Лето Святого Мартина - Sabatini Rafael - Страница 39

• Предыдущая
• 39/57
• Следующая

И тут Мариус закричал во всю силу своих легких:

— Ко мне! Ко мне! Фортунио! Абдон! Ко мне, псы! Я окружен!

Эхо его крика раздалось внизу, во дворе и было подхвачено часовым, услышавшим его, а затем до них долетел звук быстро удалявшихся шагов, когда тот побежал за помощью. Не переставая проклинать свою несдержанность и осознавая, что сейчас тревога с быстротой пожара распространится по всему замку, он решил, по крайней мере, не дать улизнуть Мариусу и приложил все усилия, чтобы помешать ему достичь двери на лестницу. С порога прихожей бледная мадемуазель наблюдала неравную схватку и слышала крик о помощи. В тот момент она не испытывала ничего, кроме беспокойства за жизнь этого храброго человека, защищавшего ее и себя громоздким креслом.

Внезапно Гарнаш отскочил в сторону, чтобы зайти своему противнику во фланг и тем самым воспрепятствовать его отступлению к наружной двери. Маневр удался, и постепенно, не переставая обороняться креслом, Гарнаш описал полукруг, пока не оказался между Мариусом и дверью.

И тут со двора послышался топот бегущих по неровным плитам ног. На лестнице блеснул свет, и голоса запыхавшихся людей донеслись до сражающихся. Гарнаш подумал про себя, что наверняка пришел его последний час. Что ж, если ему пришла пора встретить свою смерть, какая разница, чья шпага ее принесет: Мариуса или кого-то другого. Поэтому, желая оставить Мариусу какую-нибудь отметину на память о себе, Гарнаш решил рискнуть. Он взмахнул креслом вверх, на секунду открывшись. Шпага юноши с быстротой молнии устремилась на него. Парижанин проворно уклонился в сторону, избегая ее, и сделал шаг к своему противнику. Кресло обрушилось вниз, а вместе с ним рухнул и Мариус, оглушенный и истекающий кровью. Шпага выпала из его руки и со стуком покатилась к ногам Гарнаша.

Парижанин отшвырнул в сторону кресло и, нагнувшись, схватил это необходимое ему оружие. Он распрямился, держа его за рукоятку и обретая уверенность от осязания этого превосходно сбалансированного клинка, обернулся в тот самый момент, когда Фортунио и двое его людей появились на пороге.

Вряд ли был во Франции человек, любивший поединки больше, чем Мартин де Гарнаш. Вид противников с обнаженными шпагами, — а Фортунио был, вдобавок, вооружен еще и кинжалом — заставил его забыть обо всем.

Он стиснул зубы, немного согнул колени — стальные пружины, поддерживающие его мускулистое тело, — и приготовился встретить их нападение.

Но они медлили, и Фортунио окликнул его по-итальянски, недоумевая, что произошло между ним и Мариусом.

Гарнаш беззаботно ответил по-французски, назвав свое настоящее имя. После этого, поняв, с кем имеют дело, они больше не колебались.

Возглавляемые Фортунио, они атаковали его, и шум, производимый ими в течение нескольких последующих минут, хриплое дыхание, громкие проклятья, прыжки и топанье, а более всего звон и стук шпаг наполнили комнату и могли быть слышны внизу во дворе.

Минуты шли, однако им не удавалось взять верх над этим человеком, как будто у него была не одна, а целая дюжина шпаг: так быстры и ловки были его движения. Если бы парижанин стоял на месте, ему быстро пришел бы конец, но он медленно отступал к двери в прихожую, где стояла Валери.

По-своему она помогала Гарнашу, хотя и не осознавала этого. Шесть свечей подсвечника, который она высоко держала, были единственным источником света для этой бурной сцены, и он светил прямо в глаза противников Гарнаша, озаряя их лица и оставляя его лицо в тени.

Парижанин постепенно продвигался к двери прихожей. Он не мог ее видеть, но в этом не было необходимости. Он знал, что она находится прямо напротив двери на лестницу, и по ней корректировал свое обратное движение. Его задачей было достичь прихожей, хотя нападавшие и не догадывались об этом, думая, что Гарнаш отступает из-за своей неспособности удержать позицию. Он же понимал, что, оставшись в караульной комнате, рано или поздно окажется прижатым к стене и, в лучшем случае, сможет проткнуть шпагой одного или двух, прежде чем его самого прикончат. Эта комната была слишком голой для того, что он собирался сделать. Но в прихожей было немного мебели, пользуясь которой он мог бы создать помехи своим противникам и устроить им такую свалку, которая надолго осталась бы в памяти переживших ее.

Гарнаш не думал о собственной гибели. Он знал, что вот-вот на помощь к этим троим прибудет подкрепление. Возможно, они уже в пути, и он берег силы. В молодости он изучал искусство фехтования на его родине, в Италии — и не было трюка, который не был бы ему знаком, или приема, которым он не владел бы в совершенстве, осознавая свою силу, ловкость и выносливость и прекрасно зная о большой длине своего выпада.

Валери, наблюдая за ним, угадала его намерение добраться до двери и пересечь порог, возле которого она стояла. Почти автоматически она сделала пару шагов назад, чтобы освободить место. Это движение едва не стоило ему жизни. Свет более не слепил Фортунио, и капитан сделал быстрый выпад прямо в сердце Гарнаша. Парижанин отпрянул, когда клинок был всего в дюйме от его груди; один из нападавших последовал за ним, прыгнув на шаг вперед своих товарищей и вытянув руку в мощном выпаде. Гарнаш отбил его лезвие почти у самой рукоятки и, слегка повернув кисть руки, одновременно направил острие своей шпаги к глотке нападающего. Шпага вонзилась в горло чуть выше кадыка, и с жутким булькающим хрипом противник осел на пол, как будто все еще совершал свой смертельный выпад, оказавшийся фатальным для него самого.

Мгновение спустя Гарнаш был готов встретить новую атаку. Но в ту долю секунды, когда его шпага была занята своей смертоносной работой, клинок Фортунио стал снова угрожать ему. Левой рукой он отвел лезвие в сторону, а острием шпаги успел отбить выпад другого храбреца. Затем он вновь прыгнул и оказался на пороге прихожей. Он быстро сделал шаг назад, потом еще один. Он находился внутри комнаты, у самого ее порога и, стоя теперь твердо, сражался против Фортунио. Теперь Гарнаш чувствовал себя увереннее. Дверь была узкая. Стоя рядом, они не могли напасть на него сразу вдвоем: один стеснял бы движения другого. А если они станут нападать поодиночке, он был уверен, что сможет продержаться до утра, если к тому времени хоть кто-то из них останется в живых, чтобы сражаться с ним.

Безумное желание расхохотаться овладело им. Несомненно, фехтование было самой веселой игрой, когда-либо изобретенной человеком для своего развлечения. Он выпрямил свою руку, и сталь его клинка блеснула, как молния. Если бы не кинжал, который отразил его выпад, лезвие наверняка пронзило бы сердце капитана. И теперь, продолжая сражаться, Гарнаш позвал Валери. Ему требовалась ее помощь, и он хотел сделать некоторые приготовления до прибытия подкрепления.

— Поставьте ваши свечи, мадемуазель, — велел он ей, — на каминную полку за моей спиной. Перенесите туда и другой подсвечник.

Поспешно, но как в кошмарном полусне, когда все происходящее неясно и нереально, она бросилась выполнять его поручение, и вот уже свет за его спиной вновь стал давать ему то небольшое преимущество над своими противниками, которым он с успехом пользовался раньше. Затем он отдал новые распоряжения:

— Можете ли вы сдвинуть стол, мадемуазель? Постарайтесь подтащить его сюда к стене, слева от меня, и как можно ближе.

— Я постараюсь, месье, — выдохнула она пересохшими губами и отправилась исполнять и это поручение.

Необходимость действовать подстегнула ее. Она ухватилась за край тяжелого дубового стола и потащила его через всю комнату, как велел ей Гарнаш. Увидев, к чему идет дело, Фортунио попытался прорваться в комнату. Но Гарнаш был готов к этому.

Раздался резкий, скрежещущий звук трения стали о сталь, завершившийся ударом, и опять Фортунио оказался в караульной комнате, куда он отпрыгнул, спасая свою жизнь.

Наступила пауза, и Гарнаш опустил острие шпаги, чтобы дать отдохнуть руке перед новой атакой. Через порог комнаты капитан предложил ему сдаться. Гарнаш воспринял предложение как оскорбление.

• Предыдущая
• 39/57
• Следующая