Жизнь Чезаре Борджиа - Sabatini Rafael - Страница 50

• Предыдущая
• 50/69
• Следующая

Однако его христианнейшее величество думал не о мире, а о власти и завоеваниях. Вскоре стало известно про новый договор, заключенный между герцогом и королем при активной поддержке папы. Теперь Людовик направлял в распоряжение герцога три сотни копейщиков — «pour l'aider a conquerir Bologne au nom de 1'Eglise et opprimer les Ursins, Baillons et Vitellozze» note 26. С чисто военной точки зрения это был всего лишь символический жест — триста солдат не могли существенно изменить расстановку сил. Гораздо более угрожающим выглядел сам факт пересмотра договора с Болоньей — в ущерб последней и в пользу Борджа. Дело в том, что формально Людовик XII не лишал город и правящий род Бентивольо своего королевского благоволения — он только потребовал включить в прежний текст статью, с принятием которой договор превращался в фикцию и стоил не больше листа бумаги. А именно, король обязывался защищать Болонью и выступать на ее стороне во всех конфликтах, за исключением споров между городом и святым престолом.

Королевский посол, сьер Клод де Сейсэль, известил Джованни Бентивольо о решении своего государя, а уже на следующий день курьер привез в Болонью письмо от его святейшества. Правителю и двум его сыновьям предлагалось явиться в Рим, чтобы выслушать указания святого отца по части дальнейшего ведения всех государственных дел. Это приглашение, составленное в тоне неприкрытой угрозы, напоминало ультиматум, ибо в нем устанавливался двухнедельный срок, по истечении которого Бентивольо мог ждать любых последствий папского гнева.

Прочитав письмо, Джованни не удивился и не испугался. Он давно предвидел такой ход событий и успел принять необходимые меры. Стены Болоньи были отремонтированы, войска — пополнены и хорошо вооружены. Бентивольо всегда покровительствовали торговле, а потому могли рассчитывать на поддержку городских цехов и гильдий, располагавших огромными богатствами и немалым количеством горожан-ополченцев. Но самым важным обстоятельством являлась дружная ненависть болонцев к высшему римскому духовенству, к папам, издавна стремившимся прибрать к рукам цветущий свободолюбивый город. Эта ненависть сделала временными друзьями Бентивольо даже заядлых смутьянов вроде Филено делла Туате, неизменного участника, а то и зачинщика всех болонских бунтов в предыдущие десять лет. Никто не считал Джованни идеальным правителем, но теперь, оказавшись перед необходимостью выбирать наименьшее из двух возможных зол, болонцы не колебались.

Двухнедельный срок, указанный в послании Александра, истекал семнадцатого сентября. В этот день папский легат вновь огласил волю его святейшества перед городским советом, но встретил еще более единодушный отпор, чем прежде. Весть о зловещем требовании Борджа взволновала весь город, и скоро возле ратуши собралась толпа. Болонцы заявили легату, что не отпустят в Рим ни Бентивольо, ни его сыновей, ибо никогда нельзя знать, вернется ли домой тот, кто удостоился высокой чести быть допущенным ко двору его святейшества.

Военный союз между Валентино и королем, отказ Бентивольо подчиниться папскому приказу — все свидетельствовало о близости новой войны. Нападение войск герцога на Болонью казалось уже вполне решенным делом, и многие предрекали такую же участь Перудже и Читта-ди-Кастелло. Между тем возмущенные и встревоженные кондотьеры, друзья Вителли, все еще не выработали общей стратегии, хотя и были едины в стремлении остановить натиск Борджа. Первый же случай, требовавший совместных действий, — конфликт между папой и Болоньей — выглядел поистине непростой задачей. Под союзным договором, заключенным после сдачи крепости Кастель-Болоньезе, стояли подписи капитанов Орсини и Вителли — полтора года назад, выступая в качестве полномочных представителей герцога, они обязались с оружием в руках защищать Болонью. Теперь же, судя по всему, герцог собирался идти войной на бывшего союзника, да и сам договор был многократно нарушен обеими сторонами. Наконец, проведя в спорах целую ночь, капитаны объявили о намерении поддержать Бентивольо. Именно такая возможность предусматривалась в договоре между Валентино и королем.

Многие из Орсини еще оставались на герцогской службе, но через несколько дней сочли за благо присоединиться к мятежникам. Распространился слух, будто Людовик XII, беседуя в Милане с кардиналом Орсини, дал знать его преосвященству о задуманном папой плане уничтожения всего их рода. Возбужденный этим неутешительным известием, Орсини устремился в лагерь противников Борджа, надеясь соединенными усилиями дать отпор ужасному Быку.

Остается только гадать, как возник этот слух, содержавший, впрочем, немалую долю правды. Трудно допустить, что Александр, решив избавиться от кого-нибудь из римских баронов, ощутил бы потребность поделиться своими замыслами с французским королем. Еще труднее понять мотивы, по которым Людовик, действуя во вред собственному союзнику, предупредил о нависшей угрозе кардинала Орсини. Король не отличался ни мягкосердечием, ни болтливостью, и его откровенность выглядит особенно странной, вспомнить о договоре с Чезаре Борджа, в котором «борьба с Орсини» занимала одно из ключевых мест.

Папа воспринял всю эту шумиху довольно болезненно. Он во всеуслышание возмущался возведенным на него гнусным поклепом и поначалу даже хотел потребовать объяснений от христианнейшего короля. А в доверительной беседе с венецианским послом, продолжая горячо жаловаться на несправедливую обиду, Александр заметил, что любые подозрения во вражде к Орсини — крайняя нелепость, поскольку именно с ним связаны все надежды его любимого сына. По словам папы, ему и самому не всегда удавалось понять, мыслит ли герцог «орсиниански» или «борджански».

Скандал в Риме очень обрадовал мятежных капитанов. Встретившись в городе Тоди, Вителли и Бальони решили сделать все возможное, чтобы окончательно перетянуть на свою сторону могущественный римский клан. Но им не пришлось прилагать для этого особых усилий. Предложения, сделанные через третьих лиц, были приняты с неподдельным энтузиазмом, и новое совещание проходило уже в имении кардинала Орсини — местечке Ла-Маджоне близ Перуджи.

Целью встречи являлось создание официального союза против герцога Валентино. Под кровом загородного дворца собрались Вителлоццо Вителли, Джентиле и Джанпаоло Бальони, кардинал Джанбаттиста Орсини, Паоло Орсини — сын архиепископа Трани, капитан Франческо Орсини — герцог Гравинский, сиенский тиран Пандольфо Петруччи и Эрмес Бентивольо. Все они были людьми, привыкшими повелевать, независимыми князьями, обладавшими абсолютной властью в своих родовых владениях, и отнюдь не желали в один прекрасный день увидеть себя вассалами Борджа.

Самую радикальную позицию занимал Эрмес Бентивольо — он предложил начать дело с тайного убийства Валентино. Но остальные заговорщики отвергли этот вариант, сочтя его слишком опасным и трудновыполнимым. Общим советом решено было начать открытую войну, и Вителли поклялся, что не пройдет и года, как герцог будет вытеснен из Италии или захвачен в плен — если только избежит смерти в бою.

Расстановка сил благоприятствовала восставшим. В непосредственном распоряжении Чезаре находились две с половиной тысячи пехотинцев, триста всадников и сто человек личной охраны, в то время как кондотьеры располагали девятью тысячами пехоты и тысячей кавалеристов. Согласно разработанному плану удар наносился по трем направлениям: Бентивольо должен был выступить к Имоле, чтобы блокировать ставку герцога, а Орсини и Бальони — атаковать гарнизоны, оставленные в Урбино и Пезаро. Но солидные шансы на успех, имевшиеся у союзников к моменту совещания в Ла-Маджоне, уменьшались с каждым днем, поскольку герцог мог получить подкрепления от французского короля. А капитаны медлили. Даже теперь, когда быстрота решала исход всего предприятия, они не сумели избавиться от колебаний и страхов. Вместо того, чтобы наступать, кондотьеры отправили гонцов в Венецию и Флоренцию, надеясь сколотить второй фронт против Чезаре Борджа.

• Предыдущая
• 50/69
• Следующая