В чертогах Подкаменной Тунгуски - Заплатин Михаил Александрович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая

Родители наших проводников были кочевниками. А теперь у Афанасия Доонова большая изба с огородом. У Андрея Дженкоуля тоже дом. Но в глаза бросается удивительная эвенкийская деталь: во дворе у того и другого эвенка стоит чум.

Будучи с Андреем в дружбе с первых же дней, я спросил его:

— Андрей, ты же культурный, эвенк! Живешь в доме. Зачем тебе чум?

— Э, сон алан, ты ничего не понимаешь!

И здесь я выслушал длинную речь в защиту чума.

От наследия дедов отказываться не надо. Чум в летнее время имеет свои преимущества. Это прежде всего передвижной, быстро собираемый таежный дом. Он надежно оберегает людей от дождя и гнуса. Летом, когда большинство эвенков в качестве оленеводов, охотников и проводников проводят время в тайге, они живут в чумах.

Чум, стоящий во дворе дома, — это летняя «резиденция». В нем чище воздух, чем в избе, из него можно легче, чем из избы, выгнать дымокуром комаров. Потом кто же готовит пищу летом в избе! На костре, разведенном среди двора, можно быстрее все приготовить. А впрочем, иметь дом и чум одновременно не так уж плохо!

Я подумал, что совсем избавляться от чума эвенкам не обязательно...

Наконец наступил день выезда. Все снаряжение было доставлено на берег реки. Первую часть маршрута мы должны совершить по воде.

Мы погрузили все снаряжение на большую лодку и поплыли вниз по Подкаменной Тунгуске к устью Верхней Лакуры. Там в оленьем стаде Доонов и Дженкоуль должны взять оленей, предназначенных для нашей экспедиции.

Наступала яркая пора сибирского лета. Берега Подкаменной Тунгуски покрывались коврами цветов. Береговые поляны были разукрашены крупными розовыми пионами, ярко-оранжевыми жарками-купальницами, фиолетовыми аконитами. Цвела красная даурская лилия-сарана. Нигде, кроме Сибири, я не видел такого буйного цветения!

К вечеру мы доплыли до Верхней Лакуры. При впадении таежной речки в Подкаменную Тунгуску был устроен наш первый лагерь. Эвенки, забрав оленьи седла, отправились пешком в колхозное стадо.

Верхняя Лакура — правый приток Подкаменной Тунгуски — маленькая таежная река, каких сотни в этом крае. В верховьях ее несколько крупных озер, где много рыбы, а берега сплошь заросли любимым кормом оленей — «оленьим мхом», или ягелем. Это и привлекает сюда колхозных оленеводов.

Рано утром нас разбудил топот у палаток. Из леса стремительно выскочило стадо оленей. Животные обступили наш костер, видимо спасаясь от комаров.

Толстые, налитые кровью молодые рога оленей служат для комаров лакомой приманкой. Чтобы как-то отогнать гнус от животных, эвенки разводят вокруг отдыхающего стада костры-дымокуры.

Вскоре вокруг нашего костра задымилось еще несколько дымокуров.

Сборы в дальнейший путь были долгими. Нужно было разделить все грузы на равные по весу вьюки. На оленя полагается грузить не более двадцати четырех килограммов — два вьюка по двенадцать килограммов.

Когда все животные были навьючены, Андрей Дженкоуль подошел к Флоренскому:

— Кириль Палич, пойдем?

Олений караван углубился в тайгу. За ним гуськом следовали участники экспедиции. Тайга сразу дала знать о себе: комары с остервенением набросились на нас, жалили руки, лезли под сетку накомарника. Над нашими головами слышался гнусавый комариный вой.

Густая тайга чередовалась с редколесьем и болотистыми местами. Петляла среди леса Верхняя Лакура. Переходя речку, я неуклюже оступился и вместе с фотоаппаратом свалился в воду. Караван остановился. Эвенки хохотали. Но мне было не до смеха: я был мокрый по самое горло, из фотоаппарата сочилась вода. И угораздило же меня так осрамиться перед всеми!

Кирилл Павлович помог мне стащить сапоги и, улыбаясь, сказал:

— Ну вот вы и получили крещение. Поздравляю.

Наш караван все дальше углублялся в тайгу. Но вот в воздухе запахло дымом. Вскоре между деревьями показались костры. Мы подошли к месту, где паслось колхозное оленье стадо. Проводники развьючили оленей и расположились на отдых.

Первый этап пути, как это всегда бывает, был коротким. На первых километрах проверяют, правильно ли распределены грузы на оленях, не забыто ли что путешественниками, — да мало ли какие неполадки могут быть обнаружены в пути! Их можно исправить на первом привале.

Андрей Дженкоуль поманил меня пальцем:

— Посмотри!

Он подвел меня к одному из деревьев, среди которых лежали отдыхающие олени. В первое мгновение я испуганно отшатнулся от ствола: кора дерева шевелилась! Вглядевшись, я разобрался, в чем дело: ствол лиственницы снизу доверху был покрыт кроваво-красной массой насосавшихся крови комаров. Раздутые туловища насекомых готовы были лопнуть. Комары уже не могли летать. Было омерзительно видеть эту живую шевелящуюся корку из красных крохотных пузырей!

Это ужасное зрелище я даже не стал снимать на кинопленку (о чем теперь сожалею).

...Едва заметными тропами, а подчас совсем по бездорожью среди сырой болотистой тайги вели нас эвенки. Идти было нелегко. Олени хорошо идут по сырым местам: их копыта устроены так, что не вязнут. Зато мы там, где копыта животных только слегка продавливали мох, проваливались по колено.

Но вот пройдена болотистая впадина. Мы поднимаемся на возвышенность, длинным гребнем тянущуюся над тайгой. По гребню проложена оленья тропа. Несколько километров по роскошному сосновому бору — и сквозь деревья блеснула речка Чамба. Эвенки спустились к берегу и развьючили оленей. Это означало — сооружай лагерь!

В течение дня мы прошли междуречье Верхней Лакуры и Чамбы.

Чамба — небольшая таежная река, правый приток Подкаменной Тунгуски. Она течет в узком русле среди живописных берегов; здесь к самой воде спускаются зеленые поляны, усыпанные пионами и лилиями. Над водой свисают деревья-великаны. Иные уже давно упали в реку, но не сдаются, держатся корнями за берег, и их зеленые ветви торчат из воды. Рощи стройных лиственниц тянутся вдоль берегов реки.

Угрюма тайга на Чамбе, но есть в этой угрюмости что-то необъяснимо прекрасное.

На зеленом, усыпанном цветами берегу реки мы заночевали. Комар лютовал. Высокие языки пламени костра сотнями жгли надоедливых насекомых. Обожженные, они падали в ведро с кашей. Извлекать их оттуда было бесполезно: вместо вынутых падали десятки других.

Егор Иванович Малинкин, дежурный повар, помешивал в ведре и приговаривал:

— Сегодня ужин с комариным мясом!

На ночь мы устраиваемся с Малинкиным в одной палатке. Чтобы выгнать из нее комаров, разводим перед входом маленький дымокур и долго воюем с каждым насекомым. Егор Иванович чертыхается:

— Вот зараза! Не выгонишь — не даст уснуть. Муха по сравнению с комаром — насекомое куда ласковее!

— А может быть, мошка тебя больше устроит?

— Не-ет! Комар мошки слаще!

На другой день по берегу Чамбы мы дошли до небольшого порога на реке. Отсюда начинается тропа Кулика, ведущая в сторону реки Хушмы. Когда-то в этом месте на берегу стояла избушка.

Через некоторое время тропа уперлась в болото и исчезла в нем. Проводники сели верхом на оленей. Нам приходится идти почти по колено в воде, прыгать с кочки на кочку. Двое, потеряв равновесие, свалились в воду.

На этот раз я торжествую: в воду упали те, которые усерднее всех смеялись, когда я искупался в Верхней Лакуре. Проходя мимо них, я шепчу:

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая