Жизнь Чезаре Борджиа - Sabatini Rafael - Страница 53
- Предыдущая
- 53/69
- Следующая
К удивлению Макиавелли, герцог, казалось, не испытывал особой тревоги из-за мятежников и говорил о них с подчеркнутым пренебрежением. «Я сумею поджечь землю под ногами этих глупцов, и они не отыщут той воды, которая потушит пожар», — так ответил Чезаре, когда Макиавелли осторожно усомнился в прочности его положения. Столь же мало заботило герцога и восстание в Сан-Лео — он лишь заметил, что не забыл тот путь, которым пришел в Урбино, и без труда пройдет по нему вновь.
Но при всей великолепной самоуверенности Чезаре Борджа дела его складывались отнюдь не блестяще. Пример Сан-Лео вдохновил и другие урбинские города; против власти Борджа восстали Пергола и Фоссомброне. Их жители быстро управились с небольшими гарнизонами войск, но в результате лишь призвали на свои головы злую беду. Именно через эти города пролегал маршрут Мигеля да Кореллы, и испанский капитан, не тратя времени на переговоры, приказал начать штурм. Утопив измену в ее собственной крови, дон Мигель возобновил движение на Пезаро. «Похоже, что в нынешнем году созвездия складываются очень неудачно для мятежников» — так прокомментировал известие о подавленном бунте герцог, который в тот момент как раз беседовал с флорентийским послом.
Дипломатические баталии между Чезаре Борджа и Макиавелли шли день за днем, напоминая позиционную войну. Верный инструкциям своего правительства, секретарь стремился избежать заключения какого-либо официального союза. Причина была проста: Синьория не хотела предоставлять Валентино военную или денежную помощь, поскольку считала его самым страшным из возможных противников Флоренции. Герцог знал об этом, но надеялся доказать, что нейтралитет не принесет Республике никаких преимуществ.
Сомнения, продолжавшие одолевать мятежных капитанов, дали переговорам новый импульс. Во время одной из встреч герцог сообщил секретарю о предложении Паоло Орсини. Кондотьеры соглашались забыть о прежних распрях и вернуться на службу, но при условии, что его светлость даст надежные гарантии безопасности их городов, откажется от планов завоевания Болоньи и — вместо того — двинет всю армию на Флоренцию. Такое решение устраивало даже Вителлоццо Вителли.
«Установить со мной прочный мир — в интересах Синьории, и будет хорошо, если она поймет это прежде, чем я подпишу договор с Орсини», — заключил герцог. Теперь Флоренции предстояло сделать выбор между союзом и войной.
Макиавелли был крайне встревожен возможностью соглашения между Чезаре Борджа и капитанами, но вмешаться в события он, при всем желании, никак не мог. Впрочем, его немного успокаивала мысль о покровительстве французского короля. Не будь этого препятствия, герцог наверняка захватил бы Флоренцию еще полтора года назад, когда вел армию через Тоскану. Приближение войск Людовика XII уже спасло флорентийцев от Вителлоццо Вителли, и оставалось надеяться, что Валентино также не решится перейти в открытое наступление.
Так рассуждал Макиавелли — и был совершенно прав. Сам герцог прекрасно понимал невыполнимость своей угрозы. В его ответе мятежникам не упоминались ни Флоренция, ни Болонья — Чезаре Борджа предлагал капитанам, если они действительно хотят доказать искренность своих намерений, помочь ему в отвоевании Урбино.
Поначалу казалось, что этот вариант встретил положительный отклик. Одиннадцатого октября Вителли занял крепость Кастель-Дуранте, а на следующий день пехотинцы Бальони взяли штурмом Кальи. Такое усердие выглядело достаточно убедительным, и Чезаре направил в Урбино небольшой отряд собственных войск, поручив командование Мигелю да Корелле и Уго де Монкаде. Но раньше, чем испанцы добрались до горного княжества, туда прискакал гонец от герцога Гуидобальдо да Монтефельтро. Он сообщил урбинцам о приближении их законного государя — тронутый непоколебимой верностью подданных, Гуидобальдо решил возвратиться к своему народу.
Эта новость окончательно запутала мятежников. Как и прежде, все они были готовы в любой момент блокироваться с кем угодно, скрепляя очередной союз чьей угодно кровью. Проблема заключалась в том, чтобы определить не только сегодняшнего, но и завтрашнего победителя.
Высокие мотивы, которыми руководствовался Гуидобальдо да Монтефельтро, капитаны попросту не принимали всерьез. Они судили по себе, а потому лихорадочно прикидывали, какой высокий покровитель стоит за спиной изгнанного герцога Урбинского.
Этим покровителем могла быть только Венеция — ни одно другое итальянское государство не посмело бы бросить вызов Чезаре Борджа. Придя к такому выводу, кондотьеры заторопились. Теперь речь шла уже не о переговорах с Валентино — следовало, наоборот, доказать непримиримую вражду к Борджа.
Первый шаг сделали Орсини. Неподалеку от Фоссомброне их кавалерия неожиданно атаковала отряд, посланный герцогом, разбила его и обратила в бегство, захватив при этом одного из командиров — капитана де Монкаду. Дон Мигель с несколькими рейтарами вырвался из окружения и ускакал, сумев избежать плена. Вслед за тем Франческо Орсини вытеснил из города Урбино остатки герцогских войск и направил письмо в венецианский Сенат, сообщая об одержанной победе. А тремя днями позже, восемнадцатого октября, Гуидобальдо да Монтефельтро, встреченный всенародным ликованием, въехал в свою столицу. Вместе с герцогом прибыли его племянник Оттавиано Фрегозо и молодой Джанмария Варано.
Напряжение нарастало. Вителли поспешил предоставить в распоряжение герцога Урбинского всю имевшуюся у него артиллерию; Варано и Оливеротто да Фермо собирались развернуть наступление на Камерино. Джанпаоло Бальони завладел прибрежной крепостью Фано. Для этого ему пришлось пойти на хитрость, поскольку и гарнизон, и все горожане Фано считали Чезаре Борджа своим единственным законным повелителем. Бальони поклялся, что по-прежнему состоит на службе у герцога — и перед ним открыли ворота.
Пример Орсини подействовал и на Джованни Бентивольо, заставив его перейти к действиям — правда, весьма осторожным и отнюдь не военного характера. По распоряжению правителя самые знаменитые доктора богословия из Болонского университета выступили с проповедями в городских церквах, убеждая верующих в незаконности и недействительности интердикта, наложенного на Болонью Александром VI.
А в письме французскому королю Джованни постарался обосновать свое враждебное отношение к Валентино, ссылаясь на многократные нарушения союзнических обязательств — разумеется, со стороны герцога. О собственных заслугах того же рода Бентивольо предпочел не упоминать.
Но чем шире разворачивались боевые действия, тем чаще взоры капитанов обращались к Венеции — сперва с надеждой, а затем с растущей тревогой. Венеция хранила загадочное молчание и, казалось, совсем не спешила на помощь кондотьерам. Не было ни золота, ни солдат, ни даже сколько-нибудь явной дипломатической поддержки. Мятежники терялись в догадках, не подозревая, что Сенат уже получил ответ на то самое послание, в котором упрекал Людовика за «позоряший честь французский короны» союз с Борджа. Король никак не отреагировал на обвинения в адрес Валентино; вместо того он заявил, что «Франция будет считать врагом каждого, кто посмеет противодействовать воле католической церкви и Святого престола». А копия королевского письма была незамедлительно доставлена в Имолу, герцогу Валентино — верному другу его христианнейшего величества.
Шли дни, и тревога кондотьеров постепенно сменялась страхом. Как и следовало ожидать, первым не выдержал Пандодьфо Петруччи. Отбросив ложный стыд, он послал в Имолу своего тайного секретаря, Антонио ди Венафро — передать герцогу, что путь для переговоров остается открытым; капитаны готовы вернуть все захваченные города, если получат гарантии личной безопасности и неприкосновенности собственных родовых владений.
Вслед за Антонио ди Венафро в имольский дворец прибыл сам Паоло Орсини — переодетый курьером, но в сопровождении многочисленной охраны, приличествующей знатному синьору. После короткой беседы с Валентино он уехал, а двадцать девятого октября появился вновь, теперь уже с готовым проектом договора. Суть этого документа, одобренного всеми заговорщиками, сводилась к прежним пунктам, сформулированным стараниями Петруччи. Проект предусматривал возвращение кондотьеров на службу к герцогу и его святейшеству папе. Неясной оставалась только судьба Болоньи, поскольку союзники не хотели терять драгоценное время на выяснение позиции Бентивольо. В конце концов этот вопрос решено было сделать предметом отдельного соглашения между герцогом, кардиналом Орсини и Пандольфо Петруччи.
- Предыдущая
- 53/69
- Следующая
