Скарамуш - Sabatini Rafael - Страница 42
- Предыдущая
- 42/85
- Следующая
Госпожа де Сотрон остановилась, окаменев от изумления. Её длинное лицо побледнело.
— Как… что вы такое говорите? — задохнулась она. Алина спокойно повторила свои слова.
— Но это же возмутительно! Никто не позволит вам играть чувствами такого человека, как маркиз. Как, ведь всего неделю назад вы позволили сообщить ему, что станете его женой!
— Я поступила… опрометчиво. Поведение маркиза убедило меня в ошибке.
— Ах, Боже мой! — воскликнула графиня. — Разве вы не понимаете, какая большая честь вам оказана? Маркиз сделает вас первой дамой в Бретани. Вы, маленькая дурочка, и этот большой дурак Кантен несерьёзно относитесь к такому на редкость счастливому случаю. — Она предостерегающе подняла палец. — Если вы дальше будете так же глупо себя вести, господин де Латур д'Азир возьмёт своё предложение назад и удалится обиженный, и будет прав.
— Я как раз пытаюсь объяснить вам, сударыня, что именно этого я больше всего хочу.
— Да вы сошли с ума!
— Может быть, сударыня, я как раз в своём уме, если предпочитаю полагаться на свою интуицию. Не исключено, что у меня даже есть основания возмущаться тем, что человек, который домогается моей руки, в то же самое время столь упорно волочится за этой несчастной актрисой из Фейдо.
— Алина!
— Разве я не права? Или, может быть, вам не кажется странным, что господин де Латур д'Азир ведёт себя подобным образом в такое время?
— Алина, вы сами себе противоречите. Вы то шокируете меня неподобающими выражениями, то изумляете ханжеством: вас воспитали как маленькую буржуазку — да, вот именно, маленькую буржуазку. Кантен всегда был в душе немного лавочником.
— Я спрашивала ваше мнение о поведении господина де Латур д'Азира, сударыня, а не о своём собственном.
— Но с вашей стороны неделикатно замечать такие вещи, о которых вам следовало быть неосведомлённой, и я представить себе не могу, кто был таким… таким бесчувственным, чтобы сообщить вам об этом. Но раз уж вы в курсе дела, то вам следовало бы из скромности не замечать вещей, которые — имеют место… вне поля зрения молодой особы, воспитанной надлежащим образом.
— Будут ли они вне поля моего зрения, когда я выйду замуж?
— Если вы будете мудро вести себя, то останетесь в неведении относительно подобных вещей, иначе… пострадает ваша невинность. Мне бы ни в коем случае не хотелось, чтобы господин де Латур д'Азир узнал, что у вас столь необычные познания. Этого никогда бы не случилось, если бы вы были должным образом воспитаны в монастыре.
— Но вы же не отвечаете мне, сударыня, — в отчаянии воскликнула Алина. — Речь идёт не о моём целомудрии, а о целомудрии господина де Латур д'Азира.
— Целомудрие! — Губы графини задрожали от ужаса. — Где это вы узнали такое кошмарное, такое неприличное слово?
И госпожа де Сотрон совершила насилие над своими чувствами, так как поняла, что тут нужны большое спокойствие и рассудительность.
— Дитя моё, поскольку вы уже знаете столько всего, чего вам не следует знать, не будет большого вреда, если я добавлю, что у мужчины должны быть маленькие развлечения подобного рода.
— Но почему, сударыня? Почему?
— Ах, Боже мой! Вы требуете, чтобы я объяснила загадки природы. Это так, потому что это так. Потому что таковы мужчины.
— Потому что мужчины — скоты, хотите вы сказать. Именно с этого вопроса я и начала нашу беседу.
— Вы безнадёжно глупы, Алина.
— Вы хотите сказать, что у нас разные взгляды на вещи, сударыня? Очевидно, вы думаете, что я требую чего-то невероятного, — это не так. Просто я имею право ожидать, что в то время, как господин де Латур д'Азир ухаживает за мной, он не будет одновременно волочиться за шлюхой из театра. Получается, что меня ставят на одну доску с этим мерзким существом, а это унижает и оскорбляет меня. Маркиз — тупица, и его ухаживание в лучшем случае заключается в напыщенных комплиментах, глупых и избитых. К тому же эти комплименты не выигрывают от того, что их произносят губы, на которых ещё горят грязные поцелуи этой женщины.
Графиня была до такой степени шокирована, что на какое-то время лишилась дара речи. Затем она воскликнула:
— Боже мой! Я бы никогда не подумала, что у вас такое неделикатное воображение!
— Ничего не могу с собой поделать, сударыня. Каждый раз, как его губы прикасаются к моей руке, я обнаруживаю, что думаю о том, к чему они только что прикасались, и сразу же выхожу мыть руки. В следующий раз, сударыня, если вы не будете столь любезны передать маркизу мою просьбу, я прикажу подать воды и вымою руки прямо при нём.
— Но что же мне ему сказать? Как… какими словами можно передать такую просьбу? — Тётушка была в ужасе.
— Будьте искренни с ним, сударыня, — в конце концов, это легче всего. Скажите ему, что, какой бы грязной ни была его жизнь в прошлом и какой бы грязной он ни намеревался сделать её в будущем, он должен хотя бы стремиться к чистоте, когда сватается к девственнице, чистой и непорочной.
Госпожа де Сотрон отпрянула, зажав уши, и на её красивом лице выразился ужас, а мощная грудь бурно вздымалась.
— О, как вы можете? — задохнулась она. — Как вы можете употреблять такие ужасные выражения? Где вы им научились?
— В церкви, — ответила Алика.
— Ах, в церкви говорят много такого, что… что ни за что не решились бы произнести в свете. Моё дорогое дитя, ну как я могу сказать подобную вещь маркизу? Как?
— Сказать мне самой?
— Алина!
— Ну так вот, следует что-нибудь сделать, чтобы оградить меня от оскорблений. Маркиз внушает мне только отвращение, и хотя, наверно, стать маркизой де Латур д'Азир — это прекрасно, я скорей бы вышла за сапожника, который ведёт себя как порядочный человек.
Алина говорила с такой горячностью и решимостью, что госпожа де Сотрон постаралась справиться с отчаянием и убедить её. Алина — её племянница, и брак с маркизом почётен для всей семьи, поэтому надо добиться его любой ценой.
— Послушайте, моя дорогая, давайте всё обсудим, — увещевала она, — Маркиз вернётся только завтра.
— Да, это так, и я знаю, куда он уехал — или, по крайней мере, с кем. Боже мой, ведь у этой девки есть отец и один недотёпа, который собирается на ней жениться, и ни один из них и не думает вмешиваться. Полагаю, они придерживаются того же мнения, что и вы, сударыня, — что у светского человека должны быть маленькие развлечения. — Её презрение обжигало, как огонь. — Однако, сударыня, вы хотели сказать?..
— Что послезавтра вы возвращаетесь в Гаврийяк. Господин де Латур д'Азир, весьма вероятно, приедет туда, когда освободится.
— Вы имеете в виду, когда догорит эта сальная свеча?
— Называйте как вам угодно. — Как видите, графиня уже отказалась от борьбы с неприемлемыми выражениями племянницы. — В Гаврийяке не будет мадемуазель Бине, и эта история останется в прошлом. Как неудачно, что он встретил её в такой момент. В конце концов, эта девчонка очень привлекательна, вы не можете это отрицать. Вы должны быть снисходительны.
— Неделю назад маркиз сделал мне официальное предложение. Я дала ему согласие, отчасти идя навстречу желаниям своей семьи, отчасти… — Она замолчала, на мгновение заколебавшись, затем продолжала с глухой болью в голосе: — Отчасти потому, что мне безразлично, за кого выходить. А теперь я хочу отказать ему по причинам, которые изложила вам, сударыня.
Госпожа де Сотрон пришла в ужасное волнение:
— Алина, я никогда вам этого не прощу. Ваш дядя Кантен будет в отчаянии. Вы не сознаёте, что говорите, от чего отказываетесь. Разве вы не понимаете, какое у вас положение в обществе?
— Если бы я не понимала, то давно положила бы конец этому сватовству, которое терпела лишь потому, что сознавала всю важность брака с человеком, занимающим такое положение, как маркиз. Но я требую от брака большего, а дядя Кантен предоставил мне решать самой.
— Да простит ему Бог! — сказала госпожа де Сотрон, потом заторопилась: — Предоставьте теперь всё мне, Алина, и положитесь на меня. О, положитесь на меня! — умоляла она. — Я посоветуюсь с вашим дядей Шарлем. Но только не принимайте окончательного решения, пока не закончится эта несчастная история. Маркиз принесёт покаяние, дитя, раз вы этого деспотично требуете, но не посыпать же ему главу пеплом? Вы ведь этого не хотите?
- Предыдущая
- 42/85
- Следующая
