Иллюзии, или Приключения вынужденного Мессии - Бах Ричард Дэвис - Страница 13

• Предыдущая
• 13/19
• Следующая

Мир

Это ваша ученическая тетрадь,

Страницы которой вы заполняете.

Он не является реальностью,

Хотя, если вы пожелаете,

Вы можете отобразить

В тетради и реальность.

Вы также

Можете написать в ней бессмыслицу

Или ложь, или порвать страницы.

Истинным

Грехом является

Ограничение Сути.

Не делайте этого.

Был теплый день, мы отдыхали между полетами. С утра прошел дождь, и тротуары города были мокрыми от луж.

— Дон, ты умеешь проходить сквозь стены?

— Нет.

— Когда ты отвечаешь «нет», я знаю, что это значит «да», но тебе не понравилось, как я задал вопрос.

— Мы определенно наблюдательны, верно?

— А в чем ошибка, в «проходить» или в «стенах»?

— И в том, и в другом. Твой вопрос предполагает, что я существую в ограниченной пространственно-временной структуре и могу переходить в другую. Сегодня у меня нет настроения принимать подобные твои предположения относительно меня.

Я нахмурился. Он знал, о чем я спрашиваю. Почему он не захотел прямо ответить, как у него выходят такие вещи?

— Так я немножко помогаю тебе думать точнее, — мягко сказал он.

— О'кей. Ты можешь сделать так, чтобы другим показалось, что ты проходишь сквозь стену? Этот вопрос лучше?

— Да, лучше. Но если уж ты хочешь быть точным до конца…

— Погоди. Я знаю, как спросить. Вот мой вопрос. Как тебе удается передвигать иллюзию ограниченного ощущения тождественности, выраженную, по этой вере, в виде пространственно-временной непрерывности под названием «тело», сквозь иллюзию материальной преграды под названием «стена»?

— Отлично! Если правильно задать вопрос, он сам отвечает на себя, верно?

— Нет, вопрос не дал ответ. Как ты проходишь сквозь стены?

— Ричард! Ты сделал почти все правильно, и вдруг сам разрушил все на мелкие кусочки. Я не умею проходить сквозь стены… Когда ты так говоришь, ты принимаешь вещи, которых я не принимаю, а если я их приму, то вот тебе ответ: нет, не умею.

— Но, Дон, выразить все точно очень сложно. Ты же знаешь, что я имею в виду.

— Так что же, если тебе трудно что-то сделать, ты и пытаться не будешь? Сначала тебе и ходить было трудно, но ты упражнялся, и теперь ходить тебе легко.

Я вздохнул.

— Да, о'кей. Забудь об этом вопросе.

— Я забуду о нем. А вот мой вопрос: а ты можешь? — он смотрел на меня самым беззаботным взглядом в мире.

— Итак, Дон, ты утверждаешь, что тело это иллюзия, и стена это иллюзия, но тождественность реально и не может быть ограниченна иллюзиями.

— Я этого не утверждаю. Ты сам утверждаешь это.

— Но это же верно?

— Естественно, — сказал он.

— Так как же ты это делаешь?

— Ричард, ничего не нужно делать. Ты вдруг увидишь, что это сделано, вот и все.

— Тебя послушать, так это легче легкого.

— Это так же просто, как ходить. Сейчас тебя удивляет, что тебе когда-то было трудно ходить.

— Дон, для меня проходить сквозь стены не только трудно, это невозможно.

— Ты думаешь, что если тысячу раз повторить слово «невозможно», то все трудное для тебя станет легким?

— Извини. Это возможно. И когда придет время, я это сделаю.

— Нет, вы только посмотрите на него! По воде он ходит, а стены, видите ли, его смущают!

— Так то было просто, а это…

— Отстаивай свою ограниченность, и будь уверен, что она останется при тебе, — сказал он нараспев. — Разве неделю назад ты не плавал в земле?

— Плавал.

— А чем стена отличается от горизонтальной земли? Какая разница, в каком направлении простирается иллюзия? Горизонтальную иллюзию можно преодолеть, а вертикальную никак?

— Ты начинаешь меня утомлять, Дон.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Значит, настало время оставить тебя одного.

Последнее строение на окраине города было амбаром. Это был громадный сарай из оранжевого кирпича. Похоже, что Дональд намеревался срезать угол и пройти по какому-то тайному короткому пути, который явно лежал сквозь амбар. Он резко повернул направо и исчез в стене. Сейчас мне кажется, что если бы я пошел за ним, у меня бы тоже так получилось. Но я стоял на тротуаре и смотрел на то место, где он исчез. Когда я протянул руку, мои пальцы коснулись твердого кирпича.

— Когда-нибудь, Дональд, — сказал я, — в один прекрасный день…

К самолетам я шел один, окружным путем.

— Дональд, — сказал я, добравшись, наконец, до самолетов, — я пришел к выводу, что ты, просто-напросто, не существуешь в этом мире.

Он с изумлением посмотрел на меня, стоя на крыле «Трэвел Эйр» и заливая в бак бензин.

— Конечно, нет, а ты можешь назвать кого-нибудь, кто существует?

— Что значит, могу ли я? Конечно, могу! Я! Я существую в этом мире.

— Отлично, — сказал он, как будто сам докопался до скрытой истины. — Напомни мне, чтобы я угостил тебя сегодня ужином. Меня приятно удивляет то, что ты не перестаешь учиться.

Это меня озадачило. В его голосе не было ни иронии, ни сарказма, он имел в виду только то, что сказал.

— Что ты хочешь этим сказать? Конечно, я живу в этом мире. Я, и еще около четырех миллиардов людей. Это ты…

— О Боже, Ричард! Ты это серьезно? Ужин откладывается. Не будет тебе ни гамбургеров, ни солода. Ты этого не заслужил. А я уж, было, подумал, что ты постиг эту основную истину, — он смотрел на меня с сердитой жалостью. — Ты в этом так уверен? Ты живешь в одном мире ну, скажем, с биржевым маклером? Твоя жизнь, я полагаю, меняется и приходит в смятение с изменением политики Общего рынка, если мандатный обзор дел говорит о потере пятидесяти процентов капиталовложений акционеров? Ты живешь в одном мире с гастролирующим шахматистом? Первая игра в конце недели, в Нью-Йорке. Если в Манхэттене тебя ждут Петросян, Фишер, Браун и приз в полмиллиона долларов, то что ты делаешь здесь, в Огайо, в этом поле на окраине Мэйтлэнда? Что ты здесь делаешь? Твои самые насущные проблемы это разрешение фермера на полеты, пассажиры, ждущие десятиминутного удовольствия, уход за мотором фирмы «Киннер» и смертельный страх перед грозой и градом. Ты, и твой «Флит» тысяча девятьсот двадцать девятого года выпуска. Сколько еще людей живет в твоем мире? Ты говоришь, четыре миллиарда? Ты пытаешься утверждать, глядя мне в глаза, что четыре миллиарда человек не живут своими собственными изолированными четырьмя миллиардами жизней? — он говорил так быстро, что задыхался.

— А я уже чувствовал вкус гамбургера с плавленым сыром… — сказал я.

— Прошу прощения. Я бы с удовольствием угостил тебя, но, увы, с этим делом покончено, забудь об этом.

Хотя я в последний раз обвинил его в том, что он не существует в этом мире, я еще не скоро понял слова, которые прочитал в тот день в книге:

Если

Некоторое время

Вы попытаетесь быть вымышленной личностью,

Вы поймете, что вымышленные люди

Зачастую более реальны,

Чем люди с телами

И бьющимися сердцами.

Ваша совесть —

Не что иное, как мера

Честности вашего эгоизма.

Внимательно прислушайтесь

К этому.

— Мы все свободны делать то, что мы хотим делать, — сказал он в эту ночь. — Это просто, ясно и очевидно, не правда ли? Ну не прекрасный ли это способ управления Вселенной?

— Почти. Ты забыл одну маленькую деталь, — сказал я.

— О?

— Мы все свободны делать то, что мы хотим делать, при условии, что своими действиями не причиним боли другим, — добавил я. — Я знаю, что ты имел это в виду, так что же ты сразу это не сказал?

Из темноты до меня донесся звук шагов. Я быстро взглянул на него.

• Предыдущая
• 13/19
• Следующая