Огненный ручей - Дик Иосиф Иванович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая

Самолёт, казалось, висел в воздухе, и земля не спеша поворачивалась под ним. Внизу медленно проплывали и леса, и деревни, и городишки. Иногда на окраинах деревень виднелись пёстрые пятнышки — стада, как сказал отец.

Полёт был спокойным. Из пассажиров кто читал газету, кто сидел просто так, нахохлившись.

Знакомая девочка, видно, тоже привыкла к полёту. Она уже не была такой бледной, улыбалась и разговаривала со своим отцом. Потом встала и начала ходить по самолёту, рассматривая его рёбра.

«Наверное, тоже в пятый класс перешла», — подумал Андрюша про девочку.

Вдруг она остановилась перед Андрюшей:

— Мальчик, а ты что в окно не смотришь?

— Уже всё разглядел.

— А хочешь, вдвоём будем смотреть?

«Вот чудная! Незнакомая совсем, а говорит, как знакомая», — подумал Андрюша и сказал:

— Давай.

Семён Петрович чуть пододвинулся на сиденье, и ребята уткнулись лбами в окошечко.

— А вон фабрика работает, видишь? — сказала девочка. — Дым-то из трубы, как из паровоза.

— А вон трактор едет и сеялку какую-то за собой тянет, — ткнул пальцем в окошечко Андрюша.

— Вижу, вижу! — радостно говорила девочка. — И все такие маленькие, игрушечные, а мы — как Гулливеры, да? — И вдруг она продекламировала:

— Это чьи стихи? — спросил Андрюша.

— Пушкина, — лукаво улыбнулась девочка.

— Думаешь, поймала? Пушкин про самолёты не сочинял…

— А вот интересно: вдруг пришёл бы к нам Пушкин и оглянулся — кругом автомобили, самолёты, радиоприёмники, электричество! А при нём всего этого не было. Вот, наверное, удивился бы!

— Конечно, — сказал Андрюша. — Они тогда только на лошадях ездили и при свечах жили.

— И даже у самого царя автомобиля не было?

— Не было!

— А паровозы тогда были?

— Не знаю… Пап, — спросил Андрюша, — а при Пушкине паровозы были?

— Были, — улыбнулся папа. — Один паровоз на всю Россию!..

— А теперь, говорят, — сказала девочка, — мы скоро на Луну полетим.

— Я тоже слыхал об этом. И даже на Марс…

На подлёте к Жигачёву самолёт залез в облака, и его начало бросать.

В кабине потемнело.

Лица у всех посерели, стали какими-то выжидающими. Один побледневший пассажир, в шляпе и галстуке, быстро свернул кулёк из газеты и поднёс его ко рту. Так он и летел, заглядывая в кулёк и делая вид, что читает газету. А на самом деле его, наверное, поташнивало.

Облака были густые и белые, как молоко. Пропеллер врезался в них — мимо окон проносились белёсые струи, — и самолёт взлетал вверх. Потом проваливался.

И земли не было видно и неба. Летели как будто на авось.

Вскоре на окнах заблестели капельки дождя. Капельки падали на стекло, но, вместо того чтобы срываться с него, они почему-то ползли вверх.

Андрюша никак не мог определить своё состояние. Его не тошнило, нет. Когда самолёт взлетал вверх — на плечи наваливалась какая-то тяжесть и в ушах звенело; падал вниз — тело становилось лёгким-лёгким, словно его совсем не было, и что-то внутри сладко ёкало.

— Мозжит в голове, — наконец нашёл он нужное слово. — А у тебя тоже или нет?

Девочка рассмеялась:

— У тебя мозжит, а я Майка Можжухина. А ты кто?

— Андрей.

— Андрей — не гоняй голубей, да?

— А что ты всё время стихами говоришь? — спросил Андрюша. — Тогда сказала про уши, а сейчас про голубей.

— А я стихи умею писать…

— Честное слово?! — не поверил Андрей.

— Честное…

— А ну-ка, прочитай какое-нибудь своё.

— А про что — про природу или про жизнь?

— Давай про жизнь.

И Майка вдруг прочла:

— Смешные стихи, — сказал Андрюша, — хоть в «Пионерскую правду» посылай. А теперь давай про природу.

— Пожалуйста. — Майка задумчиво подняла глаза вверх, пошептала неслышно и прочла:

Семён Петрович, до сих пор только прислушивавшийся к ребячьему разговору, вдруг взглянул на девочку:

— Твоя фамилия Можжухина?

— Да.

— Твой отец доменщик?

— Доменщик. А вы откуда знаете?

Семён Петрович улыбнулся:

— Мы с твоим папой на один завод едем. — И он, протянув руку, шагнул к Майкиному отцу, который сидел напротив.

Взрослые тут же разговорились. Работая в разных городах, но на заводах одного министерства, они, оказывается, знали друг друга по фамилиям. В их беседе замелькали слова «домна», «козёл», «каупер». Они нашли много общих знакомых и то и дело восклицали: «Слушайте, а как Гордей Васильич?» — «Он в Кузнецке!» — «А где Вакуленко?» — «Это какой Вакуленко?» — «Ну, помните — он сначала в Магнитогорске начальником цеха был, а потом в Москве…» — «А-а, припоминаю! Фёдор Фомич, кажется? Такой краснолицый? Так он, кажется, на фронте без вести пропал». — «Эх, жалко! Чудесный человек!»

Из пилотского отделения вышел лётчик.

— Город Жигачёв. Сейчас посадка, — сказал он.

И самолёт начал заваливаться на правое крыло.

Пол в фюзеляже поехал в сторону, горизонт в окне перекосился, и на секунду всем стало страшно.

«Что он делает?! — с ужасом подумал Андрюша про лётчика. — Ведь надо тормозить! Так погибнем!»

Он весь напрягся, упёрся ногами в пол, будто хотел задержать падение самолёта, но страшная сила неотвратимо несла его к земле…

Завод «Жигачёвсталь», заложенный в 1930 году на берегу Днепра, за две пятилетки вырос в гигантский металлургический комбинат. На растрескавшейся, морщинистой земле, на которой суховей гонял перекати-поле и шевелил метёлками горькой полыни, возник красавец завод и задышал в небо жёлто-бурыми клубами дыма трёх доменных и десяти мартеновских печей. Будто огромные парниковые теплицы со стеклянными крышами, полные воздуха и солнечного света, растянулись в степи длинные цехи. Если бы раскатать на земле рулоны тонкого стального листа, которые они вырабатывали за день, то длина этой дорожки перевалила бы за добрый десяток километров. Лист шёл на строительство автомобилей, пароходов и самолётов.

Вокруг «Жигачёвстали» зазеленели сады и парки, запестрели цветники. Территорию завода и рабочие посёлки разрезали асфальтовые дороги.

А в шести километрах от завода по Днепру раскинулся колодой город.

В нём было всё: и клубы, похожие на дворцы, и библиотеки с широкими окнами и мягкими диванами, и богатые магазины, и великолепный стадион, обнесённый чугунной узорчатой оградой с каменными трибунами. Когда на стадионе в выходные дни шёл футбольный матч, то о забитом голе сразу же узнавал весь город — такой стоял крик болельщиков.

Но вот 18 августа 1941 года первый фашистский снаряд попадает в городской Дом пионеров, где идёт в это время экстренное заседание комсомольского актива, а вслед за ним артиллерийский и миномётный ураган обрушивается на «Жигачёвсталь». В домнах ещё кипел чугун, в мартеновском цехе разливочный ковш наполнял формы огненной сталью.

Сорок пядь дней советские войска обороняли «Жигачёвсталь», и все эти сорок пять дней и сорок пять ночей металлурги поднимали завод на колёса.

Беспрерывно, под обстрелом, разбирались и грузились контрольно-измерительная аппаратура, тяжёлое прокатное оборудование, многотонные валы и моторы. В день уходило на Урал по пятьсот вагонов. Люди работали с таким самозабвением и ожесточением, что, казалось, будь приказ погрузить на платформы и домны и коробки цехов, они и это сделают.

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая