, делах, мыслях. Не ты задумчиво смотришь в окно на уроке, не ты встрепенешься, когда я вдруг сделаю замечание. Тебя бы не пришлось одергивать, о нет, ты бы следила за каждым словом учителя – и еще как следила! – лишь бы выдвинуться, лишь бы обратить на себя внимание! Ты всю жизнь отличалась прилежностью, готова была всех смести со своего пути, лишь бы быть первой. А твои книжки! Да издай ты семьдесят семь томов, все равно останешься тем, чем была, все той же Юдит Папп, знавшей наизусть все уроки, Юдит Папп, написавшей лучшее сочинение о весне. Тогда ты не поленилась перечитать все, что сказано о весне у Гёте и Гейне, изучила целый том по метеорологии и "Капитальную ботанику". Правда, в лесу забыла побывать да, наверное, так и не узнала, как пахнет живой ландыш. Юдит Папп, ты всегда видишь лишь то, что у тебя под самым носом, – например посредственные отметки в табеле Жофи. Разве тебе дано понять, что девочка полна порывов и стремлений? Только ее привлекает то, что никогда не привлекало тебя. Она как шар, который никак не ухватишь. Вот он и катится из одной стороны в другую. В девочке есть секрет, в ней спрятана пружинка; отыщешь ее – и Жофика твоя. Рано или поздно я найду эту пружинку, а как мне удалось это, вряд ли будет описано в книге. Писать книги я предоставляю тебе. Впрочем, найдется когда-нибудь человек, который скажет тебе в глаза, какого мы мнения о твоих писаниях. Ты нисколько не изменилась, выглядишь моложе своего возраста лет на десять. Конечно, применяешь отличную косметику "Лентериц". Вон. в самой середине этого сердца, – вкладыш от твоей губной помады, он первым отлетел, потому что твоя дочь плохо приклеила его, и мне с трудом удалось водворить эту безделушку с незабудкой на место. Тебе не нравится в моем доме. Но если бы ты соизволила подойти поближе к сердцу, на которое косишься с таким презрением, то под цветком незабудки смогла бы прочесть: "Любимой учительнице от Жофи Надь". Понимаешь ли ты, как нелегко было Жофи сказать о своей привязанности. Понимаешь ли ты, что заключено в этом сердце, которое для тебя только безвкусица".
"Что за ужасная квартира, – думала Юдит Надь. – Я просто не знаю, куда девать глаза. Для чего она только хранит это ужасное сердце? А салфетка под телефоном! А эти вышитые крестиком красные зайчики! Бррр! Как она может жить среди подобных украшений!"
В это время в квартире Юдит Надь зазвонил телефон. Валика сообщила Жофи, что настоящая фамилия Радикулитного Понграц, зовут его Иштваном и что работает он швейцаром при Совете 1-го района.
Телефонная книга ничем не помогла. В ней оказалось девять Иштванов Понграцев, но ни один из них не был швейцаром. Потом Жофи сообразила, что швейцару домашний телефон ни к чему: ведь он целый день сидит в своей дежурке и может звонить оттуда сколько угодно. А дома, наверное, ему вообще не хочется слышать эти вечные звонки. Но как в таком случае узнать его адрес? Единственный человек, который мог бы дать ей совет, – это папа. Но папы нет. С тех пор как Жофи помнит себя, она всегда боялась спрашивать что-нибудь у взрослых, а тем более просить их о чем-нибудь. В магазине, например, она до тех пор переминалась с ноги на ногу, пропуская вперед покупателей, пока продавец сам не обращался к ней. И в прошлом году, когда они со школой выезжали за город, она опоздала на линейку вовсе не потому, что была недисциплинированной. Просто у колонки стояли двое семиклассников. Один из них зажал кран рукой, а Жофи нужно было набрать воды в фляжку. Вот она и стояла, дожидаясь, когда они сами уйдут. Но мальчики все не уходили. Поэтому и цветы, которые она собрала, завяли, и юбка совсем промокла. А ей записали в дневник, будто она недисциплинированная.
Сегодня она даже за продуктами не ходила. Если бы Валика снова позвонила, она попросила бы ее узнать, где живет Радикулитный. Но бывает, что они по целым неделям не встречаются с Валикой. Надо бы придумать что-нибудь другое. Раз Иштван Понграц работает при Совете 1-го района, это недалеко от их прежней квартиры. Значит, там и нужно искать. Швейцар обычно сидит при входе в своей застекленной будочке. Нужно только подойти к нему, постучаться и объяснить, чего ей надо… Только надо очень хорошо подумать, что она скажет ему, когда постучится. Она поздоровается, представится. Нет, лучше фамилию не говорить. Ну, значит, просто подойдет и спросит… Но не может же она так, с бухты-барахты спросить его об этом. Сначала нужно с ним немножко поговорить. Но о чем в таких случаях полагается разговаривать? Она еще никогда в жизни сама не обращалась к постороннему человеку.
Половина первого. Теперь она пойдет на рынок, закупит все, что нужно, а на обратном пути, возможно, забежит на старую квартиру, разыщет Тэри и попросит, чтобы ее проводили. Но Тэри обычно в это время занята, и потом она может спросить, в чем дело. Нет, Тэри она ничего не скажет. И Валике тоже. Последние слова папы были обращены к ней, Жофи. И это ее, только ее тайна.
Помидоры подешевели еще на двадцать филлеров. Картошку она достала отличную. Потом купила арбуз. Хотя в списке стояли абрикосы, но они ей показались слишком зелеными. Теперь оставалось самое трудное – мясо. Она не любила заходить в мясные лавки. Там было скользко и всюду лежали красные туши. В рыбном отделе ей тоже не нравилось: там пахло болотом, а цинковые прилавки были облеплены чешуей. Мама записала на бумажке "цветы". Жофи решила взять львиный зев: эти цветы долго стоят.
- Предыдущая
- 6/65
- Следующая
