ХРОНИКИ КАПИТАНА БЛАДА - Sabatini Rafael - Страница 26
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
— Ну да, так оно и было. А теперь ему тут хорошо и удобно. А ты ступай туда, Молли. — Он подтолкнул её к открытой двери в тёмный альков.
— Не пойду я!.. — огрызнулась она.
— Ступай, тебе говорят! — прикрикнул он. — Смотри, хуже будет!
И, грубо схватив женщину, которая упиралась и брыкалась что было мочи, он поволок её через всю комнату, выпихнул за дверь и запер дверь на задвижку.
— Сиди там, чёртова шельма, и чтоб тихо было, не то я успокою тебя на веки вечные.
Из-за двери донёсся стон, затем заскрипела кровать — как видно, женщина в отчаянии бросилась на неё, — и всё стихло.
Питер Блад решил, что её участие в этом деле теперь для него более или менее ясно и, по-видимому, закончено. Он поглядел на своего бывшего сотоварища и улыбнулся с наигранным спокойствием, хотя на душе у него было далеко не спокойно.
— Не проявлю ли я чрезмерную нескромность, если позволю себе спросить, каковы твои намерения, Каузак? — осведомился он.
Приятель Каузака, долговязый, вихлястый малый, тощий и скуластый, сильно смахивающий на индейца, рассмеялся, навалившись грудью на стол. Его одежда изобличала в нём охотника. Он ответил за Каузака, который молчал, насупившись, не сводя мрачного взгляда с пленника:
— Мы намерены передать тебя в руки дона Мигеля де Эспиноса.
И, наклонившись к лампе, он оправил фитиль. Пламя вспыхнуло ярче, и маленькая грязная комната словно увеличилась в размерах.
— C'est ca[4], — сказал Каузак. — А дон Мигель, надо полагать, вздёрнет тебя на нок-рее.
— А, так тут ещё и дон Мигель затесался! Какая честь! Верно, это цена, назначенная за мою голову, так раззадорила вас всех? Что ж, это самая подходящая для тебя работёнка, Каузак, клянусь честью! Но всё ли ты учёл, приятель? У тебя впереди по курсу есть кое-какие подводные рифы. Хейтон со шлюпкой должен встретить меня у мола, когда пробьёт восемь склянок. Я и так уже запоздал — восемь склянок пробило час назад, если не больше, и сейчас там поднимается тревога. Все знают, куда я шёл, и отправятся туда искать меня. А ты сам знаешь, ребята, чтобы меня найти, перетряхнут и вывернут наизнанку весь этот город, как старый мешок. Что ждёт тебя тогда, Каузак? Ты подумал об этом? Вся твоя беда в том, что ты начисто лишён воображения, Каузак. Ведь это недостаток воображения заставил тебя удрать с пустыми руками из Маракайбо. И если б не я, ты ещё по сей день потел бы на вёслах на какой-нибудь испанской галере. А ты вот обозлился на меня и, как упрямый болван, не видишь дальше собственного носа, думаешь только о том, чтобы выместить на мне свою злобу, и сам на всех парусах летишь к своей погибели. Если в твоей башке есть хоть крупица здравого смысла, приятель, тебе бы надо сейчас поскорее убрать парус и лечь, пока ещё не поздно, в дрейф.
Но Каузак в ответ лишь злобно покосился на Блада и принялся молча обшаривать его карманы. Его товарищ наблюдал за этим, усевшись на трёхногий сосновый табурет.
— Который час, Каузак? — спросил он.
Каузак поглядел на часы Питера Блада.
— Без минуты половина десятого, Сэм.
— Сдохнуть можно! — проворчал Сэм. — Три часа ждать ещё!
— Там, в шкафу, есть кости, — сказал Каузак. — А тут у нас найдётся, что поставить на кон.
И он ткнул большим пальцем через плечо на стол, где появилась кучка разнообразных предметов, извлечённых из карманов капитана Блада: двадцать золотых монет, немного серебра, золотые часы в форме луковицы, золотая табакерка, пистолет и, наконец, булавка с крупным драгоценным камнем, которую Каузак вынул из кружевного жабо капитана. Рядом лежали шпага Блада и его серый кожаный патронташ, богато расшитый золотом.
Сэм встал, подошёл к шкафу и достал оттуда кости. Он бросил их на стол и, пододвинув свой табурет к столу, сел. Монеты он разделил на две одинаковые кучки. К одной кучке прибавил шпагу и часы, к другой — пистолет, табакерку и булавку с драгоценным камнем.
Питер Блад, внимательно и настороженно следивший за ними, почти не чувствуя боли от удара по голове — так напряжённо искал он в эти минуты какого-либо пути к спасению, — заговорил снова. Страх и отчаяние сжимали его сердце, но он мужественно не позволял себе в этом признаться.
— И ещё одного обстоятельства ты не учёл, — медленно, словно нехотя процедил он сквозь зубы. — А что, если я пожелаю дать за себя выкуп, значительно превосходящий ту сумму, которую испанский адмирал предлагает за мою голову?
Но это не произвело на них впечатления. А Каузак даже поднял его на смех.
— Tiens![5] А ты же был уверен, что Хейтон явится сюда освободить тебя. Как же так?
И он расхохотался, а за ним и Сэм.
— Это вполне вероятно, — сказал капитан Блад. — Вполне вероятно. Но полной уверенности у меня нет. Ничего нет абсолютно верного в этом неверном мире. Даже и то, что испанец заплатит вам эти восемьдесят тысяч реалов, то есть ту сумму, в которую он, как мне сообщили, оценил мою голову. Со мной ты можешь заключить более выгодную сделку, Каузак.
Он умолк, но его острый, наблюдательный взгляд успел уловить алчный блеск, мгновенно вспыхнувший в глазах француза; успел заметить он и хмуро сдвинутые брови второго бандита. Помолчав, он продолжал:
— Ты можешь заключить со мной такую сделку, которая вознаградит тебя за всё, что ты потерял у Маракайбо. Потому что за каждую тысячу реалов, обещанную адмиралом, я предлагаю тебе две.
Каузак онемел с открытым ртом, выпучив глаза.
— Сто шестьдесят тысяч? — ахнул он, не скрывая своего изумления.
Но огромный кулак Сэма обрушился на шаткий стол. Сэм грубо выбранился.
— Хватит! — загремел он. — Как я договорился, так и сделаю. А не сделаю, мне несдобровать… да и тебе, Каузак, тоже. Да неужто ты, Каузак, такая курица, что поверил этому беркуту? Ведь он заклюёт тебя, как только ты выпустишь его на свободу!
— Каузак знает, что я сдержу слово, — сказал Блад. — Мы с ним плавали вместе. Он знает, что моё слово ценится дороже золота даже испанцами.
— Ну и пусть. А для меня оно не имеет цены. — Сэм угрожающе приблизил к капитану Бладу своё скуластое злое лицо с тяжёлыми, набрякшими веками и низким, покатым лбом. — Я пообещался доставить тебя сегодня в полночь в целости и сохранности куда следует, а когда я берусь за дело, я его делаю. Понятно?
Капитан Блад посмотрел на него и, как это ни странно, широко улыбнулся.
— Ну ещё бы, — сказал он. — Ваше разъяснение не оставляет места для загадок.
И он действительно так думал. Ибо теперь для него стало ясно, что это именно Сэм вошёл в сделку с испанцами и не осмеливается нарушить договор, опасаясь за свою жизнь.
— Тем лучше для тебя, — заверил его Сэм. — И если не хочешь, чтобы тебе опять забили кляп в рот, так попридержи свой вонючий язык ещё часика три. Уразумел?
И он снова приблизил к лицу пленника свою скуластую физиономию и уставился на него с угрозой и насмешкой.
Да, капитан Блад уразумел всё. И, уразумев, перестал отчаянно цепляться за единственную соломинку, дававшую ему какой-то проблеск надежды. Он понимал, что должен сидеть здесь, беспомощный, прикрученный к стулу ремнями, и ждать, когда его передадут с рук на руки кому-то ещё, кто доставит его к дону Мигелю де Эспиноса.
О том, что произойдёт дальше, он старался не думать. Он знал чудовищную жестокость испанцев, и для него не составляло труда представить себе, как будет неистовствовать адмирал. Холодный пот прошиб его при одной мысли об этом. Неужто его феерическая, головокружительная карьера должна оборваться столь бесславно? Неужто ему, победителю, горделиво бороздившему воды Мэйна, суждено безвестно сгинуть, барахтаясь в грязной воде какого-нибудь трюма! Он не мог возлагать никаких надежд на поиски, уже сейчас, вероятно, предпринятые Хейтоном. Да, конечно, ребята перевернут вверх дном весь город — в этом он нисколько не сомневался. Но он не сомневался и в том, что, когда они доберутся сюда, будет уже слишком поздно. Они могут выследить этих двух предателей и жестоко отомстить им, но ему это уже не поможет.
- Предыдущая
- 26/55
- Следующая
