Одураченный Фортуной - Sabatini Rafael - Страница 28

• Предыдущая
• 28/56
• Следующая

Полковник Холлс честно и откровенно рассказал герцогу обо всем, в том числе и о совершенных им ошибках, исключая намерение присоединиться к злополучному заговору Дэнверса под влиянием Такера и Ратбоуна. Он упомянул о преследовании Фортуны, каждый раз выхватывавшей у него из-под носа удачу, вплоть до поста в Бомбее, который предложил ему Олбемарл.

Герцог одновременно шутил и выражал сочувствие. Но когда Холлс дошел до истории со службой в Бомбее, его светлость разразился саркастическим смехом.

— Ведь это я лишил вас выгодного места! — воскликнул он. — Видите, как таинственны дороги судьбы! Но это только увеличивает мой долг, побуждая исправить содеянное. Уверен, что найду способ поставить вас на путь к успеху. Но, как вы понимаете, мы должны действовать осторожно. Однако, вы можете твердо положиться на меня.

Холлс покраснел, на сей раз от удовольствия. Фортуна, столь часто дурачившая его, наконец возвращала ему веру в человечество. В самый последний момент спасение пришло к нему с помощью рубина, который безошибочный инстинкт заставлял его хранить при всех обстоятельствах.

Герцог вытащил зеленый шелковый кошелек, сквозь сетчатую ткань которого приятно поблескивало золото.

— Тем временем, друг мой, в знак моих самых добрых намерений…

— Нет-нет, ваша светлость! — Второй раз за сегодняшний день глупая гордость заставляла Холлса отказываться от предложенного кошелька. За свою карьеру он не раз добывал деньги сомнительными способами, но никогда не принимал их в подарок от людей, чье уважение намеревался заслужить. — Я… я не в такой уж острой нужде и могу пока что сводить концы с концами.

Но его светлость герцог Бэкингем не походил на его светлость герцога Олбемарла. Он был щедр и расточителен, насколько Монк был прижимист, и к тому же не принимал отказов.

Улыбнувшись протестам полковника, Бэкингем перешел к тактичным убеждениям, используя свойственное ему обаяние.

— Я уважаю вас за ваш отказ, но… — Он снова протянул кошелек. — Предлагаю вам не подарок, а небольшой заем, который вы вскоре мне возвратите, когда я сделаю это возможным для вас. Ведь то, чем я вам обязан, не может быть оплачено золотом. Отказавшись, вы бы оскорбили меня.

Надо признаться, что Холлс обрадовался возможности принять деньги, сохранив самоуважение.

— Ну, раз вы так великодушно настаиваете, то в качестве займа…

— А какое иное качество я, по-вашему, мог иметь в виду?

Его светлость опустил тяжелый кошелек в наконец протянутую за ним руку и поднялся.

— Очень скоро, полковник, вы услышите обо мне. Только дайте мне знать, где вы проживаете.

Холлс задумался. Покинув «Голову Павла», он намеревался поселиться в «Птичке в руке», являвшей собой дешевую таверну. Однако полковник любил хорошую пищу и вино так же, как нарядную одежду, и никогда бы не избрал столь убогого жилища, если бы не отчаянные обстоятельства.

Теперь, когда с внезапной помощью судьбы и владельца этого толстого кошелька обстоятельства вскоре должны были измениться к лучшему, Холлс решил избрать более приличное обиталище.

— Ваша светлость найдет меня в «Арфе» на Вуд-Стрит, — сообщил он.

— Тогда вскоре ждите от меня известий.

Они вместе вышли из таверны. Герцог направился к карете, у которой расхаживали его французские лакеи, а полковник Холлс, витая в облаках, важной походкой, еще сильнее подчеркивающей его убогую одежду, зашагал в направлении Полс-Ярда, время от времени притрагиваясь к рубину в ухе, который более не было нужды продавать, как впрочем и хранить, ибо он наконец выполнил задачу, предначертанную ему судьбой.

Сохраняя отличное расположение духа, полковник вошел в «Голову Павла», где его ожидала прискорбная сцена с миссис Куинн. Причиной послужила все та же драгоценность, вид которой вызвал ее гнев, побудив сделать неверные выводы.

— Вы не продали рубин! — завопила хозяйка, когда полковник вошел в заднюю приемную, указывая на серьгу, поблескивающую, словно уголек, под вуалью каштановых волос. — Явились хныкать в надежде сохранить эту безделушку за мой счет!

И тут дьявол подал хозяйке идею, пробудившую в ней бешеную ревность. Прежде чем Холлс успел ответить или хотя бы прийти в себя от внезапного нападения, миссис Куинн опять напустилась на него.

— Я все поняла! — завизжала она. — Это залог любви, верно? Подарок жены какого-нибудь фламандского бургомистра, которую вы, несомненно, дурачили, так же как меня. Вот почему вы не в силах с ним расстаться — даже для того, чтобы расплатиться со мной за жилье и постель, за пищу, которую вы сожрали, и вино, которое вылакали, жалкий, ни на что не годный выскочка! Но я вас предупреждала, а так как вы не послушались, то…

— Успокойтесь, хозяюшка! — властно прервал Холлс, и миссис Куинн умолкла от неожиданности. Он двинулся к ней, заставив ее в испуге отшатнуться, но внезапно остановился и расхохотался. Вытащив из кармана туго набитый герцогский кошелек, полковник снял стягивающие его золотые кольца, продемонстрировав содержавшееся в нем золото.

— Сколько всего с меня причитается? — с презрением осведомился он. — Назовите сумму, берите деньги и оставьте меня в покое.

Но миссис Куинн уже не думала о плате по счету. Она не могла вымолвить ни слова от изумления при виде кошелька и его содержимого, переводя взгляд округлившихся глаз с денег на Холлса. Не в силах догадаться об источнике этого внезапного богатства, она тут же заподозрила худшее, что было свойственно людям такого склада. Подозрение, сузившее ее голубые глаза, перешло в уверенность, выразившуюся в неприятно скривившихся уголках широкого рта.

— Как вы раздобыли это золото? — осведомилась она со зловещим спокойствием.

— Разве это вас касается, мэм?

— Мне казалось, что вы не опуститесь до срезания кошельков, — с презрением промолвила миссис Куинн. — Но, очевидно, я была не права, так же как и в других вещах, касающихся вас.

— Ах, вы, наглая потаскуха! — взревел рассвирепевший Холлс, вызвав у хозяйки не меньший гнев употребленным эпитетом.

— Как вы смеете, паршивый бродяга, называть таким словом порядочную женщину?

— А вы как смеете называть себя порядочной, вороватая шлюха? Ваши непомерные счета показывают, насколько вы порядочны. Назовите мне сумму, чтобы я мог уплатить вам ее и отряхнуть со своих ног пыль вашей таверны!

Как вы можете понять, это было всего лишь начало сцены, которую я не намерен передавать во всех подробностях из-за использования абсолютно непригодных для печати выражений. Миссис Куинн визжала, как рыбная торговка, привлекши внимание сидящих в общей комнате и буфетчика Тима, в тревоге подбежавшего к дверям приемной.

Несмотря на весь свой гаев, полковник Холлс начал понемногу тревожиться, ибо его совесть, как вам известно, была не вполне спокойна, и обстоятельства легко могли быть повёрнутыми против него.

— Вы бессовестный предатель! — орала хозяйка. — И еще смеете устраивать здесь скандалы, после того как превратили мой дом в гнездо измены! Я научу вас хорошим манерам, наглый висельник! — Увидев в приоткрытых дверях лицо Тима, она крикнула ему:

— Тим, приведи констебля! Джентльмен переезжает в Ньюгейт, который лучше подходит в качестве жилья для таких, как он! Беги, парень!

Тим удалился. Полковник поступил так же, поняв, что дальнейшее пребывание не сулит ему ничего хорошего. Высыпав в ладонь половину содержимого герцогского кошелька, он осыпал хозяйку золотым дождем, как Юпитер Данаю, только без любовных намерений последнего note 66.

— Это заткнет ваш грязный рот! — рявкнул Холлс. — Забирайте ваши деньги, старая карга, и пусть дьявол поскорее заберет вас!

Охваченный гневом полковник вылетел из дома следом за Тимом, и никто из полудюжины сидящих в общей комнате не осмелился обсуждать его уход. Очутившись на улице, он оставил за собой в качестве воспоминания кое-какие мелочи и хозяйку, давшую выход злости в потоках слез.

• Предыдущая
• 28/56
• Следующая