Каролинец - Sabatini Rafael - Страница 4

• Предыдущая
• 4/85
• Следующая

Молтри переадресовал вопрос президенту комитета безопасности, почтенному и мягкосердечному Лоренсу. Тот беспомощно пожал плечами:

— Мы решили отпустить его, потому что не можем предъявить никакого обвинения.

— Никакого обвинения?! — возмутился Гедсден. — Да он отъявленный мошенник и шпион!

— Минуту, полковник, — остановил его Лэтимер и снова обратился к Лоренсу, — Но Чини? Чини вы известили о своих намерениях?

— Нет еще.

Лэтимер откинулся в кресле и задумался.

— И ему, вы говорите, страшно…

— Он в панике, — заверил Лоренс, — думаю, он готов продать кого угодно и что угодно, лишь бы спасти свою грязную шкуру.

Лэтимер вскочил.

— Это как раз то, что мне хотелось выяснить. Сэр, если ваш комитет отдаст мне этого человека и позволит поступить с ним, как я сочту нужным, возможно, через него я смогу до чего-нибудь докопаться.

Все посмотрели на него удивленно и с некоторым сомнением. Лоренс высказал его вслух:

— А если он ничего не знает? — спросил он. — Почему вы полагаете, что ему что-то известно?

— Сэр, я сказал: через него, а не от него. Позвольте мне поступить по-своему. Дайте мне двадцать четыре часа, и не позднее завтрашнего вечера я, быть может, смогу объяснить вам все более подробно.

Последовала долгая пауза. Наконец Ратледж холодным, лишенным выражения и казавшимся оттого надменным тоном спросил:

— А что будет, если вы потерпите неудачу?

Лэтимер посмотрел на него; губы его чуть заметно дрогнули в улыбке.

— В таком случае, сэр, вы попробуете сами.

Гедсден криво усмехнулся, что раздосадовало бы кого угодно, только не Ратледжа.

На этом, разумеется, ничего не кончилось. Стараясь выяснить намерения Лэтимера, на него пытались всячески надавить, но он не поддался на уговоры. Он потребовал, чтобы ему доверяли и дали возможность соблюсти тайну. В конце концов Лоренс взял ответственность на себя, и они позволили Лэтимеру действовать от имени комитета.

Два или три часа спустя Лэтимера ввели в камеру городской тюрьмы, где содержался Чини. Но этот Лэтимер не был похож на прежнего, одетого всегда модно и элегантно Лэтимера. Он облачился в поношенную коричневую куртку и бриджи, толстые шерстяные носки и грубые башмаки; его густые волосы свободно ниспадали на плечи.

— Я прислан комитетом безопасности, — объявил он жалкому пленнику, который забился в угол на скамью и смотрел оттуда затравленно и злобно. Лэтимер подождал немного, но, видя, что Чини не собирается отвечать, продолжил: — Едва ли вы так глупы, чтобы не понимать, какая участь вас ожидает. Вы знали, что делали, и знаете, как обычно поступают с вашим братом, когда ловят.

И без того отталкивающая физиономия Чини болезненно посерела. Он облизал губы и дрожащим голосом закричал:

— У них нет никаких доказательств, никаких!

— Когда есть уверенность, доказательства не имеют значения.

— Имеют! Имеют значение! — Чини вскочил, хрипя, как загнанный зверь, — они не посмеют расправиться со мной без суда — законного суда — и знают это! Что вы имеете против меня? Какие обвинения? Я дважды представал перед комитетом, но они не предъявили мне ничего такого, что посмели бы передать в суд.

— Мне это известно, — спокойно ответил Лэтимер, — и именно поэтому меня прислали сообщить, что завтра утром комитет отпускает вас на свободу.

Заросший многодневной щетиной рот Чини раскрылся от изумления. Тяжело дыша, он уставился на Лэтимера и дрожащими руками ухватился за край грубого стола.

— Они… выпускают меня?! — хрипло выговорил он. Его поведение стало постепенно меняться. Теперь, когда забрезжила гарантия освобождения, в его тоне засквозило даже некоторое злорадство. Он засмеялся, как пьяный, брызжа слюной, — Я знал это! Я знал — они не посмеют учинить расправу. Если бы они это сделали, им бы не поздоровилось. Они ответили бы перед губернатором. Нельзя расправиться с человеком просто так.

— Комитет понимает это, — вежливо согласился Лэтимер, — поэтому мне и разрешили прийти сюда. Однако вы чересчур обольщаетесь, мой друг. Не будьте столь опрометчивы, думая, что все безнаказанно сойдет вам с рук.

— Что?! Что? — Злорадство Чини опять сменилось ужасом.

— Я отвечу вам. Завтра утром, когда вас освободят, вы увидите меня — я буду ждать за воротами тюрьмы. А со мною — не меньше сотни городских парней; все они Сыновья Свободы, все извещены о намерении комитета и не позволят вам продолжать свой грязный шпионаж. Их ни в коей мере не смутит то, что комитет не решился вас осудить, ведь не сможет губернатор привлечь к ответу толпу. Догадываетесь, что тогда произойдет?

Бегающие глаза Чини остекленели, лицо застыло, а рот был разинут в безмолвном крике.

— Деготь и перья! — рассеял Лэтимер последние сомнения в его охваченном паникой мозгу.

— Господи! — заскулил Чини. Колени у него подогнулись, и он плюхнулся на скамью, — Боже!

— С другой стороны, — невозмутимо продолжал Лэтимер, — может статься, там и не будет никакой толпы, и я один встречу вас и пригляжу, чтобы вы покинули Чарлстон без ущерба для здоровья. Но это зависит от вас, от желания по мере сил исправить причиненное вами зло.

— Что вам нужно? Ради Бога, чего вы хотите? Не мучьте меня!

— Вы меня не знаете, — ответил Лэтимер, — я скажу вам свое имя: меня зовут Дик Уильямс. Я был сержантом у Кекленда.

— Вы никогда им не были! — воскликнул Чини.

Лэтимер многозначительно улыбнулся.

— Для того, чтобы избежать дегтя и перьев, необходимо поверить в это. Убедите себя, что я — Дик Уильямс и был сержантом Кекленда. Мы вместе нанесем завтра визит губернатору, и там вы сделаете то, что я прикажу. Если же поступите по-другому, то за воротами поместья губернатора встретитесь с моими парнями. — И он перешел к подробностям, которым Чини внимал, как зачарованный. — А теперь решайте, как вы поступите, — дружелюбно закончил мистер Лэтимер. — Я не собираюсь ни принуждать вас, ни переубеждать. Я предлагаю альтернативу и оставляю за вами свободу выбора.

Мистер Селвин Иннес, секретарь лорда Уильяма Кемпбелла в бытность того губернатором провинции Южная Каролина, вел переписку с некой дамой из Оксфордшира. Письма его отличались полнотой, изобиловали подробностями и, вместе с тем, были весьма тенденциозны. Они, по счастью, сохранились и дают представление о личном взгляде их автора на события, развивавшиеся при непосредственном его участии; их можно считать memoires pour servirnote 10 — это не та история, которая обязана ограничиваться лишь более или менее общим очертанием актов человеческой драмы и вынуждена касаться только главных исполнителей.

В одном из этих многословных писем есть такая фраза: «Мы сидим, как на вулкане; в любой миг могут извергнуться огонь и сера, а мой хозяин озабочен исключительно своей прической и покроем мундира и ничего не предпринимает — лишь любезничает с дамами на концертах да не пропускает ни одних скачек в округе».

Этот и многие ему подобные отрывки из эпистолярных опусов секретаря свидетельствуют о недостаточно доброжелательном и искреннем отношении к дружелюбному, довольно великодушному и не слишком удачливому молодому дворянину, которому он служил. Но, собственно говоря, секретарь — всего лишь разновидность слуги — интеллектуального слуги — а слугам, как известно, хозяева никогда не кажутся героями. Сейчас, когда с момента описываемых событий прошел большой промежуток времени, мы оцениваемих более объективно и понимаем, что мистер Иннес был несправедлив к его светлости. Твердолобое английское правительство переживало кризис, и на молодого губернатора свалилось непосильное бремя ответственности. Будучи, вопреки мнению мистера Иннеса, человеком мудрым, он с унылым юмором предавался созерцанию происходящего и проводил время, как умел, в ожидании либо когда спадет напор обстоятельств, либо когда прибудет сил, чтобы его вынести.

• Предыдущая
• 4/85
• Следующая