В чертогах Подкаменной Тунгуски - Заплатин Михаил Александрович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/36
• Следующая

— Снимайте! Снимайте, а то удерет! — кричал Анатолий, заряжая двустволку.

Наконец я включил киноаппарат. Через телеобъектив было видно, как зверь, с опаской оглядываясь, удалялся по направлению к лесу.

— Ушел! — сказал с досадой Анатолий. — Вы что-нибудь засняли?

— Сам не пойму: то ли снял, то ли не снял, — с не меньшей досадой ответил я.

Киноохота не удалась. Случай с медведем на какое-то время ошеломил нас, и мы уже не могли ни за что взяться. Сидя у тлеющего костра, мы обменивались мнениями по поводу неожиданного появления зверя на берегу.

— Не заглянет он к нам ночью? — спросил я.

— А кто его знает. Надо зарядить на всякий случай ружья жаканом.

Встреча с хозяином тайги, как называют медведя, всегда вселяет в людей некоторый страх и настороженность. Шутка ли, встретиться с ним в безлюдном лесу! В Сибири говорят: «С медведем лучше не встречаться!» Ну, а если он сам пожелает с нами встретиться? Что тогда?

Анатолий, чтобы развеять мрачные мысли, взял ружье:

— Пойду-ка поохочусь на рябчиков, что ли. Посвистывали вон там, по ручью.

— Не забудь жакан взять с собой!

Анатолий направился в лес, а я пошел со спиннингом по берегу. После долгих и бесполезных закидываний блесны мне попалась небольшая щучка. Вскоре в лесу один за другим прогремели два выстрела. Спустя несколько минут из тайги показался Анатолий. Он подошел к лагерю и бросил возле костра двух рябчиков. Я положил рядышком с ними свою щуку.

Незаметно подкралась темнота. Мы развели костер посильнее, запекли наши трофеи на палочках. Лучшей еды нельзя было желать!

Черной стеной стоял прибрежный лес. Ярко горели звезды над рекой. Громко потрескивали сучья в костре. Искры роем неслись в вышину, исчезая в ночном звездном небе.

Мы сидели у огня, прислушиваясь к шорохам в тайге. Я ловил себя на мысли: «Не смотрит ли на огонек нашего костра пара звериных глаз из темной чащи?» Уж очень свежо было впечатление от недавней встречи с медведем.

Ночь прошла тревожно.

Утренний туалет (фотоснимок А. Миссюры)

Ранним утром, когда едва только рассветало, мы вылезли из палатки. С опаской оглядели берега: не пожаловал ли Топтыгин утречком на водопой?

— Рыба сейчас должна хорошо брать, — сказал Анатолий. Порыбачим?

Мы разошлись со спиннингами в разные стороны по берегу.

Эти места порадовали нас прелестными картинами рассвета. Сначала заалели вершины деревьев на высоких береговых холмах. Потом над водой пополз низкий туман. Пурпурно-малиновый оттенок на деревьях сменился теплым оранжевым; на реку легли длинные тени берегового леса.

На воде заискрились в струйках солнечные блики. Природа вдруг наполнилась какой-то неуемной радостью пробуждающейся жизни. В лесу послышались голоса птиц.

Я сменил спиннинг на киноаппарат. В эти минуты киносъемка для меня была дороже рыбалки. Да и к тому же я поймал только двух окуней. У Савватеева, как я заметил, дело шло куда лучше. Он часто вытаскивал на берег бьющихся рыбин.

Всю оставшуюся часть утра я посвятил киносъемке.

Анатолий закончил рыбалку и притащил к палатке свой улов. У него тоже были окуни и несколько щук.

— Так хочется поймать тайменя! Что-то не берут они здесь, — сказал он с досадой.

Позже у костра мы снова на палочках готовили свой неприхотливый завтрак. Рыбы было много. Часть ее засолили в дорогу.

— Поплывем, Анатолий, дальше. Утро уж очень хорошее!

— Правильно. Пораньше отправимся — дальше будем.

Приятно плыть по реке ранним утром!

Неподвижен воздух. Водная гладь не морщится от порывов ветра, какой бывает среди дня. В реке как в зеркале отражаются береговая тайга, крутые пригорки и нежно-голубое небо. Какая тишина!

Но к полудню погода меняется. От легкого ветерка уже колышутся листочки на осинах. Из всех деревьев листья осины наиболее чувствительны к самым ничтожным движениям воздуха.

Закачались ветви лиственниц. Это подул ветерок посильнее. А вскоре и легкие порывы ветра местами сморщили поверхность реки. На наших глазах над Подкаменной Тунгуской стали возникать облака.

На одном из крутых поворотов Кривляков на левом берегу стоит небольшая скала Поп. Трудно сказать, за что получил такое название береговой утес: то ли за некоторое сходство с фигурой священнослужителя, то ли за то, что торчит он этаким приметным столбом, какие на реке нередко называют попами.

Кое-где по руслу реки нам встречались мели и шиверы. Шиверой в Сибири называют гребневидное повышение дна, через которое река бурно перекатывает свои струи. Дно в таких местах, так же как и на порогах, бывает устлано беспорядочно разбросанными камнями.

На мелях лодка то и дело скребла дно реки, но нас это не беспокоило. Зато на шиверах, когда она неожиданно ударялась о подводный камень, Анатолий настораживался:

— Здесь надо держать ухо востро! Потонуть можно!

Надо сказать, шивер в Кривляках довольно много, и в низкую воду там легко затопить лодку. Удар о камень, лодку резко разворачивает, вода захлестывает ее — и вы оказываетесь в реке. Проплывать шиверы следует с такой же осторожностью, как и пороги. Невзрачная, казалось бы, шивера, а сюрпризы может преподнести такие, каких порой не ждешь и от порога.

Перед устьем реки Чадошемо окончились крутые повороты Кривляков. Снова потянулись невысокие однообразные берега. Показалась одинокая изба на правом берегу, несколькими километрами ниже — другая.

— Что за дома?

— Наверно, скоро будет Мирюга.

Я смотрю на карту. Правильно! Это Мирюгинская заимка. Скоро будет и сама деревня.

Мы плывем по длинному, десятикилометровому плесу. Берега Подкаменной Тунгуски здесь очень похожи на те, что выше Ванавары, когда плывешь к устью Тэтэрэ, — холмистые и заросшие густым лесом.

Река круто повернула влево, и на правом берегу показались серые домики небольшой деревни Мирюги. Здесь мы делаем небольшую остановку: Анатолию надо перелить бензин из бочки в бачок.

К нашей лодке подбежали две деревенские девочки и, стоя в стороне, робко разглядывали нас. До нашего слуха долетел разговор:

— Купаться будем?

— А плавать-то научилась?

— Нет еще.

— Так ты чё, Манька, с ума спятила ли, чё ли!

— А што? Утону так утону. Не все жо мне жить на белом свете.

Мы с Анатолием посмотрели друг на друга и прыснули со смеху. Девочки притихли. Немного погодя одна из них шепотом сказала:

— Эспедиторы.

Это относилось к нам. Взрослые здесь часто называют экспедиторами геологов и прочих путешествующих людей.

От домов на берег спустился старичок, подошел к нашей лодке. Мы поздоровались с ним.

— Докуда плывете-то?

— До Байкита.

— Панолик-то как прошли?

— Берегом провели лодку.

— Вот молодцы! Впереди-то, за деревней, с версту, тоже порожек будет, Мирюгинский. Не лезьте на рожон! Всяко бывает.

— А мы не имеем права рисковать, дедушка, у нас аппаратура. Мы опять бережком переведем, — объяснил Толя.

— Ну вот, это будет дело. Смельчаки-то тут не раз купались. Да и то было бы ничего, а то ведь погибнуть можно! Страсть как там кипит вода!

— Спасибо, дедушка, за совет. Мы будем осторожны.

— Ну вот. Плывите с богом.

Бачок был залит бензином. Мы еще поговорили с дедом, доставив ему этим большое удовольствие, и отчалили от берега.

Перед нами проплыли последние домики деревни Мирюги. Вскоре впереди на реке забелели буруны. Это Мирюгинский порог. Мы снова жмемся к правому берегу, куда устремляется основной слив и где гораздо глубже. Беспокойство за пленку и аппаратуру заставляет нас и на этот раз остановиться и посмотреть русло. Следуя советам деда, осторожно проводим лодку у правого берега.

Мирюгинскому порогу далеко до Панолика! Он кажется совсем ничтожным после грозных валов своего верхнего собрата. Правда, при неосторожности можно и здесь разбить и потопить лодку.

• Предыдущая
• 16/36
• Следующая