Взаимодействие с силой - Скогорев Дмитрий Викторович - Страница 4

Мир, в котором мы живем, постоянно напоминает нам о давно минувшем прошлом. И прежде всего это прошлое хранят старые песни. С их помощью происходит встреча современного человека с архаическим человеком, живущим в нем.

Культурная атмосфера складывается из великого множества общенациональных привычек, обрядов, традиций, даже определенных движений, жестов, мимики и т. д. Все это и воспитывает душу, насыщает ее животворными импульсами. Поэтому, усваивая их, мы можем тем самым приближаться к пониманию себя не путем сознания, а путем чутья, интуитивного отслеживания своих состояний.

Еще русский художник М. В. Нестеров (1862–1942), который изображал на своих полотнах людей XIV века, живущих в согласии с Богом, говорил: «Я больше чую, чем знаю». В этом и состоит откровение о внутреннем безмолвном знании. Передача и принятие традиции — это великая наука, и прежде всего, наука послушания, внимательного отношения к былому и к тем людям, которые еще помнят о том, чему и как учили их деды и прадеды. Все это позволяет сохранить непрерывность той «нити», по которой передается родовая сила.

Только сила и знания, проникая из прошлого в настоящее, обеспечивают правильность-ладность нашей повседневной жизни.

Поэтому обязанность каждого сохранять эту связь — дерево без корней засыхает.

Религиозно-магическая практика наиболее полное и всестороннее, на мой взгляд, отражение нашла в работах исследователя Б. А. Рыбакова.

Так, он писал: «Интересной промежуточной стадией между волхвами средневековья и ведунами, знахарями и сказителями XIX в. являются северно-русские скоморохи XVI–XVII вв., которых справедливо считают наследниками языческих волхвов.

<…> Интересна близость двух западнославянских слов:

„knez“ — волхв, жрец и „knize“ — князь. Возможно, что в условиях первобытного родового строя князь (от корня „кънъ“ — основа) был главой семьи и главным исполнителем обрядов. В русском крестьянском быту XIX в. жениха и невесту во время свадьбы называли „князем со княгинюшкой“. На таком семейно-родовом уровне „князь“, очевидно, рассматривался как глава житейских дел и как руководитель семейных религиозных заклинаний.

<…> еще в I тысячелетии до и. э. существовали „события“, „соборы“, „толпы“ — многолюдные общеплеменные сборища со сложным сценарием языческого ритуала, с разработанным комплексом обрядов, сопровождаемых заранее изготовленным реквизитом.

В составе племенной знати должны были быть люди, разрабатывавшие и совершенствовавшие систему обрядов, знавшие (или создававшие вновь) тексты молений и песнопений, мелодий напевов, формулы обращения к богам. Вековая традиция неизбежно должна была переплетаться с творчеством и распространением репертуара»[4] (рис. 1).

Рис. 1. Ведун

_{[Грушко, Медведева, 1996]}

«Волхвы заботились и о религиозном искусстве, придумывая внешний облик идолов, композицию их размещения, символику орнаментальных элементов.

<…> Волхвы сочиняли „кощюны“ для устного исполнения и писали литературные произведения, занося их в летописи»[5].

«Одну из важных жреческих функций мы можем определить по археологическим материалам. Это — календарь, точное определение сроков молений. Мы уже видели сложность и высокую астрономическую точность календаря IV в. н. э. <…> Славянские волхвы аптекой эпохи должны были долго вести наблюдения, как-то фиксировать их, чтобы в конце концов создать безупречное расписание магических молений о четырех периодах дождей на протяжении лета, для фиксации наблюдаемого была придумана особая знаковая система. <…> Создание знаковой системы было, очевидно, делом нескольких поколений „водою влъхвующих“ жрецов, которые „навыкли зело хытрость вльшебъную“».

<…> Волхвы, знающие заклятия от засухи, производящие точные расчеты оптимальных сроков дождей, рассматривались народом как особые существа, умеющие превращаться в волков, повелевать облаками и даже устраивать затмения луны или солнца:

«Облакогонеште от селян влъкодлаци (вурдалаки) нарицаються: егда убо погыбнеть луна или слънце — глаголють: влъкодлаци луну изъедоша или слънце».

Магическим действиям волхвов-волшебников приписывалось влияние на все силы природы <…>.

Чародейство — магическое действие с водой и различными отварами из трав, требующие специального сосуда — «чары». Известны заздравные круговые чары, рассчитанные на сотню участников пира. Такова, например, чара черниговского князя Владимира Давидовича середины XII в. с пожеланием здоровья всем, пьющим из нее. Иногда чародейство понималось как отравление:

«…исходят… чаровницы по лугам и болотам… ищуще смертные травы» <…>.

К облакогонителям и чаровникам иногда присоединяют еще и «кобников», «нарочитых кобников». «Кобь» — гадания о судьбе

Возможно, что гадальный обряд сопровождался какими-то действиями, может быть, ритуальными танцами, так как современный глагол «кобениться» связан с необычными телодвижениями[6].

По всей вероятности, волхвы, кощунники, баесловы, хранильники и другие разряды языческого духовенства деревни, города и княжеского двора были весьма многочисленны, и все это «сословие» было многоступенчатым. Верховного жреца, государственного «руководителя религиозной жизни» страны мы должны представлять себе похожим на летописного Добрыню, брата материн Владимира Святославовича. Брат ключницы княжны Ольги, Добрыня, вышел из дворцовых министериалов. Былина говорит о нем так:

Б. А. Рыбаков (на основе сведении XI–XIV вв.) подразделяет мужчин, причастных к языческому культу, на волхвов, волшебников, облакопрогонителей, жрецов, ведунов, чародеев, чаровников, хранильников, потворников, кощунников, баянов, кудесников и кобников.

Женщин, занимающихся религиозно-магической практикой, исследователь классифицирует следующим образом: волхвы (ед. число «волхва»), ведьмы, чародейки, чаровницы, обавницы, наузницы, потворы и потворницы[8].

Заклинание пространства

«… в заклинательном искусстве русской деревни идея пространства содержалась в самом широком смысле, как макрокосм, в состав которого, по понятиям того времени, входило следующее: плоская земля, двое небес над нею? солнце, луна, звезды и подземно-подводный мир, по которому солнце путешествует ночью.

Но наряду с этим космическим образом существовало и другое представление о таком пространстве, где отсчет идет от человека вовне, во все четыре стороны». Именно такое пространство видим мы в многочисленных заговорах <…>. Пространство в заговорах не пустынно, не абстрактно, а наполнено всем, что есть в природе и что создано человеком <…>. Составители заговоров, древние волхвы, заставляли людей, обратившихся к ним за колдовской помощью, перечислять сотни (!) элементов, наполняющих это пространство.

Одним из древнейших выразителей этой идеи пространства, окружающего нас со всех сторон, был знак креста, зафиксированный (за несколько тысяч лет до возникновения христианства) у древних земледельцев энеолита. Крест помешали внутри солнечного круга, чтобы обозначить повсеместность его света, распространяющегося во все стороны. Этих сторон было четыре[9].